Неточные совпадения
Воспользовавшись бытностью их в Москве
по делам, он призвал их к
себе, долго беседовал с ними, одобрил высказанные ими мысли и данные советы и жалованными грамотами отдал в их владение все пустые места, лежавшие вниз
по Каме, от земли пермской до реки Силвы и берега Чусовой до ее устья, позволил им ставить там крепости в защиту от сибирских и ногайских хищников, иметь в своем иждивении огнестрельные снаряды, пушкарей, воинов, принимать к
себе всяких вольных,
не тяглых и
не беглых, людей, ведать и судить их независимо от пермских наместников и тиунов,
не возить и
не кормить послов, ездивших в Москву из Сибири или в Сибирь из Москвы, заводить селения, пашни и соляные вариницы и в течение двадцати лет торговать беспошлинно солью и рыбою, но с обязательством «
не делать руд», а если найдут где серебряную, или медную, или оловянную, немедленно извещать о том казначеев государевых.
Но с течением времени,
по мере ослабления татар, казачество распространялось
по всем южным окраинам, в особенности же на низовьях Днепра. Новые пришельцы, с характером еще
не установившимся, кочевали, уходили подальше в степь и
не признавали над
собой никакого правительства. Эти вольные или степные казаки были народ опасный, отчаянный, грабивший все, что ни попадалось под руку. Они одинаково охотно дрались и с татарами, и со своим братом — городским казаком.
Ермаковы люди-то золото, удалец, чай, к удальцу,
по есаулу видать, но только грозна и царская грамота, в ней беглых людей принимать заказано под страхом опалы царской и отобрания земель… Далеко, положим, от Москвы, доведают ли? Да слухом земля полнится: один воевода пермский
по наседкам отпишет в Москву все в точности, да еще с прикрасою. Такую кашу наваришь
себе, что и
не расхлебать ее.
— Уж я
не знаю, как и сказать тебе, Ксения Яковлевна. Пригож он, слов нету, весел нравом, ульстить норовит словом да подарком. Дня два-три
не повидаешь его — соскучишься. Но чтобы томиться из-за него? Шалишь,
себе дороже… Пусть сам томится… Вот как, по-моему…
Он
не заметил, что каждое слово его точно ножом ударяет
по сердцу его слушателя. Да и мог ли он представить
себе это?
Обычно Ермак Тимофеевич ничего
не оставлял
себе, но на этот раз он изменил этому обыкновению. Среди собранных с убитых кочевников колец одно было особенно массивное и, по-тогдашнему, видимо, хорошей работы. Его оставил Ермак
себе — надел на мизинец левой руки: кольцо, бывшее на руке тщедушного кочевника,
не лезло на другие пальцы богатырской руки Ермака. Это обстоятельство
не осталось незамеченным и даже возбудило толки.
— Уж и вор… Просто
себя не забывает, охулки на руку
не кладет около хозяйского добра… Да где их взять таких-то, которые бы его соблюдали? Таких, Максимушка, нет, и, по-моему, задать ему нагоняй как следствуст, пугнуть хорошенько, он на время и приостановится…
Были папы действительно учениками апостольскими: Климент, Селиверст, Агафон, Лев, Григорий, но кто именуется Христовым сопрестольником, велит носить
себя на седалище, как бы на облаке, как бы ангелом, кто живет
не по Христову учению, тот папа есть волк, а
не пастырь…
— Поистине, Ксения Яковлевна, знала бы, что любит он…
Не ворочается скоро
не по своей воле, а ранен или убит лихими людьми… Всю жизнь бы
по нем прогоревала бы, на мужика-то бы ни на одного
не взглянула, а все было бы легче сердцу моему девичьему, чем знать, что он попусту прохлаждается,
себя прогуливает, а обо мне, видно, и думушки нет в его пустой башке.
—
Не видала даже путем. Я в людскую избу-то забегаю в год раз
по обещанию. Да она, бают, дикая… Только с Антиповной да еще кой с кем и беседует, а то все молчит или песни про
себя мурлыкает, да и песни-то непонятные…
Девушка была так счастлива, что ей захотелось побыть подольше наедине с
собой, чтобы свыкнуться с этим счастьем, насладиться им вполне, прежде чем поделиться им с другими. Поэтому Домаша, вопреки своему обыкновению,
не перебежала быстро двор, отделявший людские избы от хором, а, напротив, шла медленно. Ее радовало и то, что она узнает о судьбе Ксении Яковлевны. «Матушка все определит. Мне-то, мне рассказала все, как
по писаному!» — думала она.
Людям дали позавтракать и тогда только начали рассаживаться в челны. И вскоре двинулись
по Серебрянке. Узкая речка бесшумно несла свои воды между высокими утесистыми берегами. Скалы, покрытые густою растительностью, казалось, надвигались друг на друга с обеих сторон. В одном месте ветви кедров густо сплелись между
собою, образовав на довольно большом пространстве естественный туннель, в который
не проникал ни один луч солнца. Было так темно, что стало жутко даже ко всему привыкшей Ермаковой дружине.
Неточные совпадения
Городничий (бьет
себя по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик
не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…
Хлестаков. Возьмите, возьмите; это порядочная сигарка. Конечно,
не то, что в Петербурге. Там, батюшка, я куривал сигарочки
по двадцати пяти рублей сотенка, просто ручки потом
себе поцелуешь, как выкуришь. Вот огонь, закурите. (Подает ему свечу.)
«Это, говорит, молодой человек, чиновник, — да-с, — едущий из Петербурга, а
по фамилии, говорит, Иван Александрович Хлестаков-с, а едет, говорит, в Саратовскую губернию и, говорит, престранно
себя аттестует: другую уж неделю живет, из трактира
не едет, забирает все на счет и ни копейки
не хочет платить».
По осени у старого // Какая-то глубокая // На шее рана сделалась, // Он трудно умирал: // Сто дней
не ел; хирел да сох, // Сам над
собой подтрунивал: // —
Не правда ли, Матренушка, // На комара корёжского // Костлявый я похож?
Крестьяне добродушные // Чуть тоже
не заплакали, // Подумав про
себя: // «Порвалась цепь великая, // Порвалась — расскочилася // Одним концом
по барину, // Другим
по мужику!..»