Неточные совпадения
— Мне очень приятно, — сказала Глафира Львовна, прищуривая немного глаза и с некоторой ужимкой, когда-то ей удававшейся. — Наш Миша так давно нуждается в хорошем наставнике; мы, право, не
знаем,
как благодарить Семена Иваныча, что он доставил нам ваше знакомство. Прошу
вас быть без церемонии; не угодно ли
вам сесть?
— Да помилуйте, — отвечал Круциферский, у которого мало-помалу негодование победило сознание нелепого своего положения, — что же я сделал? Я люблю Любовь Александровну (ее звали Александровной, вероятно, потому, что отца звали Алексеем, а камердинера, мужа ее матери, Аксёном) и осмелился высказать это. Мне самому казалось, что я никогда не скажу ни слова о моей любви, — я не
знаю,
как это случилось; но что же
вы находите преступного? Почему
вы думаете, что мои намерения порочны?
— Студент, неизлечимый студент! Ну,
как живете
вы здесь месяцы и не
знаете, что из окна видно. Ох, молодость!.. Ну, дайте-ка вашу руку пощупать.
— Он с малых лет был
как брошенный; отец его умер, кажется, в тот год, в который он родился; мать —
вы знаете,
какого происхождения; притом женщина пустая, экзальте, да и гувернер им попался преразвращенный, никому не умел оказывать должного».
— Конечно-с, сомнения нет. Признаюсь, дорого дал бы я, чтоб
вы его увидели: тогда бы тотчас
узнали, в чем дело. Я вчера после обеда прогуливался, — Семен Иванович для здоровья приказывает, — прошел так раза два мимо гостиницы; вдруг выходит в сени молодой человек, — я так и думал, что это он, спросил полового, говорит: «Это — камердинер». Одет,
как наш брат, нельзя
узнать, что человек… Ах, боже мой, да у вашего подъезда остановилась карета!
— Маменька,
знаете, что мне в голову пришло? Ведь дядюшка-то был прав, советуя мне идти по медицинской части.
Как вы думаете, не заняться ли мне медициной?
Вот моя хлеб-соль на дорогу; а то, я
знаю,
вы к хозяйству люди не приобыкшие, где
вам ладить с вольными людьми; да и вольный человек у нас бестия,
знает, что с ним ничего, что возьмет паспорт, да,
как барин
какой, и пойдет по передним искать другого места.
— Удалось сорвать банк, так и похваливает игру; мало ли чудес бывает на свете;
вы исключенье — очень рад; да это ничего не доказывает; два года тому назад у нашего портного — да
вы знаете его: портной Панкратов, на Московской улице, — у него ребенок упал из окна второго этажа на мостовую;
как, кажется, не расшибиться? Хоть бы что-нибудь! Разумеется, синие пятна, царапины — больше ничего. Ну, извольте выбросить другого ребенка. Да и тут еще вышла вещь плохая, ребенок-то чахнет.
— Почему
знать, — отвечала Круциферская, — может быть, возле
вас прошли незамеченными другие пары; любовь истинная вовсе не интересуется выказываться; да и искали ли
вы, и
как искали?
— Не
знаю цели, — заметил Круциферский, — с которой
вы сказали последнее замечание, но оно сильно отозвалось в моем сердце; оно навело меня на одну из безотвязных и очень скорбных мыслей, таких, которых присутствие в душе достаточно, чтоб отравить минуту самого пылкого восторга. Подчас мне становится страшно мое счастие; я,
как обладатель огромных богатств, начинаю трепетать перед будущим.
Как бы…
— Не
знаю, матушка, мне ли в мои лета и при тяжких болезнях моих (при этом она глубоко вздохнула) заниматься, кто куда ходит, своей кручины довольно… Пред
вами,
как перед богом, не хочу таить: Якиша-то опять зашалил — в гроб меня сведет… — Тут она заплакала.
—
Узнать можно, — отвечала Круциферская, не сводя глаз с портрета. —
Как это
вы его давно не принесли!
Вы, верно,
знаете, что в Москве всякое утро выходит толпа работников, поденщиков и наемных людей на вольное место; одних берут, и они идут работать, другие, долго ждавши, с понурыми головами плетутся домой, а всего чаще в кабак; точно так и во всех делах человеческих; кандидатов на все довольно — занадобится истории, она берет их; нет — их дело,
как промаячить жизнь.
— „И я думала об
вас… прощайте, Вольдемар…“ Я сама не
знаю,
как у меня сорвались эти слова; я никогда его так не называла, но мне казалось, что я не могу его иначе назвать.
Вы ее любите, уважаете, но
вы ее совсем не
знаете, так точно,
как не
знаете меня.
— Да
как, чай,
вам не
знать, ха, ха, ха! — заметил развязный советник. — Уж
вы, молодые люди,
знаете всех хорошеньких.
Неточные совпадения
Купцы. Так уж сделайте такую милость, ваше сиятельство. Если уже
вы, то есть, не поможете в нашей просьбе, то уж не
знаем,
как и быть: просто хоть в петлю полезай.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул!
какого туману напустил! разбери кто хочет! Не
знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если
вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не
знаю, однако ж, зачем
вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня
вы не смеете высечь, до этого
вам далеко… Вот еще! смотри ты
какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
Городничий (запальчиво).
Как ни се ни то?
Как вы смеете назвать его ни тем ни сем, да еще и черт
знает чем? Я
вас под арест…
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит с укоризной Бобчинскому.)Уж и
вы! не нашли другого места упасть! И растянулся,
как черт
знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)