Неточные совпадения
На балы если вы едете, то именно для того, чтобы повертеть ногами и позевать в руку; а у нас соберется в одну хату толпа девушек совсем не для балу, с веретеном, с гребнями; и сначала будто и делом займутся: веретена шумят, льются песни, и каждая не подымет и глаз в сторону; но
только нагрянут в хату парубки с скрыпачом — подымется крик, затеется шаль, пойдут танцы и заведутся
такие штуки, что и рассказать нельзя.
Лишь бы слушали да читали, а у меня, пожалуй, — лень
только проклятая рыться, — наберется и на десять
таких книжек.
Приезжайте
только, приезжайте поскорей; а накормим
так, что будете рассказывать и встречному и поперечному.
Однако ж не седые усы и не важная поступь его заставляли это делать; стоило
только поднять глаза немного вверх, чтоб увидеть причину
такой почтительности: на возу сидела хорошенькая дочка с круглым личиком, с черными бровями, ровными дугами поднявшимися над светлыми карими глазами, с беспечно улыбавшимися розовыми губками, с повязанными на голове красными и синими лентами, которые, вместе с длинными косами и пучком полевых цветов, богатою короною покоились на ее очаровательной головке.
«Может быть, это и правда, что ты ничего не скажешь худого, — подумала про себя красавица, —
только мне чудно… верно, это лукавый! Сама, кажется, знаешь, что не годится
так… а силы недостает взять от него руку».
Вчера волостной писарь проходил поздно вечером,
только глядь — в слуховое окно выставилось свиное рыло и хрюкнуло
так, что у него мороз подрал по коже; того и жди, что опять покажется красная свитка!
Но приснись им… не хочется
только выговорить, что
такое, нечего и толковать об них.
Очнувшись, снял он со стены дедовскую нагайку и уже хотел было покропить ею спину бедного Петра, как откуда ни возьмись шестилетний брат Пидоркин, Ивась, прибежал и в испуге схватил ручонками его за ноги, закричав: «Тятя, тятя! не бей Петруся!» Что прикажешь делать? у отца сердце не каменное: повесивши нагайку на стену, вывел он его потихоньку из хаты: «Если ты мне когда-нибудь покажешься в хате или хоть
только под окнами, то слушай, Петро: ей-богу, пропадут черные усы, да и оселедец твой, вот уже он два раза обматывается около уха, не будь я Терентий Корж, если не распрощается с твоею макушей!» Сказавши это, дал он ему легонькою рукою стусана в затылок,
так что Петрусь, невзвидя земли, полетел стремглав.
А ведь и дела
только одного потребую за целую гору
таких цацек».
Румяна и бела собою была молодая жена;
только так страшно взглянула на свою падчерицу, что та вскрикнула, ее увидевши; и хоть бы слово во весь день сказала суровая мачеха.
—
Так бы, да не
так вышло: с того времени покою не было теще. Чуть
только ночь, мертвец и тащится. Сядет верхом на трубу, проклятый, и галушку держит в зубах. Днем все покойно, и слуху нет про него; а
только станет примеркать — погляди на крышу, уже и оседлал, собачий сын, трубу.
— Не поможет! не поможет, брат! Визжи себе хоть чертом, не
только бабою, меня не проведешь! — и толкнул его в темную комору
так, что бедный пленник застонал, упавши на пол, а сам в сопровождении десятского отправился в хату писаря, и вслед за ними, как пароход, задымился винокур.
Кинули жребий — и одна девушка вышла из толпы. Левко принялся разглядывать ее. Лицо, платье — все на ней
такое же, как и на других. Заметно
только было, что она неохотно играла эту роль. Толпа вытянулась вереницею и быстро перебегала от нападений хищного врага.
И чрез несколько минут все уже уснуло на селе; один
только месяц
так же блистательно и чудно плыл в необъятных пустынях роскошного украинского неба.
Только заране прошу вас, господа, не сбивайте с толку; а то
такой кисель выйдет, что совестно будет и в рот взять.
Теперь
только разглядел он, что возле огня сидели люди, и
такие смазливые рожи, что в другое время бог знает чего бы не дал, лишь бы ускользнуть от этого знакомства.
И на эту речь хоть бы слово;
только одна рожа сунула горячую головню прямехонько деду в лоб
так, что если бы он немного не посторонился, то, статься может, распрощался бы навеки с одним глазом.
Вот и карты розданы. Взял дед свои в руки — смотреть не хочется,
такая дрянь: хоть бы на смех один козырь. Из масти десятка самая старшая, пар даже нет; а ведьма все подваливает пятериками. Пришлось остаться дурнем!
