Неточные совпадения
Время этой молитвы царя и игумена об упокоении души новопреставленного боярина Владимира как раз совпало с временем загадочного похищения с виселицы на лобном месте одного
из трупов казненных
в день 16 января 1569
года.
Прежде чем нам придется, по необходимости, перенестись почти на пять
лет назад для объяснения всего таинственного и недосказанного
в предыдущих главах, мы считаем не лишним, скажем более, неизбежным, познакомить читателей, хотя вкратце, с первою, славною половиною царствования грозного царя, дабы по возможности выяснить характер этого загадочного до сей поры исторического деятеля, который явится и одним
из главных действующих лиц нашего повествования, а также причины и обстоятельства, сложившиеся для образования этого характера.
Вдруг,
в начале зимы 1564
года, Москва узнала, что царь уезжает неизвестно куда со всеми своими ближними, дворянами, приказными и воинскими людьми, созванными поименно с семействами
из самых отдаленных городов.
Сыщется ли для нее достойный суженый? Ни на одном молодом боярском сыне не мог он остановить своего выбора. Ни
в одном
из них, по совести, не желал бы видеть он своего будущего сына.
Годы между тем промелькнут незаметно, да и не много осталось их до полного расцвета юной княжны.
В одной
из отдаленных горниц обширных хором князя Василия Прозоровского, сравнительно небольшой, но все же просторной и светлой, с бревенчатыми дубовыми, как и во всех остальных, стенами, за простым деревянным столом и на таком же табурете сидел молодой человек
лет восемнадцати. Два широких окна горницы выходили
в обширный, запушенный снегом сад, сквозь оголенные, покрытые инеем деревья которого виднелась узкая лента замерзшей Москвы-реки, а за ней скученные постройки тогдашнего Замоскворечья.
С двенадцати
лет отдали его
в науку одному
из приезжих «бусурманов»; не показалась трудна ему ни своя, ни латинская грамота, а
года с два уж он проходит лекарскую науку у Бомелия и доволен им этот «колдун и чародей», как звали его
в народе.
Одного же
из них, Григория Семенова, совсем извела ее красота дикая; сгинул парень, ни за что пропал, с
год уже как
в бегах числится.
Каким образом попал он
из Москвы
в леса далекой рязанской окраины и сделался есаулом шайки лихих молодцов — описывать мы не станем, так как пересказ испытанных им
в течение одного
года после бегства его
из княжеского дома злоключений мог бы доставить обширный материал для отдельного повествования.
Вдруг,
в половине мая 1566
года царь внезапно приехал
в Москву
из Александровской слободы и Иван Петрович был немедленно вызван во дворец.
Старшая его дочь, Екатерина, о которой мы уже имели случай упоминать, была не
из таковских, чтобы нападки отца оставлять без надлежащего отпора. Она была
в полном смысле «его дочь». Похожая на Малюту и саженным ростом, за который он получил свое насмешливое прозвище, и лицом, и характером, она носила во внутреннем существе своем те же качества бессердечного, злобного эгоиста, злодея и палача, как бы насмешкой судьбы облеченные
в женское тело. Екатерине шел двадцать третий
год.
Был еще пятый член семьи Григория Лукьяновича, самое имя которого произносилось
в доме за последнее время не только слугами, но и семейными, только шепотом, — это был сын Малюты, Максим Григорьевич, восемнадцатилетний юноша, тихий и кроткий, весь
в мать, как говорили слуги, а вместе с тем какой-то выродок
из семьи и по внешним качествам: красивый, статный, с прямым, честным взглядом почти детски невинных глаз, разумный и степенный не по
летам, и хотя служивший
в опричниках, но сторонившийся от своих буйных сверстников.
«
В июле месяце 1568
года,
в полночь, любимцы Иоанновы, князь Афанасий Вяземский, Малюта Скуратов, Василий Грязной, с царскою дружиною, вломились
в домы ко многим знатным людям, дьякам и купцам, взяли их жен, известных красотою, и вывезли
из города.
Покойный батюшка мой, не желая накликать царский гнев на монастырскую братию, решился выйти к кромешникам
из потайной кельи; но перед этим решительным шагом передал мне этот перстень со словами: «Если ты, сын мой, останешься без крова, пойди к князю Василию Прозоровскому и покажи ему этот перстень — его подарок мне
в лучшие
годы нашей молодости; он добр и великодушен и не даст погибнуть сыну своего друга…
Был конец ноября 1568
года, и
в доме князя с часу на час ждали возвращения вельможного боярина с семьей
из дальней вотчины.
Благо еще, что ко взысканию не подают, а только документы
из года в год переписывают. Но что, ежели вдруг взбеленятся да потребуют: плати! А по нынешним временам только этого и жди. Никто и не вспомнит, что ежели он и занимал деньги, так за это двери его дома были для званого и незваного настежь открыты. И сам он жил, и другим давал жить… Все позабудется; и пиры, и банкеты, и оркестр, и певчие; одно не позабудется — жестокое слово: «Плати!»
Неточные совпадения
Хлестаков, молодой человек
лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя
в голове, — один
из тех людей, которых
в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не
в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают
из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде.
В каком
году — рассчитывай, //
В какой земле — угадывай, // На столбовой дороженьке // Сошлись семь мужиков: // Семь временнообязанных, // Подтянутой губернии, // Уезда Терпигорева, // Пустопорожней волости, //
Из смежных деревень: // Заплатова, Дырявина, // Разутова, Знобишина, // Горелова, Неелова — // Неурожайка тож, // Сошлися — и заспорили: // Кому живется весело, // Вольготно на Руси?
Стародум. Любезная Софья! Я узнал
в Москве, что ты живешь здесь против воли. Мне на свете шестьдесят
лет. Случалось быть часто раздраженным, ино-гда быть собой довольным. Ничто так не терзало мое сердце, как невинность
в сетях коварства. Никогда не бывал я так собой доволен, как если случалось
из рук вырвать добычь от порока.
4) Урус-Кугуш-Кильдибаев, Маныл Самылович, капитан-поручик
из лейб-кампанцев. [Лейб-кампанцы — гвардейские офицеры или солдаты, участники дворцовых переворотов XVIII века.] Отличался безумной отвагой и даже брал однажды приступом город Глупов. По доведении о сем до сведения, похвалы не получил и
в 1745
году уволен с распубликованием.
Уважение к старшим исчезло; агитировали вопрос, не следует ли, по достижении людьми известных
лет, устранять их
из жизни, но корысть одержала верх, и порешили на том, чтобы стариков и старух продать
в рабство.