Неточные совпадения
Да, в жизни есть пристрастие к возвращающемуся ритму, к повторению мотива; кто не
знает,
как старчество близко к детству? Вглядитесь, и
вы увидите, что по обе стороны полного разгара жизни, с ее венками из цветов и терний, с ее колыбелями и гробами, часто повторяются эпохи, сходные в главных чертах. Чего юность еще не имела, то уже утрачено; о чем юность мечтала, без личных видов, выходит светлее, спокойнее и также без личных видов из-за туч и зарева.
— Да
вы немножко расскажите, ну,
как же
вы узнали, ну, с чего же началось?
За домом,
знаете, большой сад, мы туда, думаем, там останемся сохранны; сели, пригорюнившись, на скамеечках, вдруг откуда ни возьмись ватага солдат, препьяных, один бросился с Павла Ивановича дорожный тулупчик скидывать; старик не дает, солдат выхватил тесак да по лицу его и хвать, так у них до кончины шрам и остался; другие принялись за нас, один солдат вырвал
вас у кормилицы, развернул пеленки, нет ли-де
каких ассигнаций или брильянтов, видит, что ничего нет, так нарочно, озорник, изодрал пеленки, да и бросил.
— Ха, ха, ха, —
как я
узнаю моего учителя физиологии и материализма, — сказал я ему, смеясь от души, — ваше замечание так и напомнило мне те блаженные времена, когда я приходил к
вам, вроде гетевского Вагнера, надоедать моим идеализмом и выслушивать не без негодования ваши охлаждающие сентенции.
—
Как зачем? Да разве
вы не
знаете, что Родион Гейман не приходил на лекцию,
вы, не желая потерять времени по-пустому, пошли слушать другую.
— Помилуйте, зачем же это? Я
вам советую дружески: и не говорите об Огареве, живите
как можно тише, а то худо будет.
Вы не
знаете,
как эти дела опасны — мой искренний совет: держите себя в стороне; тормошитесь
как хотите, Огареву не поможете, а сами попадетесь. Вот оно, самовластье, —
какие права,
какая защита; есть, что ли, адвокаты, судьи?
Вы запираетесь во всем, уклоняетесь от ответов и из ложного чувства чести бережете людей, о которых мы
знаем больше, чем
вы, и которые не были так скромны,
как вы...
— Хотелось бы мне
знать, в чем можно обвинить человека по этим вопросам и по этим ответам? Под
какую статью Свода
вы подведете меня?
—
Как будто
вы не
знаете, — сказал Шубинский, начинавший бледнеть от злобы, — что ваша вина вдесятеро больше тех, которые были на празднике. Вот, — он указал пальцем на одного из прощенных, — вот он под пьяную руку спел мерзость, да после на коленках со слезами просил прощения. Ну,
вы еще от всякого раскаяния далеки.
— Я это больше для солдата и сделал,
вы не
знаете, что такое наш солдат — ни малейшего попущения не следует допускать, но поверьте, я умею различать людей — позвольте
вас спросить,
какой несчастный случай…
— Послушай, братец, вот кандидат Московского университета; он, вероятно, все
знает, кроме службы; его величеству угодно, чтоб он ей у нас поучился. Займи его у себя в канцелярии и докладывай мне особо. Завтра
вы явитесь в канцелярию в девять утром, а теперь можете идти. Да, позвольте, я забыл спросить,
как вы пишете?
— Нисколько, будьте уверены; я
знаю, что
вы внимательно слушали, да и то
знаю, что женщина,
как бы ни была умна и о чем бы ни шла речь, не может никогда стать выше кухни — за что же я лично на
вас смел бы сердиться?
—
Вы едете к страшному человеку. Остерегайтесь его и удаляйтесь
как можно более. Если он
вас полюбит, плохая
вам рекомендация; если же возненавидит, так уж он
вас доедет, клеветой, ябедой, не
знаю чем, но доедет, ему это ни копейки не стоит.
— О ком она говорит? — закричал Сенатор. — А?
Как это
вы, сестрица, позволяете, чтоб эта, черт
знает кто такая, при
вас так говорила о дочери вашего брата? Да и вообще, зачем эта шваль здесь?
Вы ее тоже позвали на совет? Что она
вам — родственница, что ли?
— Ничего, ну только
вы правы, — у меня есть маленький… если б
вы знали, — и при этих словах лицо ее оживилось, —
какой славный,
как он хорош, даже соседи, все удивляются ему.
—
Вы их еще не
знаете, — говаривала она мне, провожая киваньем головы разных толстых и худых сенаторов и генералов, — а уж я довольно на них насмотрелась, меня не так легко провести,
как они думают; мне двадцати лет не было, когда брат был в пущем фавёре, императрица меня очень ласкала и очень любила.
«Хотите
вы сегодня в театр или за город?» — «
Как вы хотите», — отвечает другой, и оба не
знают, что делать, ожидая с нетерпением, чтоб какое-нибудь обстоятельство решило за них, куда идти и куда нет.
—
Знаете ли что, — сказал он вдруг,
как бы удивляясь сам новой мысли, — не только одним разумом нельзя дойти до разумного духа, развивающегося в природе, но не дойдешь до того, чтобы понять природу иначе,
как простое, беспрерывное брожение, не имеющее цели, и которое может и продолжаться, и остановиться. А если это так, то
вы не докажете и того, что история не оборвется завтра, не погибнет с родом человеческим, с планетой.
— Мне объявлен приказ ехать через три дня. Так
как я
знаю, что министр у
вас имеет право высылать, не говоря причины и не делая следствия, то я и не стану ни спрашивать, почему меня высылают, ни защищаться; но у меня есть, сверх собственного дома…
— Позвольте
узнать,
какие у
вас дела, по дому или..?
— Несколько слов. Я
вас хотел спросить,
как вы думаете, если я завтра выставлю бюст Гарибальди,
знаете, с цветами, с лавровым венком, ведь это будет очень хорошо? Я уж и о надписи думал. трехцветными буквами «Garibaldi — liberateur!». [Гарибальди — освободитель! (фр.)]
Зная,
как вы заняты, я боялся
вас звать.
Я верю, что
вы хотите приехать, но я не настаиваю (je n'insiste pas), если это сопряжено с такими непреоборимыми препятствиями,
как говорит этот господин, которого я не
знаю, — я указал его пальцем.
— Мне иногда бывает страшно и до того тяжело, что я боюсь потерять голову… слишком много хорошего. Я помню, когда изгнанником я возвращался из Америки в Ниццу — когда я опять увидал родительский дом, нашел свою семью, родных, знакомые места, знакомых людей — я был удручен счастьем…
Вы знаете, — прибавил он, обращаясь ко мне, — что и что было потом,
какой ряд бедствий. Прием народа английского превзошел мои ожидания… Что же дальше? Что впереди?
Неточные совпадения
Купцы. Так уж сделайте такую милость, ваше сиятельство. Если уже
вы, то есть, не поможете в нашей просьбе, то уж не
знаем,
как и быть: просто хоть в петлю полезай.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул!
какого туману напустил! разбери кто хочет! Не
знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если
вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не
знаю, однако ж, зачем
вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня
вы не смеете высечь, до этого
вам далеко… Вот еще! смотри ты
какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
Городничий (запальчиво).
Как ни се ни то?
Как вы смеете назвать его ни тем ни сем, да еще и черт
знает чем? Я
вас под арест…
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит с укоризной Бобчинскому.)Уж и
вы! не нашли другого места упасть! И растянулся,
как черт
знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)