Неточные совпадения
Это все равно
как, случается, иногда зайдешь в покои великого
пана: все обступят тебя и пойдут дурачить.
— А
как он одет,
пан писарь?
— Что и говорить! Это всякий уже знает,
пан голова. Все знают,
как ты выслужил царскую ласку. Признайся теперь, моя правда вышла: хватил немного на душу греха, сказавши, что поймал этого сорванца в вывороченном тулупе?
— Что за пропасть! в руках наших был,
пан голова! — отвечали десятские. — В переулке окружили проклятые хлопцы, стали танцевать, дергать, высовывать языки, вырывать из рук… черт с вами!.. И
как мы попали на эту ворону вместо его, Бог один знает!
— Помилуй,
пан голова! — закричали некоторые, кланяясь в ноги. — Увидел бы ты,
какие хари: убей бог нас, и родились и крестились — не видали таких мерзких рож. Долго ли до греха,
пан голова, перепугают доброго человека так, что после ни одна баба не возьмется вылить переполоху.
— Слышите ли? — говорил голова с важною осанкою, оборотившись к своим сопутникам, — комиссар сам своею особою приедет к нашему брату, то есть ко мне, на обед! О! — Тут голова поднял палец вверх и голову привел в такое положение,
как будто бы она прислушивалась к чему-нибудь. — Комиссар, слышите ли, комиссар приедет ко мне обедать!
Как думаешь,
пан писарь, и ты, сват, это не совсем пустая честь! Не правда ли?
— Не всякий голова голове чета! — произнес с самодовольным видом голова. Рот его покривился, и что-то вроде тяжелого, хриплого смеха, похожего более на гудение отдаленного грома, зазвучало в его устах. —
Как думаешь,
пан писарь, нужно бы для именитого гостя дать приказ, чтобы с каждой хаты принесли хоть по цыпленку, ну, полотна, еще кое-чего… А?
Как им петь,
как говорить про лихие дела:
пан их Данило призадумался, и рукав кармазинного [Кармазинный — красного сукна.] жупана опустился из дуба и черпает воду; пани их Катерина тихо колышет дитя и не сводит с него очей, а на незастланную полотном нарядную сукню серою пылью валится вода.
Слушай,
пан Данило,
как страшно говорят: что будто ему все чудилось, что все смеются над ним.
Глядя на них,
пан Данило
как будто по значкам припоминал свои схватки.
— Я готов, — сказал
пан Данило, бойко перекрестивши воздух саблею,
как будто знал, на что ее выточил.
Выстрелил
пан Данило — не попал. Нацелился отец… Он стар; он видит не так зорко,
как молодой, однако ж не дрожит его рука. Выстрел загремел… Пошатнулся
пан Данило. Алая кровь выкрасила левый рукав козацкого жупана.
— Это тесть! — проговорил
пан Данило, разглядывая его из-за куста. — Зачем и куда ему идти в эту пору? Стецько! не зевай, смотри в оба глаза, куда возьмет дорогу
пан отец. — Человек в красном жупане сошел на самый берег и поворотил к выдавшемуся мысу. — А! вот куда! — сказал
пан Данило. — Что, Стецько, ведь он
как раз потащился к колдуну в дупло.
Уже мелькнули
пан Данило и его верный хлопец на выдавшемся берегу. Вот уже их и не видно. Непробудный лес, окружавший замок, спрятал их. Верхнее окошко тихо засветилось. Внизу стоят козаки и думают,
как бы влезть им. Ни ворот, ни дверей не видно. Со двора, верно, есть ход; но
как войти туда? Издали слышно,
как гремят цепи и бегают собаки.
Пан Данило стал вглядываться и не заметил уже на нем красного жупана; вместо того показались на нем широкие шаровары,
какие носят турки; за поясом пистолеты; на голове какая-то чудная шапка, исписанная вся не русскою и не польскою грамотою.
Звуки стали сильнее и гуще, тонкий розовый свет становился ярче, и что-то белое,
как будто облако, веяло посреди хаты; и чудится
пану Даниле, что облако то не облако, что то стоит женщина; только из чего она: из воздуха, что ли, выткана?
В глубоком подвале у
пана Данила, за тремя замками, сидит колдун, закованный в железные цепи; а подале над Днепром горит бесовский его замок, и алые,
как кровь, волны хлебещут и толпятся вокруг старинных стен.
— Чего-то грустно мне, жена моя! — сказал
пан Данило. — И голова болит у меня, и сердце болит. Как-то тяжело мне! Видно, где-то недалеко уже ходит смерть моя.
И,
как вихорь, поворотил
пан Данило назад, и шапка с красным верхом мелькает уже возле хат, и редеет вокруг его толпа.
Митя заметил было сгоряча, что не говорил, что наверно отдаст завтра в городе, но пан Врублевский подтвердил показание, да и сам Митя, подумав с минуту, нахмуренно согласился, что, должно быть, так и было,
как паны говорят, что он был тогда разгорячен, а потому действительно мог так сказать.
Неточные совпадения
Легко было немке справиться с беспутною Клемантинкою, но несравненно труднее было обезоружить польскую интригу, тем более что она действовала невидимыми подземными путями. После разгрома Клемантинкинова
паны Кшепшицюльский и Пшекшицюльский грустно возвращались по домам и громко сетовали на неспособность русского народа, который даже для подобного случая ни одной талантливой личности не сумел из себя выработать,
как внимание их было развлечено одним, по-видимому, ничтожным происшествием.
Среди этой общей тревоги об шельме Анельке совсем позабыли. Видя, что дело ее не выгорело, она под шумок снова переехала в свой заезжий дом,
как будто за ней никаких пакостей и не водилось, а
паны Кшепшицюльский и Пшекшицюльский завели кондитерскую и стали торговать в ней печатными пряниками. Оставалась одна Толстопятая Дунька, но с нею совладать было решительно невозможно.
— И на что бы так много! — горестно сказал побледневший жид, развязывая кожаный мешок свой; но он счастлив был, что в его кошельке не было более и что гайдук далее ста не умел считать. —
Пан,
пан! уйдем скорее! Видите,
какой тут нехороший народ! — сказал Янкель, заметивши, что гайдук перебирал на руке деньги,
как бы жалея о том, что не запросил более.
— Пусть
пан только молчит и никому не говорит: между козацкими возами есть один мой воз; я везу всякий нужный запас для козаков и по дороге буду доставлять всякий провиант по такой дешевой цене, по
какой еще ни один жид не продавал. Ей-богу, так; ей-богу, так.
— Потому что лучше, потому и надел… И сам разъезжает, и другие разъезжают; и он учит, и его учат.
Как наибогатейший польский
пан!