Т. 1. С. 225.]. «Философия рассматривает, следовательно, абсолютное, во-первых, как логическую идею, идею, как она существует в мысли, как ее содержанием являются сами
определения мысли.
Неточные совпадения
Направление, в котором следует искать такое
определение, дано уже в самом слове, выражающем основное существо религии и содержащем поэтому суммарную
мысль о ней: religio — religare — связь, связывать, соединять.
Миф возникает из религиозного переживания, почему и мифотворчество предполагает не отвлеченное напряжение
мысли, но некоторый выход из себя в область бытия божественного, некое богодейство, — другими словами, миф имеет теургическое происхождение и теургическое значение [По
определению В. С. Соловьева, задача «свободной теургии» — «осуществление человеком божественных сил в самом реальном бытии природы» (Соловьев В. С. Соч.
Мысль первее нашего разума, «в начале бе Слово», и хотя наш теперешний разум вовсе не есть нечто высшее и последнее, ибо он может и должен быть превзойден, но превзойти
мысль уже невозможно — она есть онтологическое
определение космического бытия, соответствующее второй божественной ипостаси Логоса: «вся тем быша, и без него ничто же бысть, еже бысть» (Ио. 11:3).
Отсюда заключает Гегель, что и «самое скудное
определение непосредственного знания религии… не стоит вне области мышления… принадлежит
мысли» (70) [В прим. 39 (стр. 419) А. Древе справедливо замечает: «Гегель забывает здесь, что бытие логики обозначает только чистое понятие бытия, а не самое это бытие, что утверждение...
С. 324.], «представление мое есть образ, как он возвышен уже до формы всеобщности
мысли, так что удерживается лишь одно основное
определение, составляющее сущность предмета и предносящееся представляющему духу» (84) [Ср. там же.
Итак, к антиномии приводит нас уже самое общее
определение объекта религии, в котором содержится coincidentia oppositorum [Совпадение противоположностей (лат.) — термин Николая Кузанского.], заложено основание для двух рядов
мыслей, разбегающихся в противоположных направлениях.
Скорее это НЕ есть отрицающее всякое высказывание ά: αόριστος, άπειρος, άμορφος [Неограниченный, бесконечный, бесформенный (греч.).] — не столько отрицание того или иного
определения, сколько его отсутствие, выражение невыразимого, жест трансцендентного в имманентном, предел для
мысли и для сознания, за которым оно гаснет и погружается в ночь.
Следуя уже знакомым нам путем
мысли отрицательного богословия, Эриугена показывает недостаточность всех
определений Божества.
Это совершенно своеобразное отношение между Абсолютным и относительным может быть определено как самосознание тварности, выражающее собой онтологическое отношение твари к Творцу [К этой
мысли приближался Шлейермахер в своем
определении религии как «schlechlhinniges Abhängigkeilsgefühl» — чувство (онтологической) зависимости как таковое.].
Неточные совпадения
— Право, не знаю, как вам ответить на это, мой милый князь, — тонко усмехнулся Версилов. — Если я признаюсь вам, что и сам не умею ответить, то это будет вернее. Великая
мысль — это чаще всего чувство, которое слишком иногда подолгу остается без
определения. Знаю только, что это всегда было то, из чего истекала живая жизнь, то есть не умственная и не сочиненная, а, напротив, нескучная и веселая; так что высшая идея, из которой она истекает, решительно необходима, к всеобщей досаде разумеется.
В такие минуты, когда
мысль не обсуживает вперед каждого
определения воли, а единственными пружинами жизни остаются плотские инстинкты, я понимаю, что ребенок, по неопытности, особенно склонный к такому состоянию, без малейшего колебания и страха, с улыбкой любопытства, раскладывает и раздувает огонь под собственным домом, в котором спят его братья, отец, мать, которых он нежно любит.
Мартын Степаныч провел у себя за ухом и, видимо, постарался перевести известное
определение идеи, что она есть абсолютное тожество
мысли с предметностью, на более понятный для Аггея Никитича язык.
Это банальное
определение окрылило застывшие было
мысли у Хрипача.
Развяжите человеку руки, дайте ему свободу высказать всю свою
мысль — и перед вами уже встанет не совсем тот человек, которого вы знали в обыденной жизни, а несколько иной, в котором отсутствие стеснений, налагаемых лицемерием и другими жизненными условностями, с необычайною яркостью вызовет наружу свойства, остававшиеся дотоле незамеченными, и, напротив, отбросит на задний план то, что на поверхностный взгляд составляло главное
определение человека.