Неточные совпадения
После Сенатора отец мой отправлялся в свою спальную, всякий раз осведомлялся о том, заперты ли ворота, получал утвердительный ответ, изъявлял некоторое сомнение и ничего не делал, чтобы удостовериться. Тут начиналась длинная
история умываний, примочек, лекарств; камердинер приготовлял на столике возле постели целый арсенал разных вещей: склянок, ночников, коробочек. Старик обыкновенно читал с час
времени Бурьенна, «Memorial de S-te Helene» и вообще разные «Записки», засим наступала ночь.
С этого
времени я в аудитории пользовался величайшей симпатией. Сперва я слыл за хорошего студента; после маловской
истории сделался, как известная гоголевская дама, хороший студент во всех отношениях.
…Вспоминая
времена нашей юности, всего нашего круга, я не помню ни одной
истории, которая осталась бы на совести, которую было бы стыдно вспомнить. И это относится без исключения ко всем нашим друзьям.
Огарев еще прежде меня окунулся в мистические волны. В 1833 он начинал писать текст для Гебелевой [Г е б е л ь — известный композитор того
времени. (Прим. А. И. Герцена.)] оратории «Потерянный рай». «В идее потерянного рая, — писал мне Огарев, — заключается вся
история человечества!» Стало быть, в то
время и он отыскиваемый рай идеала принимал за утраченный.
Не знаю, успею ли я, смогу ли воспользоваться этим
временем, чтоб рассказать вам страшную
историю последних лет моей жизни. Сделаю опыт.
Где? укажите — я бросаю смело перчатку — исключаю только на
время одну страну, Италию, и отмерю шаги поля битвы, то есть не выпущу противника из статистики в
историю.
Грановский и все мы были сильно заняты, все работали и трудились, кто — занимая кафедры в университете, кто — участвуя в обозрениях и журналах, кто — изучая русскую
историю; к этому
времени относятся начала всего сделанного потом.
Но
история не возвращается; жизнь богата тканями, ей никогда не бывают нужны старые платья. Все восстановления, все реставрации были всегда маскарадами. Мы видели две: ни легитимисты не возвратились к
временам Людовика XIV, ни республиканцы — к 8 термидору. Случившееся стоит писаного — его не вырубишь топором.
Считаться нам странно, патентов на пониманье нет;
время,
история, опыт сблизили нас не потому, чтоб они нас перетянули к себе или мы — их, а потому, что и они, и мы ближе к истинному воззрению теперь, чем были тогда, когда беспощадно терзали друг друга в журнальных статьях, хотя и тогда я не помню, чтобы мы сомневались в их горячей любви к России или они — в нашей.
Мой сосед, исправленный Диффенбахом, в это
время был в трактире; когда он вскарабкался на свое место и мы поехали, я рассказал ему
историю. Он был выпивши и, следственно, в благодушном расположении; он принял глубочайшее участие и просил меня дать ему в Берлине записку.
Он воспользовался известностью, приобретенною
историей калифорнской лотереи, и тотчас предложил свои услуги обществу акционеров, составлявшемуся около того
времени в Турине для постройки железных дорог; видя столь надежного человека, общество поспешило принять его услуги.
Первое неудобство — то, что, вероятно, это место теперь замечено и приняты насчет его некоторые предохранительные меры со
времени истории на последнем бале у Олсуфья Ивановича; а во-вторых, должно же было ждать условного знака от Клары Олсуфьевны, потому что непременно должен же был существовать какой-нибудь этакой знак условный.
Целые дни, теперь свободные от уроков, мы проводили с книгами и программами в саду, сидя в самых укромных уголках его, или лихорадочно быстро шагали по аллеям, твердя в то же
время историю многострадального Иова или какой-нибудь канон празднику.
Неточные совпадения
Главное препятствие для его бессрочности представлял, конечно, недостаток продовольствия, как прямое следствие господствовавшего в то
время аскетизма; но, с другой стороны,
история Глупова примерами совершенно положительными удостоверяет нас, что продовольствие совсем не столь необходимо для счастия народов, как это кажется с первого взгляда.
Давно уже имел я намерение написать
историю какого-нибудь города (или края) в данный период
времени, но разные обстоятельства мешали этому предприятию.
Cемен Константинович Двоекуров градоначальствовал в Глупове с 1762 по 1770 год. Подробного описания его градоначальствования не найдено, но, судя по тому, что оно соответствовало первым и притом самым блестящим годам екатерининской эпохи, следует предполагать, что для Глупова это было едва ли не лучшее
время в его
истории.
Строился новый город на новом месте, но одновременно с ним выползало на свет что-то иное, чему еще не было в то
время придумано названия и что лишь в позднейшее
время сделалось известным под довольно определенным названием"дурных страстей"и"неблагонадежных элементов". Неправильно было бы, впрочем, полагать, что это"иное"появилось тогда в первый раз; нет, оно уже имело свою
историю…
"Несмотря на добродушие Менелая, — говорил учитель
истории, — никогда спартанцы не были столь счастливы, как во
время осады Трои; ибо хотя многие бумаги оставались неподписанными, но зато многие же спины пребыли невыстеганными, и второе лишение с лихвою вознаградило за первое…"