Неточные совпадения
— Проси, — говорил мой отец
и, обращаясь к Пименову, прибавлял: — Дмитрий Иванович, пожалуйста, будьте осторожны при нем; у него несчастный тик, когда он говорит, как-то странно заикается, точно будто у него хроническая отрыжка. — При этом он представлял совершенно верно
полковника. — Я знаю, вы человек смешливый, пожалуйста, воздержитесь.
В 1836 году я представлял «Угара», а жена жандармского
полковника — «Марфу» при всем вятском бомонде
и при Тюфяеве.
С легкой руки министра народного просвещения
и жандармского
полковника я уже без нервных явлений
и самолюбивой застенчивости явился на польском митинге в Лондоне, это был мой третий публичный дебют. Отставной министр Уваров был заменен отставным министром Ледрю-Ролленом.
Полковник Шубинский, тихо
и мягко, бархатной ступней подбиравшийся на место Лесовского, цепко ухватился за его слабость с нами, мы должны были послужить одной из ступенек его повышения по службе —
и послужили.
Следственная комиссия, составленная генерал-губернатором, не понравилась государю; он назначил новую под председательством князя Сергея Михайловича Голицына. В этой комиссии членами были: московский комендант Стааль, другой князь Голицын, жандармский
полковник Шубинский
и прежний аудитор Оранский.
Я выпил, он поднял меня
и положил на постель; мне было очень дурно, окно было с двойной рамой
и без форточки; солдат ходил в канцелярию просить разрешения выйти на двор; дежурный офицер велел сказать, что ни
полковника, ни адъютанта нет налицо, а что он на свою ответственность взять не может. Пришлось оставаться в угарной комнате.
Через несколько недель
полковник Семенов (брат знаменитой актрисы, впоследствии княгини Гагариной) позволил оставлять свечу, запретив, чтоб чем-нибудь завешивали окно, которое было ниже двора, так что часовой мог видеть все, что делается у арестанта,
и не велел в коридоре кричать «слушай».
В дополнение должно заметить, что в казармы присылалось для нашего прокормления
полковнику Семенову один рубль пятьдесят копеек из ордонансгауза. Из этого было вышел шум, но пользовавшиеся этим плац-адъютанты задарили жандармский дивизион ложами на первые представления
и бенефисы, тем дело
и кончилось.
В скучные минуты, когда не хотелось читать, я толковал с жандармами, караулившими меня, особенно с стариком, лечившим меня от угара.
Полковник в знак милости отряжает старых солдат, избавляя их от строю, на спокойную должность беречь запертого человека, над ними назначается ефрейтор — шпион
и плут. Пять-шесть жандармов делали всю службу.
— Какая у них у всех упорность, — прибавил председатель Голицын senior, пожал плечами
и взглянул на жандармского
полковника Шубинского. Я улыбнулся. — Точно Огарев, — довершил добрейший председатель.
Когда Оранский окончил чтение, выступил
полковник Шубинский. Он отборными словами
и ломоносовским слогом объявил нам, что мы обязаны предстательству того благородного вельможи, который председательствовал в комиссии, что государь был так милосерд.
Господин, на которого указал
полковник, промолчал
и понурил голову, побагровев в лице… Урок был хорош. Вот
и делай после подлости…
Через час времени жандарм воротился
и сказал, что граф Апраксин велел отвести комнату. Подождал я часа два, никто не приходил,
и опять отправил жандарма. Он пришел с ответом, что
полковник Поль, которому генерал приказал отвести мне квартиру, в дворянском клубе играет в карты
и что квартиры до завтра отвести нельзя.
Когда он служил по интендантской части, офицеры по-армейски преследовали его,
и один
полковник вытянул его на улице в Вильне хлыстом…
Офицер согласился, но, на беду
полковника, наследники, прочитавши в приказах о смерти родственника, ни за что не хотели его признавать живым
и, безутешные от потери, настойчиво требовали ввода во владение.
