Неточные совпадения
При этом, как следует, сплетни, переносы, лазутчики, фавориты и на дне всего
бедные крестьяне,
не находившие ни расправы, ни защиты и которых тормошили в разные стороны, обременяли двойной работой и неустройством капризных требований.
Я
не имел к нему никакого уважения и отравлял все минуты его жизни, особенно с тех пор, как я убедился, что, несмотря на все мои усилия, он
не может понять двух вещей: десятичных дробей и тройного правила. В душе мальчиков вообще много беспощадного и даже жестокого; я с свирепостию преследовал
бедного вольфенбюттельского егеря пропорциями; меня это до того занимало, что я, мало вступавший в подобные разговоры с моим отцом, торжественно сообщил ему о глупости Федора Карловича.
В крепости ничего
не знали о позволении, и
бедная девушка, добравшись туда, должна была ждать, пока начальство спишется с Петербургом, в каком-то местечке, населенном всякого рода бывшими преступниками, без всякого средства узнать что-нибудь об Ивашеве и дать ему весть о себе.
Это «житие»
не оканчивается с их смертию. Отец Ивашева, после ссылки сына, передал свое именье незаконному сыну, прося его
не забывать
бедного брата и помогать ему. У Ивашевых осталось двое детей, двое малюток без имени, двое будущих кантонистов, посельщиков в Сибири — без помощи, без прав, без отца и матери. Брат Ивашева испросил у Николая позволения взять детей к себе; Николай разрешил. Через несколько лет он рискнул другую просьбу, он ходатайствовал о возвращении им имени отца; удалось и это.
А впрочем, — прибавил он, — мы люди
бедные, просить
не просим, ну, а коли дают, отчего
не взять, покорнейше благодарим».
Как ни проста, кажется, была должность Карла Ивановича, но отец мой умел ей придать столько горечи, что мой
бедный ревелец, привыкнувший ко всем бедствиям, которые могут обрушиться на голову человека без денег, без ума, маленького роста, рябого и немца,
не мог постоянно выносить ее.
Разумеется, мой отец
не ставил его ни в грош, он был тих, добр, неловок, литератор и
бедный человек, — стало, по всем условиям стоял за цензом; но его судорожную смешливость он очень хорошо заметил. В силу чего он заставлял его смеяться до того, что все остальные начинали, под его влиянием, тоже как-то неестественно хохотать. Виновник глумления, немного улыбаясь, глядел тогда на нас, как человек смотрит на возню щенят.
Бедные работники оставались покинутыми на произвол судьбы, в больницах
не было довольно кроватей, у полиции
не было достаточно гробов, и в домах, битком набитых разными семьями, тела оставались дня по два во внутренних комнатах.
Когда один из друзей его явился просить тело для погребения, никто
не знал, где оно; солдатская больница торгует трупами, она их продает в университет, в медицинскую академию, вываривает скелеты и проч. Наконец он нашел в подвале труп
бедного Полежаева, — он валялся под другими, крысы объели ему одну ногу.
Бедный Орлов был похож на льва в клетке. Везде стукался он в решетку, нигде
не было ему ни простора, ни дела, а жажда деятельности его снедала.
Чтоб знать, что такое русская тюрьма, русский суд и полиция, для этого надобно быть мужиком, дворовым, мастеровым или мещанином. Политических арестантов, которые большею частию принадлежат к дворянству, содержат строго, наказывают свирепо, но их судьба
не идет ни в какое сравнение с судьбою
бедных бородачей. С этими полиция
не церемонится. К кому мужик или мастеровой пойдет потом жаловаться, где найдет суд?
Привели малюток и построили в правильный фронт; это было одно из самых ужасных зрелищ, которые я видал, —
бедные,
бедные дети! Мальчики двенадцати, тринадцати лет еще кой-как держались, но малютки восьми, десяти лет… Ни одна черная кисть
не вызовет такого ужаса на холст.
Восточная Сибирь управляется еще больше спустя рукава. Это уж так далеко, что и вести едва доходят до Петербурга. В Иркутске генерал-губернатор Броневский любил палить в городе из пушек, когда «гулял». А другой служил пьяный у себя в доме
обедню в полном облачении и в присутствии архиерея. По крайней мере, шум одного и набожность другого
не были так вредны, как осадное положение Пестеля и неусыпная деятельность Капцевича.
Дело это было мне знакомое: я уже в Вятке поставил на ноги неофициальную часть «Ведомостей» и поместил в нее раз статейку, за которую чуть
не попал в беду мой преемник. Описывая празднество на «Великой реке», я сказал, что баранину, приносимую на жертву Николаю Хлыновскому, в стары годы раздавали
бедным, а нынче продают. Архиерей разгневался, и губернатор насилу уговорил его оставить дело.
Сначала
бедную девочку ничему
не учили под предлогом, что раннее учение бесполезно; потом, то есть года через три или четыре, наскучив замечаниями Сенатора и даже посторонних, княгиня решилась устроить учение, имея в виду наименьшую трату денег.
