Все ожидали облегчения в судьбе осужденных, — коронация была на дворе. Даже мой отец, несмотря на свою осторожность и на свой скептицизм, говорил, что смертный приговор не будет приведен в действие, что все это делается для того, чтоб поразить умы. Но он, как и все другие, плохо знал юного монарха. Николай уехал из Петербурга и, не въезжая в Москву, остановился в Петровском дворце… Жители Москвы едва верили своим глазам, читая в «Московских ведомостях»
страшную новость 14 июля.
Вошел рабочий с лицом радостным и испуганным, как у человека, который принес свежую и
страшную новость, и еще издалека крикнул:
Хотя привезенная из дворца и едва оправившаяся от истерического припадка Зинаида Владимировна и сообщила своим домашним
страшную новость, но она не произвела на Владимира Сергеевича, ни на Ираиду Ивановну особенного впечатления.
Неточные совпадения
«Онегин, я тогда моложе, // Я лучше, кажется, была, // И я любила вас; и что же? // Что в сердце вашем я нашла? // Какой ответ? одну суровость. // Не правда ль? Вам была не
новость // Смиренной девочки любовь? // И нынче — Боже! — стынет кровь, // Как только вспомню взгляд холодный // И эту проповедь… Но вас // Я не виню: в тот
страшный час // Вы поступили благородно, // Вы были правы предо мной. // Я благодарна всей душой…
Он заметил, что, когда этот длинный человек приносит потрясающие
новости, черные волосы его лежат на голове гладко и прядь их хорошо прикрывает шишку на лбу, а когда он сообщает менее
страшное — волосы у него растрепаны, шишку видно.
Я спешил сообщить
новость своим товарищам, но там уже все знали через сына Яковкина, который был
страшный толстяк, весьма ограниченных способностей.
Для Буланина не была
новостью открытая, непримиримая вражда, шедшая между этим худым, нежным мальчиком и всем вторым классом. И в этой-то самой припадочной, безумной дерзости, с которой Сысоев восставал против «всех», и заключалось для Буланина то загадочное,
страшное и притягивающее, что так часто привлекало его внимание.
Отчаяньем, воспоминаньем
страшным, // Сознаньем беззаконья моего, // И ужасом той мертвой пустоты, // Которую в моем дому встречаю — // И
новостью сих бешеных веселий, // И благодатным ядом этой чаши, // И ласками (прости меня, Господь) // Погибшего, но милого созданья… // Тень матери не вызовет меня // Отселе, — поздно, слышу голос твой, // Меня зовущий, — признаю усилья // Меня спасти… старик, иди же с миром; // Но проклят будь, кто за тобой пойдет!