Меня нарядили
и повезли к С., которая с детства была ко мне милостива через меру, к ним каждый вторник ездит
полковник З. играть в карты.
Между тем
полковник понравился всем. Сенатор его ласкал, отец мой находил, что «лучше жениха нельзя ждать
и желать не должно». «Даже, — пишет NataLie, — его превосходительство Д. П. (Голохвастов) доволен им». Княгиня не говорила прямо NataLie, но прибавляла притеснения
и торопила дело. NataLie пробовала прикидываться при нем совершенной «дурочкой», думая, что отстращает его. Нисколько — он продолжает ездить чаще
и чаще.
Однако как ни скрывали
и ни маскировали дела,
полковник не мог не увидеть решительного отвращения невесты; он стал реже ездить, сказался больным, заикнулся даже о прибавке приданого, это очень рассердило, но княгиня прошла
и через это унижение, она давала еще свою подмосковную. Этой уступки, кажется,
и он не ждал, потому что после нее он совсем скрылся.
Сейчас написал я к
полковнику письмо, в котором просил о пропуске тебе, ответа еще нет. У вас это труднее будет обделать, я полагаюсь на маменьку. Тебе счастье насчет меня, ты была последней из моих друзей, которого я видел перед взятием (мы расстались с твердой надеждой увидеться скоро, в десятом часу, а в два я уже сидел в части),
и ты первая опять меня увидишь. Зная тебя, я знаю, что это доставит тебе удовольствие, будь уверена, что
и мне также. Ты для меня родная сестра.
На другой день мерзавец офицер Соколов донес
полковнику,
и я, таким образом, замешал трех лучших офицеров, которые мне делали бог знает сколько одолжений; все они имели выговор,
и все наказаны
и теперь должны, не сменяясь, дежурить три недели (а тут Святая).
С польской войны велели в царские дни
и на больших концертах петь народный гимн, составленный корпуса жандармов
полковником Львовым.
Против горсти ученых, натуралистов, медиков, двух-трех мыслителей, поэтов — весь мир, от Пия IX «с незапятнанным зачатием» до Маццини с «республиканским iddio»; [богом (ит.).] от московских православных кликуш славянизма до генерал-лейтенанта Радовица, который, умирая, завещал профессору физиологии Вагнеру то, чего еще никому не приходило в голову завещать, — бессмертие души
и ее защиту; от американских заклинателей, вызывающих покойников, до английских полковников-миссионеров, проповедующих верхом перед фронтом слово божие индийцам.
Ледрю-Роллен сначала, потом
полковник Фрапполи как представитель мацциниевской партии заплатили большие деньги, но не спасли «Реформу». Все резкие органы социализма
и республики были убиты этим средством. В том числе,
и в самом начале, Прудонов «Le Representant du Peuple», потом его же «Le Peuple». Прежде чем оканчивался один процесс, начинался другой.
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать два года, были уже — который
полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего не вышло, и делающий, по понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся люди.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он,
полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе
и сейчас! Вот тебе ничего
и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь,
и давай пред зеркалом жеманиться:
и с той стороны,
и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Они поворачивались, чтоб итти назад, как вдруг услыхали уже не громкий говор, а крик. Левин, остановившись, кричал,
и доктор тоже горячился. Толпа собиралась вокруг них. Княгиня с Кити поспешно удалились, а
полковник присоединился к толпе, чтоб узнать, в чём дело.
Полковник заговорил тоже про оперу
и про освещение.
Вронский был в эту зиму произведен в
полковники, вышел из полка
и жил один. Позавтракав, он тотчас же лег на диван,
и в пять минут воспоминания безобразных сцен, виденных им в последние дни, перепутались
и связались с представлением об Анне
и мужике-обкладчике, который играл важную роль на медвежьей охоте;
и Вронский заснул. Он проснулся в темноте, дрожа от страха,
и поспешно зажег свечу. ― «Что такое?
Потом, когда он достаточно поговорил
и замолчал,
полковник, молчавший до сих пор, начал говорить.