Неточные совпадения
— Владыко святый! — начал тысяцкий Есипов. — Ты сам видишь, что всю судную власть забирает себе наместник великокняжеский. Когда это бывало? Когда новгородцы так низко клонили свои шеи, как теперь
перед правителем московским? Когда язык наш осквернялся доносами ложными, кто из нас
был продавцом своего отечества? Упадыш? Казнь Божия совершилась над ним! Так да погибнут новые предатели — Назарий и Захарам. Мы выставляли князю московскому его оскорбителей, выставь и он нам наших!
Пойдемте же, преклоните колени
перед престолом Всевышнего: это
будет священным началом нашего дела!
— Должно
быть, светец горит, али жирник, а статься может свечи теплятся в образной боярышниной
перед ликом праздничной иконы. Завтра ведь праздник Рождества Богородицы.
Это
была красивая, но далеко не молодая женщина. Покрывало ее, отороченное золото-шелковой бахромой,
было немного опущено на лицо, и из-под него мелькали быстрые глаза, особенно когда она повелительно устремляла их на своего собеседника, скромного чернеца, сидевшего
перед ней с опущенными долу взорами.
— Я призвала тебя и одарила богато, чтобы посоветоваться, как отвратить общую напасть, грозящую всему Новгороду, а ты, пробудив во мне заснувшую
было ненависть к мучительнице-тиранке — Москве, заставляешь еще каяться за то, что я люблю отечество свое и не меняю его
перед гонителем сына моего, меня самой, моей родины! Нет. Марфа не укротится, не посрамит себя!
— Я сама завтра явлюсь
перед народом. Он еще помнит меня и поминает, — начала
было Марфа.
Всего грудами навалено
было перед чужеземными зеваками — отдай деньги и бери добра сколько хочешь, сколько можешь.
Вольный народ, то
есть, чернь новгородская,
перед которой трепетали бояре и посадские, бесчинствовала,
пила мертвую, звонила в колокола и рыскала по улицам, отыскивая мнимых слуг и советников Иоанновых и расхищая у слабых последнее достояние. Дрались на смерть между собой из-за добычи.
— Дети мои, — заговорил архиепископ тихим ласковым голосом, после некоторой паузы, обведя всех стоявших
перед ним проницательным взглядом, — знаю, что дух и плоть — враги между собой. Тесно добродетели уживаться в этом мире срочном, мире испытания, зато просторно
будет в будущем, безграничном. Не ропщите же, смиритесь: претерпевший до конца спасен
будет — говорит Господь. Но вы сами возмущаете, богопротивники, братьев своих и надолго ли раскаиваетесь?
Бывало и смерть
была мне близкой соседкой, и острие меча мелькало
перед самыми глазами, но я не пугался: отобьешь его, да свое запустишь по самую рукоять — и прав — и понесся далее, а тогда…
Солнце глянуло своими лучами сквозь серые облака на мрачные
ели и сосны и зарумянило «Красный холм», находившийся
перед самой избушкой «Чертова ущелья». «Красным» он
был назван потому, что под ним злой кудесник погребал свои жертвы, и в известные дни холм этот горел так ярко, что отбрасывал далеко от себя красное зарево.
Поминутно мелькали
перед ними обыватели: кто с полными ведрами на коромысле, кто с кузовами спелых ягод, и все разодетые по-праздничному: мужики в синих зипунах, охваченных разноцветными опоясками, за которыми
были шапки с овчинной опушкой, на ногах желтелись лапти; некоторые из них шли ухарски, нараспашку, и под их зипунами виднелись красные рубашки и дутые, медные пуговицы, прикреплявшие их вороты; бабы же — в пестрядинных поневах, в рогатых кичках, окаймленных стеклярусовыми поднизьями — кто
был зажиточнее — а сзади злато-вышитыми подзатыльниками.
В глазах своих подданных Иоанн Васильевич уже стал монархом, требующим беспрекословного повиновения и строго карающим за ослушание, возвысился до недосягаемой царственной высоты,
перед которой бояре и князья одного с ним корня должны
были благоговейно преклоняться наравне с последним из его подданных.
