Неточные совпадения
— Ладно. Про медведя молчи, а я скажу им, что мы
в субботу на лосей
едем, а у меня
в Домшине берлоги обложены.
Мы долго
ехали на прекрасной тройке во время вьюги, потом
в какой-то деревушке, не помню уж названия, оставили тройку, и мужик на розвальнях еще верст двенадцать по глухому бору тащил нас до лесной сторожки, где мы и выспались, а утром, позавтракав, пошли. Дядя мне дал свой штуцер, из которого я стрелял не раз
в цель.
Но зато ни один триумфатор не испытывал того, что ощущал я, когда
ехал городом, сидя на санях вдвоем с громадным зверем и Китаевым на козлах. Около гимназии меня окружили товарищи, расспросам конца не было, и потом как я гордился, когда на меня указывали и говорили: «Медведя убил!» А учитель истории Н.Я. Соболев на другой день, войдя
в класс, сказал, обращаясь ко мне...
Разудалый Петля уговорил его «веселья для ради»
поехать в Рыбну покрючничать — «все на народе», — а на зиму и
в скит можно.
Пошли. Отец заставил меня снять кобылку. Я запрятал ее под диван и вышел
в одной рубахе.
В магазине готового платья купил поддевку, но отцу я заплатить не позволил — у меня было около ста рублей денег. Закусив, мы
поехали на пароход «Велизарий», который уже дал первый свисток. За полчаса перед тем ушел «Самолет».
После, уже
в Ярославле, при расставании с отцом, когда дело поступления
в полк было улажено, а он
поехал в Вологду за моими бумагами, я отдал ему оригинал моего стихотворения «Бурлаки», написанного на «Велизарии».
И радовался, что не надел каску, которую мне совали пожарные,
поехал в своей шапке… А то, что бы я делал с каской и без шапки? Утром проснулся весь черный, с ободранной рукой, с волосами, полными сажи. Насилу отмылся, а глаза еще были воспалены. Заработанный мной за службу
в пожарных широкий ременный пояс служил мне много лет. Ах, какой был прочный ременный пояс с широкой медной пряжкой! Как он мне после пригодился, особенно
в задонских степях табунных.
И рассказал мне, что тогда осенью, когда я уехал из Рыбинска, они с Костыгой устроили-таки побег Репке за большие деньги из острога, а потом все втроем убежали
в пошехонские леса,
в поморские скиты, где Костыга остался доживать свой век, а Улан и Репка
поехали на Черемшан Репкину поклажу искать.
Я поселился
в слободе, у Орлова. Большая хата на пустыре, пол земляной, кошмы для постелей. Лушка, толстая немая баба, кухарка и калмык Доржа.
Еды всякой вволю: и баранина, и рыба разная, обед и ужин горячие. К хате пристроен большой чулан, а
в нем всякая всячина съестная: и мука, и масло, и бочка с соленой промысловой осетриной, вся залитая доверху тузлуком,
в который я как-то, споткнувшись
в темноте, попал обеими руками до плеч, и мой новый зипун с месяц рыбищей соленой разил.
А там шумный Ростов.
В цирке суета — ведут лошадей на вокзал, цирк
едет в Воронеж. Аким Никитин сломал руку, меня с радостью принимают… Из Воронежа
едем в Саратов на зимний сезон.
В Тамбове я случайно опаздываю на поезд — ждать следующего дня — и опять новая жизнь!
Окончился сезон. Мне опять захотелось простора и разгула. Я имел приглашение на летний сезон
в Минск и Смоленск, а тут подвернулся старый знакомый, казак Боков, с которым я познакомился еще во время циркового сезона, и предложил мне
ехать к нему на Дон, под Таганрог. Оттуда мы
поехали в Кабарду покупать для его коневодства производителей.
После обеда мы дружески расстались, мои молодые товарищи наняли лошадей и
поехали в Тифлис, а я гулял по станции, по берегу Терека, пока, наконец, увидал высоко на горе поднимающуюся пыль и пошел навстречу своему эшелону.