Только что дед успел остаться дурнем, как со всех сторон заржали, залаяли, захрюкали морды: «Дурень! дурень! дурень!»
К счастью еще, что у ведьмы была плохая масть; у деда, как нарочно, на ту пору пары. Стал набирать карты из колоды,
только мочи нет: дрянь
такая лезет, что дед и руки опустил. В колоде ни одной карты. Пошел уже
так, не глядя, простою шестеркою; ведьма приняла. «Вот тебе на! это что? Э-э, верно, что-нибудь да не
так!» Вот дед карты потихоньку под стол — и перекрестил: глядь — у него на руках туз, король, валет козырей; а он вместо шестерки спустил кралю.
И, видно, уже в наказание, что не спохватился тотчас после того освятить хату, бабе ровно через каждый год, и именно в то самое время, делалось
такое диво, что танцуется, бывало, да и
только.
А ведьма между тем поднялась
так высоко, что одним
только черным пятнышком мелькала вверху.
Но зато сзади он был настоящий губернский стряпчий в мундире, потому что у него висел хвост,
такой острый и длинный, как теперешние мундирные фалды;
только разве по козлиной бороде под мордой, по небольшим рожкам, торчавшим на голове, и что весь был не белее трубочиста, можно было догадаться, что он не немец и не губернский стряпчий, а просто черт, которому последняя ночь осталась шататься по белому свету и выучивать грехам добрых людей.
Таким-то образом, как
только черт спрятал в карман свой месяц, вдруг по всему миру сделалось
так темно, что не всякий бы нашел дорогу к шинку, не
только к дьяку.
—
Так ты, кум, еще не был у дьяка в новой хате? — говорил козак Чуб, выходя из дверей своей избы, сухощавому, высокому, в коротком тулупе, мужику с обросшею бородою, показывавшею, что уже более двух недель не прикасался к ней обломок косы, которым обыкновенно мужики бреют свою бороду за неимением бритвы. — Там теперь будет добрая попойка! — продолжал Чуб, осклабив при этом свое лицо. — Как бы
только нам не опоздать.
«Чего мне больше ждать? — говорил сам с собою кузнец. — Она издевается надо мною. Ей я столько же дорог, как перержавевшая подкова. Но если ж
так, не достанется, по крайней мере, другому посмеяться надо мною. Пусть
только я наверное замечу, кто ей нравится более моего; я отучу…»
Чудно блещет месяц! Трудно рассказать, как хорошо потолкаться в
такую ночь между кучею хохочущих и поющих девушек и между парубками, готовыми на все шутки и выдумки, какие может
только внушить весело смеющаяся ночь. Под плотным кожухом тепло; от мороза еще живее горят щеки; а на шалости сам лукавый подталкивает сзади.
— И, восхищенный
таким своим замечанием, Чуб засмеялся, внутренно торжествуя, что он один
только пользуется благосклонностью Солохи.
Только что он успел это подумать, Пацюк разинул рот, поглядел на вареники и еще сильнее разинул рот. В это время вареник выплеснул из миски, шлепнул в сметану, перевернулся на другую сторону, подскочил вверх и как раз попал ему в рот. Пацюк съел и снова разинул рот, и вареник
таким же порядком отправился снова. На себя
только принимал он труд жевать и проглатывать.
Однако ж черт, сидевший в мешке и заранее уже радовавшийся, не мог вытерпеть, чтобы ушла из рук его
такая славная добыча. Как
только кузнец опустил мешок, он выскочил из него и сел верхом ему на шею.
— Оно бы и я
так думал, чтобы в шинок; но ведь проклятая жидовка не поверит, подумает еще, что где-нибудь украли; к тому же я
только что из шинка. — Мы отнесем его в мою хату. Нам никто не помешает: жинки нет дома.
Так же как и ее муж, она почти никогда не сидела дома и почти весь день пресмыкалась у кумушек и зажиточных старух, хвалила и ела с большим аппетитом и дралась
только по утрам с своим мужем, потому что в это
только время и видела его иногда.
— Вот это хорошо! — сказала она с
таким видом, в котором заметна была радость ястреба. — Это хорошо, что наколядовали столько! Вот
так всегда делают добрые люди;
только нет, я думаю, где-нибудь подцепили. Покажите мне сейчас, слышите, покажите сей же час мешок ваш!