Последний, действительно, честно и искренно служил своему отечеству и рукой и головой, но почти
перед самым приездом великого князя
был обойден своими согражданами, — его обошли посадничеством и избрали по проискам Борецкой какого-то литвина.
— Начну тебе издалека, как взбаламутились земляки мои. Помнишь ли, что
было лет за пяток
перед сим? Подробно ты не знаешь, впрочем, как и почему все случилось…
Великий князь, одетый в богато убранную из золотой парчи ферезь, — по которой ярко блестели самоцветные каменья и зарукавья которой пристегивались застегнутыми, величиною в грецкий орех, пуговицами, — в бармы [Оплечья.], убранные яхонтами, величественно сидел на троне с резным невысоким задом из слоновой кости, стоявшем на возвышении и покрытым малинового цвета бархатной полостью с серебряной бахромою;
перед ним стоял серебряный стол с вызолоченными ножками, а сбоку столбец с полочками [Этажерка.], на которых
была расставлена столовая утварь из чистого литого серебра и золота.
Перед ними стоял тот, слава о чьих подвигах широкой волной разливалась по тогдашней Руси, тот, чей взгляд подкашивал колена у князей и бояр крамольных, извлекал тайны из их очерствелой совести и лишал чувств нежных женщин. Он
был в полной силе мужества, ему шел тридцать седьмой год, и все в нем дышало строгим и грозным величием.
— Пораспустите хотя немного мои руки, веревки больно стянули их; я честно исповедуюсь
перед вами и тогда легко приму смерть, тогда и оковы телесные легки
будут для меня, а если приму смерть, не
буду влачить их. Господи, помилуй, поддержи меня!..
В эту минуту в комнату вбежал Бернгард. Его черные волосы
были в беспорядке и еще более оттеняли мертвенную бледность его лица. Он упал на колени
перед постелью любимой девушки и неотводно устремил на нее свой взгляд.
Дела и даже самые мысли князя Михаила
были нанизаны
перед ним как на ниточке. От этого он и брал все меры осторожности, оттого про него и говорили в народе...
Сам Иоанн, следуя обычаю предков, раздавал
перед войной милостыню бедным, делал большие вклады в храмы монастыри и молился над прахом своих предместников в соборах, которые
были день и ночь открыты для богомольцев.
Князь Василий Верейский, сжимая острогами крутые бока своего скакуна, уже гарцевал
перед теремом княжны Марии, племянницы великой княгини Софьи Фоминишны. Наличник шлема его
был поднят, на шишаке развевались перья, а молодецкая грудь
была закована в блестящую кольчугу.
Все встречавшееся им трепетало
перед ними, как
перед лютейшими врагами; по лесам, до тех пор непроходимым, гнали они отнятый скот, везли продовольствие и
были веселы и сыты.
— Челобитье наше
перед государем! — заговорил другой. — Прими от нас милость свою, мужей вольных, а там пусть
будет то, что Бог положит ему на сердце; воля его, терпенье наше, а претерпевший до конца спасен
будет.
Гримм попробовал
было вступиться за него, помня его услугу
перед рыцарем, но рейтары не соглашались оставить в живых пленника, и только случай неожиданно избавил его от смерти.
Картина полной зимы впервые в этом году развертывалась
перед взором: огненные деревья, подернутые серебристым инеем, блистали своей печальной красотой. Особенно сосны и рогатые
ели, так величаво и гордо раскинувшие свои густые ветви, выделялись среди белизны снега своим черно-сизым цветом и, не шевелясь, казалось, дремали вместе со всей природой.
Наконец они почувствовали под ногами вместо камней сырую землю — лестница кончилась. В подземелье
было совершенно темно. Вытянув
перед собой руки и ощупывая мечами впереди себя, храбрецы двинулись среди окружавшего их могильного мрака.
Простого народа, впрочем,
было не много — он от страха
перед вступающими в город врагами попрятался.
Во благо государства он не только учредил единоначалие, ограничив до времени права владетельных князей, чтобы не дать им повода к измене, но
был и истинным самодержцем России, заставлял благоговеть
перед собой вельмож и народ, восхищая милостью, ужасая гневом, отменив частные права, несогласные с полновластием венценосцу.