Окрыленный,
еду на Московскую улицу,
в магазин купца Баренцева, содержателя, кроме того, лучшей гостиницы, где я часто играл на бильярде.
Это меня обидело. Я вышел, сел на Ивана Никитина,
поехал завтракать
в ресторан Кошелева. Отпустил лихача и вошел.
В зале встречаю нашего буфетчика Румеля, рассказываю ему о бенефисе, и он прямо тащит меня к своему столу, за которым сидит высокий, могучий человек с большой русой бородой: фигура такая, что прямо нормандского викинга пиши.
Окончив благополучно сезон, мы
поехали втроем
в Пензу: Далматов и Свободина
в купе первого класса, а я один
в третьем, без всякого багажа, потому что единственный чемодан пошел вместе с далматовским багажом.
— Так завтра, значит, ты
едешь в Париж… Посмотри, там нет ли хороших балерин… Тебе приказ написан, все подробно. Деньги у Сергея Иваныча. На телеграммы денег не жалей…
— Сегодня к двенадцати князь [Князь
В.А. Долгоруков, московский генерал-губернатор] вызывает, купцы нажаловались, беда будет, а ты приходи
в четыре часа к Тестову, я от князя прямо туда.
Ехать боюсь!
— Вчера мне исправник Афанасьев дал. Был я у него
в уездном полицейском управлении, а он мне его по секрету и дал. Тут за несколько лет собраны протоколы и вся переписка о разбойнике Чуркине. Я буду о нем роман писать. Тут все его похождения, а ты съезди
в Гуслицы и сделай описание местности, где он орудовал. Разузнай, где он бывал, подробнее собери сведения. Я тебе к становому карточку от исправника дам, к нему и
поедешь.
— Карточку, пожалуй, я исправничью на всякий случай возьму, а к становому не
поеду, у меня приятель
в Ильинском погосте есть, трактирщик, на охоту езжал с ним.
Тут уж было не до Чуркина. Я
поехал прямо на поезде
в Егорьевск, решив вернуться
в Гуслицы при первом свободном дне.
На мой вопрос, к кому мы
едем, Гаршин мне ответил, что гостит он у знакомых, что мы
поедем к нему
в садовую беседку, выкупаемся
в пруде, и никто нас беспокоить не будет.
Мы
поехали к парку, обнесенному не то рвом, не то изгородью, не помню сейчас. Остановились, отпустили лошадей, перебрались через ров и очутились
в роскошном вековом парке у огромного пруда. Тишина и безлюдье.
Никогда я не писал так азартно, как
в это лето на пароходе. Из меня, простите за выражение, перли стихи. И ничего удивительного:
еду в первый раз
в жизни
в первом классе по тем местам, где разбойничали и тянули лямку мои друзья Репка и Костыга, где мы с Орловым выгребали
в камышах… где… Довольно.
В конце концов я рад был, что
ехал один, а не с труппой.
Неточные совпадения
Городничий (
в сторону).Прошу посмотреть, какие пули отливает! и старика отца приплел! (Вслух.)И на долгое время изволите
ехать?
Городничий (хватаясь за голову).Ах, боже мой, боже мой! Ступай скорее на улицу, или нет — беги прежде
в комнату, слышь! и принеси оттуда шпагу и новую шляпу. Ну, Петр Иванович,
поедем!
Бобчинский. Я прошу вас покорнейше, как
поедете в Петербург, скажите всем там вельможам разным: сенаторам и адмиралам, что вот, ваше сиятельство или превосходительство, живет
в таком-то городе Петр Иванович Бобчинскнй. Так и скажите: живет Петр Иванович Бобчпиский.
Добчинский. Молодой, молодой человек; лет двадцати трех; а говорит совсем так, как старик: «Извольте, говорит, я
поеду и туда, и туда…» (размахивает руками),так это все славно. «Я, говорит, и написать и почитать люблю, но мешает, что
в комнате, говорит, немножко темно».
Добчинский. Он! и денег не платит и не
едет. Кому же б быть, как не ему? И подорожная прописана
в Саратов.