Неточные совпадения
Рассудочные теории приучили людей до такой степени к анатомическому способу, что только неподвижное, мертвое, т. е. не истинное, они считают за истину, заставляют
мысль оледениться, застыть в каком-нибудь одностороннем
определении, полагая, что в этом омертвелом состоянии легче разобрать ее.
Эти застылые
мысли составляют массу аксиом и теорем, которая вперед идет, когда приступают к философии; с их помощию составляются готовые понятия,
определения, бог весть на чем основанные, без всякой связи между собою.
Из этого ясно можно было понять — однако не поняли, — что для новой
мысли определения классики, романтики не свойственны, не существенны, что она ни то, ни другое или, лучше, и то и другое, но не как механическая смесь, а как химический продукт, уничтоживший в себе свойства составных частей, как результат уничтожает причины, одействотворяя их, как силлогизм уничтожает в себе посылки.
Т. 1. С. 225.]. «Философия рассматривает, следовательно, абсолютное, во-первых, как логическую идею, идею, как она существует в мысли, как ее содержанием являются сами
определения мысли.
Неточные совпадения
— Право, не знаю, как вам ответить на это, мой милый князь, — тонко усмехнулся Версилов. — Если я признаюсь вам, что и сам не умею ответить, то это будет вернее. Великая
мысль — это чаще всего чувство, которое слишком иногда подолгу остается без
определения. Знаю только, что это всегда было то, из чего истекала живая жизнь, то есть не умственная и не сочиненная, а, напротив, нескучная и веселая; так что высшая идея, из которой она истекает, решительно необходима, к всеобщей досаде разумеется.
В такие минуты, когда
мысль не обсуживает вперед каждого
определения воли, а единственными пружинами жизни остаются плотские инстинкты, я понимаю, что ребенок, по неопытности, особенно склонный к такому состоянию, без малейшего колебания и страха, с улыбкой любопытства, раскладывает и раздувает огонь под собственным домом, в котором спят его братья, отец, мать, которых он нежно любит.
Мартын Степаныч провел у себя за ухом и, видимо, постарался перевести известное
определение идеи, что она есть абсолютное тожество
мысли с предметностью, на более понятный для Аггея Никитича язык.
Это банальное
определение окрылило застывшие было
мысли у Хрипача.
Развяжите человеку руки, дайте ему свободу высказать всю свою
мысль — и перед вами уже встанет не совсем тот человек, которого вы знали в обыденной жизни, а несколько иной, в котором отсутствие стеснений, налагаемых лицемерием и другими жизненными условностями, с необычайною яркостью вызовет наружу свойства, остававшиеся дотоле незамеченными, и, напротив, отбросит на задний план то, что на поверхностный взгляд составляло главное
определение человека.