Тут осмелился и кузнец поднять голову и увидел стоявшую перед собою небольшого роста женщину, несколько даже дородную, напудренную, с голубыми глазами, и вместе с тем величественно улыбающимся видом, который
так умел покорять себе все и мог
только принадлежать одной царствующей женщине.
— Мы не чернецы, — продолжал запорожец, — а люди грешные. Падки, как и все честное христианство, до скоромного. Есть у нас не мало
таких, которые имеют жен,
только не живут с ними на Сечи. Есть
такие, что имеют жен в Польше; есть
такие, что имеют жен в Украине; есть
такие, что имеют жен и в Турещине.
Обрадованный
таким благосклонным вниманием, кузнец уже хотел было расспросить хорошенько царицу о всем: правда ли, что цари едят один
только мед да сало, и тому подобное; но, почувствовав, что запорожцы толкают его под бока, решился замолчать; и когда государыня, обратившись к старикам, начала расспрашивать, как у них живут на Сечи, какие обычаи водятся, — он, отошедши назад, нагнулся к карману, сказал тихо: «Выноси меня отсюда скорее!» — и вдруг очутился за шлагбаумом.
Это, однако ж, не все: на стене сбоку, как войдешь в церковь, намалевал Вакула черта в аду,
такого гадкого, что все плевали, когда проходили мимо; а бабы, как
только расплакивалось у них на руках дитя, подносили его к картине и говорили: «Он бачь, яка кака намалевана!» — и дитя, удерживая слезенки, косилось на картину и жалось к груди своей матери.
— Да, сны много говорят правды. Однако ж знаешь ли ты, что за горою не
так спокойно? Чуть ли не ляхи стали выглядывать снова. Мне Горобець прислал сказать, чтобы я не спал. Напрасно
только он заботится; я и без того не сплю. Хлопцы мои в эту ночь срубили двенадцать засеков. Посполитство [Посполитство — польские и литовские паны.] будем угощать свинцовыми сливами, а шляхтичи потанцуют и от батогов.
Может быть, он уже и кается перед смертным часом,
только не
такие грехи его, чтобы бог простил ему.
— Выпустил, правда твоя; но выпустил черт. Погляди, вместо него бревно заковано в железо. Сделал же Бог
так, что черт не боится козачьих лап! Если бы
только думу об этом держал в голове хоть один из моих козаков и я бы узнал… я бы и казни ему не нашел!
Ты хочешь, баба, сделаться молодою — это совсем нетрудно: нужно танцевать
только; гляди, как я танцую…» И, проговорив
такие несвязные речи, уже неслась Катерина, безумно поглядывая на все стороны и упираясь руками в боки.
И все мертвецы вскочили в пропасть, подхватили мертвеца и вонзили в него свои зубы. Еще один, всех выше, всех страшнее, хотел подняться из земли; но не мог, не в силах был этого сделать,
так велик вырос он в земле; а если бы поднялся, то опрокинул бы и Карпат, и Седмиградскую и Турецкую землю; немного
только подвинулся он, и пошло от того трясение по всей земле. И много поопрокидывалось везде хат. И много задавило народу.
Иван Федорович
так был занят рассматриванием этого, что очнулся тогда
только, когда пегая собака укусила слазившего с козел жида за икру.
Правда, он всего
только полгода как переехал к нам жить; в
такое время человека не узнаешь.
Старушка смотрела пристально на Ивана Федоровича или, может быть,
только казалась смотревшею. Впрочем, это была совершенная доброта. Казалось, она
так и хотела спросить Ивана Федоровича: сколько вы на зиму насоливаете огурцов?
Но Иван Иванович, показывая вид, будто это совершенно относилось не к нему, продолжал
так же, но
только гораздо тише.
Как
только встал он поутру, тотчас обратился к гадательной книге, в конце которой один добродетельный книгопродавец, по своей редкой доброте и бескорыстию, поместил сокращенный снотолкователь. Но там совершенно не было ничего, даже хотя немного похожего на
такой бессвязный сон.
Я был тогда малый подвижной. Старость проклятая! теперь уже не пойду
так; вместо всех выкрутасов ноги
только спотыкаются. Долго глядел дед на нас, сидя с чумаками. Я замечаю, что у него ноги не постоят на месте:
так, как будто их что-нибудь дергает.
Схватил скорее котел и давай бежать, сколько доставало духу;
только слышит, что сзади что-то
так и чешет прутьями по ногам… «Ай, ай, ай!» — покрикивал
только дед, ударив во всю мочь; и как добежал до попова огорода, тогда
только перевел немного дух.