Неточные совпадения
Однако ж, несмотря на это, неутомимый язык ее трещал и болтался во рту до тех
пор, пока
не приехали они в пригородье к старому знакомому и куму, козаку Цыбуле.
— Ну, так: ему если пьяница да бродяга, так и его масти. Бьюсь об заклад, если это
не тот самый сорванец, который увязался за нами на мосту. Жаль, что до сих
пор он
не попадется мне: я бы дала ему знать.
Пана обокрал на дороге какой-то цыган и продал свитку перекупке; та привезла ее снова на Сорочинскую ярмарку, но с тех
пор уже никто ничего
не стал покупать у ней.
Люди с тех
пор открещиваются от того места, и вот уже будет лет с десяток, как
не было на нем ярмарки.
Тетка покойного деда немного изумилась, увидевши Петруся в шинке, да еще в такую
пору, когда добрый человек идет к заутрене, и выпучила на него глаза, как будто спросонья, когда потребовал он кухоль сивухи мало
не с полведра.
Я думаю, куры так
не дожидаются той
поры, когда баба вынесет им хлебных зерен, как дожидался Петрусь вечера.
Тут он отворотился, насунул набекрень свою шапку и гордо отошел от окошка, тихо перебирая струны бандуры. Деревянная ручка у двери в это время завертелась: дверь распахнулась со скрыпом, и девушка на
поре семнадцатой весны, обвитая сумерками, робко оглядываясь и
не выпуская деревянной ручки, переступила через порог. В полуясном мраке горели приветно, будто звездочки, ясные очи; блистало красное коралловое монисто, и от орлиных очей парубка
не могла укрыться даже краска, стыдливо вспыхнувшая на щеках ее.
— Знаешь ли, что я думаю? — прервала девушка, задумчиво уставив в него свои очи. — Мне все что-то будто на ухо шепчет, что вперед нам
не видаться так часто. Недобрые у вас люди: девушки все глядят так завистливо, а парубки… Я примечаю даже, что мать моя с недавней
поры стала суровее приглядывать за мною. Признаюсь, мне веселее у чужих было.
С этого берега кинулась панночка в воду, и с той
поры не стало ее на свете…
Рассказывают еще, что панночка собирает всякую ночь утопленниц и заглядывает поодиночке каждой в лицо, стараясь узнать, которая из них ведьма; но до сих
пор не узнала.
— Что вы, братцы! — говорил винокур. — Слава богу, волосы у вас чуть
не в снегу, а до сих
пор ума
не нажили: от простого огня ведьма
не загорится! Только огонь из люльки может зажечь оборотня. Постойте, я сейчас все улажу!
В те
поры шинки были
не то, что теперь.
К счастью еще, что у ведьмы была плохая масть; у деда, как нарочно, на ту
пору пары. Стал набирать карты из колоды, только мочи нет: дрянь такая лезет, что дед и руки опустил. В колоде ни одной карты. Пошел уже так,
не глядя, простою шестеркою; ведьма приняла. «Вот тебе на! это что? Э-э, верно, что-нибудь да
не так!» Вот дед карты потихоньку под стол — и перекрестил: глядь — у него на руках туз, король, валет козырей; а он вместо шестерки спустил кралю.
— Видишь, какой ты! Только отец мой сам
не промах. Увидишь, когда он
не женится на твоей матери, — проговорила, лукаво усмехнувшись, Оксана. — Однако ж дивчата
не приходят… Что б это значило? Давно уже
пора колядовать. Мне становится скучно.
— Смейся, смейся! — говорил кузнец, выходя вслед за ними. — Я сам смеюсь над собою! Думаю, и
не могу вздумать, куда девался ум мой. Она меня
не любит, — ну, бог с ней! будто только на всем свете одна Оксана. Слава богу, дивчат много хороших и без нее на селе. Да что Оксана? с нее никогда
не будет доброй хозяйки; она только мастерица рядиться. Нет, полно,
пора перестать дурачиться.
Как вкопанный стоял кузнец на одном месте. «Нет,
не могу; нет сил больше… — произнес он наконец. — Но боже ты мой, отчего она так чертовски хороша? Ее взгляд, и речи, и все, ну вот так и жжет, так и жжет… Нет, невмочь уже пересилить себя!
Пора положить конец всему: пропадай душа, пойду утоплюсь в пролубе, и поминай как звали!»
— Светлейший обещал меня познакомить сегодня с моим народом, которого я до сих
пор еще
не видала, — говорила дама с голубыми глазами, рассматривая с любопытством запорожцев. — Хорошо ли вас здесь содержат? — продолжала она, подходя ближе.
— По чести скажу вам: я до сих
пор без памяти от вашего «Бригадира». Вы удивительно хорошо читаете! Однако ж, — продолжала государыня, обращаясь снова к запорожцам, — я слышала, что на Сечи у вас никогда
не женятся.
— Сидит у меня на шее твой отец! я до сих
пор разгадать его
не могу.
— Это тесть! — проговорил пан Данило, разглядывая его из-за куста. — Зачем и куда ему идти в эту
пору? Стецько!
не зевай, смотри в оба глаза, куда возьмет дорогу пан отец. — Человек в красном жупане сошел на самый берег и поворотил к выдавшемуся мысу. — А! вот куда! — сказал пан Данило. — Что, Стецько, ведь он как раз потащился к колдуну в дупло.
— Мне нет от него покоя! Вот уже десять дней я у вас в Киеве; а горя ни капли
не убавилось. Думала, буду хоть в тишине растить на месть сына… Страшен, страшен привиделся он мне во сне! Боже сохрани и вам увидеть его! Сердце мое до сих
пор бьется. «Я зарублю твое дитя, Катерина, — кричал он, — если
не выйдешь за меня замуж!..» — и, зарыдав, кинулась она к колыбели, а испуганное дитя протянуло ручонки и кричало.
Что ж нейдет отец мой? разве он
не знает, что
пора заколоть его?
Дорога та самая;
пора бы ему уже давно показаться, но Канева
не видно.
Иван Федорович, хотя и держался справедливости, но на эту
пору был голоден и
не мог противиться обольщению: взял блин, поставил перед собою книгу и начал есть.
В непродолжительном времени об Иване Федоровиче везде пошли речи как о великом хозяине. Тетушка
не могла нарадоваться своим племянником и никогда
не упускала случая им похвастаться. В один день, — это было уже по окончании жатвы, и именно в конце июля, — Василиса Кашпоровна, взявши Ивана Федоровича с таинственным видом за руку, сказала, что она теперь хочет поговорить с ним о деле, которое с давних
пор уже ее занимает.
В обеденную
пору Иван Федорович въехал в село Хортыще и немного оробел, когда стал приближаться к господскому дому. Дом этот был длинный и
не под очеретяною, как у многих окружных помещиков, но под деревянною крышею. Два амбара в дворе тоже под деревянною крышею; ворота дубовые. Иван Федорович похож был на того франта, который, заехав на бал, видит всех, куда ни оглянется, одетых щеголеватее его. Из почтения он остановил свой возок возле амбара и подошел пешком к крыльцу.
Всего мне было лет одиннадцать; так нет же,
не одиннадцать: я помню как теперь, когда раз побежал было на четвереньках и стал лаять по-собачьи, батько закричал на меня, покачав головою: «Эй, Фома, Фома! тебя женить
пора, а ты дуреешь, как молодой лошак!» Дед был еще тогда жив и на ноги — пусть ему легко икнется на том свете — довольно крепок.