Но и русский язык был доведен до того же; для него и для всего прочего был приглашен сын какой-то вдовы-попадьи, облагодетельствованной княгиней, разумеется, без особых трат: через ее ходатайство у митрополита двое сыновей попадьи были сделаны соборными священниками. Учитель был их старший брат, диакон
бедного прихода, обремененный большой семьей; он гибнул от нищеты, был доволен всякой платой и
не смел делать условий с благодетельницей братьев.
Бедный, худой, высокий и плешивый диакон был один из тех восторженных мечтателей, которых
не лечат ни лета, ни бедствия, напротив, бедствия их поддерживают в мистическом созерцании. Его вера, доходившая до фанатизма, была искренна и
не лишена поэтического оттенка. Между им — отцом голодной семьи — и сиротой, кормимой чужим хлебом, тотчас образовалось взаимное пониманье.
Одним утром Матвей взошел ко мне в спальню с вестью, что старик Р. «приказал долго жить». Мной овладело какое-то странное чувство при этой вести, я повернулся на другой бок и
не торопился одеваться, мне
не хотелось видеть мертвеца. Взошел Витберг, совсем готовый. «Как? — говорил он, — вы еще в постеле! разве вы
не слыхали, что случилось? чай,
бедная Р. одна, пойдемте проведать, одевайтесь скорее». Я оделся — мы пошли.
Вечером Р. рассказала все случившееся Витбергу и мне. Витберг тотчас понял, что обратившийся в бегство и оскорбленный волокита
не оставит в покое
бедную женщину, — характер Тюфяева был довольно известен всем нам. Витберг решился во что б то ни стало спасти ее.
Как должны оскорблять
бедную девушку, выставленную всенародно в качестве невесты, все эти битые приветствия, тертые пошлости, тупые намеки… ни одно деликатное чувство
не пощажено, роскошь брачного ложа, прелесть ночной одежды выставлены
не только на удивление гостям, но всем праздношатающимся.
— Уж если вы так добры, купите ему тут где-нибудь в лавке сами что-нибудь, игрушку какую-нибудь — ведь этому
бедному малютке, с тех пор как он родился, никто еще
не подарил ничего.
В начале 1840 года расстались мы с Владимиром, с
бедной, узенькой Клязьмой. Я покидал наш венчальный городок с щемящим сердцем и страхом; я предвидел, что той простой, глубокой внутренней жизни
не будет больше и что придется подвязать много парусов.
Разумеется, об Россини и
не говорили, к Моцарту были снисходительны, хотя и находили его детским и
бедным, зато производили философские следствия над каждым аккордом Бетховена и очень уважали Шуберта,
не столько, думаю, за его превосходные напевы, сколько за то, что он брал философские темы для них, как «Всемогущество божие», «Атлас».
Генерал занимался механикой, его жена по утрам давала французские уроки каким-то
бедным девочкам; когда они уходили, она принималась читать, и одни цветы, которых было много, напоминали иную, благоуханную, светлую жизнь, да еще игрушки в шкапе, — только ими никто
не играл.
Весьма может быть, что
бедный прасол, теснимый родными,
не отогретый никаким участием, ничьим признанием, изошел бы своими песнями в пустых степях заволжских, через которые он гонял свои гурты, и Россия
не услышала бы этих чудных, кровно-родных песен, если б на его пути
не стоял Станкевич.
Она
не отвернулась от них, она их уступила с болью, зная, что она станет от этого
беднее, беззащитнее, что кроткий свет мерцающих лампад заменится серым рассветом, что она дружится с суровыми, равнодушными силами, глухими к лепету молитвы, глухими к загробным упованиям.
Издатели «Москвитянина» вовсе были лишены этого ясновидения, и, как ни вертели они
бедного Нестора и
бедного Данта, они убедились наконец сами, что ни рубленой сечкой погодинских фраз, ни поющей плавностью шевыревского красноречия ничего
не возьмешь в нашем испорченном веке.
Довольство это будет плоше,
беднее, суше того, которое неслось в идеалах романтической Европы, но с ним
не будет ни царей, ни централизации, а может,
не будет и голода.
Такова общая атмосфера европейской жизни. Она тяжелее и невыносимее там, где современное западное состояние наибольше развито, там, где оно вернее своим началам, где оно богаче, образованнее, то есть промышленнее. И вот отчего где-нибудь в Италии или Испании
не так невыносимо удушливо жить, как в Англии и во Франции… И вот отчего горная,
бедная сельская Швейцария — единственный клочок Европы, в который можно удалиться с миром.
Публика была внимательна, но холодна, она шла из собора, как идут от
обедни;
не знаю, насколько было благочестия, но увлечения
не было.
Другой, из видов предупредительной осторожности, требовал новых обеспечений, чтоб в случае моей смерти воспитание и содержание моих детей
не пало на
бедную коммуну.
— Ступай, великое дитя, великая сила, великий юродивый и великая простота. Ступай на свою скалу, плебей в красной рубашке и король Лир! Гонерилья тебя гонит, оставь ее, у тебя есть
бедная Корделия, она
не разлюбит тебя и
не умрет!