Но та же женитьба оказалась далеко не очень благоприятной для дочери Меншикова, которая, видя в муже человека честного, понимала его ограниченность и крайнюю необразованность и, несмотря на окружавшую пышность и богатство, не могла, по словам Бантыш-Каменского, гордиться счастьем, часто вспоминала о последних
словах отца, что «не один раз придется ей сожалеть о бывшем изгнании».
Мальчик, уже собиравшийся идти, вдруг остановился.
Слова отца снова напомнили ему то, о чем он было совсем забыл в последние полчаса, — гнет ненавистной службы, опять ожидавшей его. До сих пор он не смел открыто высказывать свое отвращение к ней, но этот час безвозвратно унес с собою всю его робость перед отцом, а с нею сорвалась и печать молчания с его уст. Следуя вдохновению минуты, он воскликнул и снова обвил руками шею отца.
Неточные совпадения
Вопросы и ответы с обеих сторон были одинаково сдержанны и коротки. Сын привык к этой строго военной манере даже в разговорах с
отцом, потому что тот не терпел лишних
слов, ни колебанья, ни уклоненья в ответах. И сегодня Иван Осипович держался того же тона: он должен был скрыть от неопытного глаза сына свое мучительное волнение. Сын, в самом деле, видел только серьезное, неподвижно-спокойное лицо, слышал в голосе только холодную строгость.
Весь необузданный, страстный темперамент юноши вылился в этих
словах. Неприятный огонь снова пылал в его глазах, руки были сжаты в кулаки. Он дрожал всем телом под влиянием дикого порыва возмущения. Очевидно, он решился начать борьбу с
отцом, которого прежде так боялся. Но взрыва гнева
отца, которого ожидал сын, не последовало. Иван Осипович смотрел на него серьезно и молчал с выражением немого упрека по взгляде.
Лицо мальчика пылало. Задыхаясь, следил он за губами
отца, как будто читал на них его
слова. Наконец, он произнес шепотом, за которым чувствовался с трудом скрываемый восторг...
Он не мог бы хуже защищать свое дело перед человеком, который был и душой и телом солдат. В последних неосторожных
словах еще слышалась бурная, горячая просьба, рука Осипа еще обвивала шею
отца, но тот вдруг выпрямился и оттолкнул его от себя.
Ей не было надобности уверять в этом сына. Он знал это лучше ее. Всего какой-нибудь час назад он имел случай убедиться в непреклонности
отца. В его ушах еще раздавались последние суровые
слова...
Княгиня Васса Семеновна переглянулась с братом, но оба они не сказали ни
слова. Они хорошо поняли, что Иван Осипович убедился сам, что сын нарушил данное им
слово и перешел на сторону матери. Тогда действительно он мог считаться погибшим для
отца. Тогда действительно у Ивана Осиповича не было больше сына.
Для Сергея Семеновича Зиновьева
слова эти не могли иметь того значения, какое имели для Вассы Семеновны Полторацкой. Старый холостяк не мог, естественно, понять того страшного нравственного потрясения, последствием которого может явиться отказ родного
отца от единственного сына.
В коротких
словах передал ему Терентьич об отданном молодым князем страшном приказании и со слезами на глазах просил
отца Николая сейчас же пойти вразумить его сиятельство не готовить себе и своему роду погибель.
Обрадованный Терентьич, вполне уверенный, что
слова «батюшки» не пропадут даром, усадил
отца Николая в свою тележку и быстро погнал лошадку снова по направлению к княжескому дому.
Терентьич был совершенно уничтожен последними
словами князя Сергея Сергеевича. Он перевел свой недоумевающий печальный взгляд с князя на
отца Николая и встретился с его ясным взглядом.
Князь Сергей Сергеевич в коротких
словах передал княгине Вассе Семеновне свой вчерашний разговор с
отцом Николаем. Княгиня Полторацкая была одна из самых ярых почитательниц луговского священника, а потому для нее участие
отца Николая в казавшейся ей до сих пор безумной затее князя Лугового делало эту затею совершенно иной, освещало ее действительно в смысле почти богоугодного дела.
Слово «
отец» и «дочка» она произнесла со злобным ударением.
Императрица Елизавета Петровна рассказывала о погребении своего
отца и надгробном
слове Феофана всегда со слезами на глазах.
Фридрих основывал свои расчеты на этом своем слепом орудии в Петербурге. Он надеялся также на жену Петра Федоровича,
отец которой состоял у него на службе. Говорили даже, что, когда он пристраивал ее к русскому престолу, она дала ему
слово помочь Пруссии. Но в этой женщине ошиблись все, кто думал сделать ее своим орудием.
В тоне голоса, которым произнесено было это двусложное, но великое
слово: «
отец», в выражении взгляда умирающего красноречиво читались мольба о прощении и искреннее раскаяние. Старик не выдержал. Он склонил колена перед умирающим сыном, взял в руки его голову с уже снова закрывшимися глазами и поцеловал его в губы.
Неточные совпадения
Живя с народом, сам, // Что думывал, что читывал, // Всё — даже и учителя, //
Отца Аполлинария, // Недавние
слова: // «Издревле Русь спасалася // Народными порывами».
Она поехала в игрушечную лавку, накупила игрушек и обдумала план действий. Она приедет рано утром, в 8 часов, когда Алексей Александрович еще, верно, не вставал. Она будет иметь в руках деньги, которые даст швейцару и лакею, с тем чтоб они пустили ее, и, не поднимая вуаля, скажет, что она от крестного
отца Сережи приехала поздравить и что ей поручено поставить игрушки у кровати сына. Она не приготовила только тех
слов, которые она скажет сыну. Сколько она ни думала об этом, она ничего не могла придумать.
Казалось, очень просто было то, что сказал
отец, но Кити при этих
словах смешалась и растерялась, как уличенный преступник. «Да, он всё знает, всё понимает и этими
словами говорит мне, что хотя и стыдно, а надо пережить свой стыд». Она не могла собраться с духом ответить что-нибудь. Начала было и вдруг расплакалась и выбежала из комнаты.
Это было ему тем более неприятно, что по некоторым
словам, которые он слышал, дожидаясь у двери кабинета, и в особенности по выражению лица
отца и дяди он догадывался, что между ними должна была итти речь о матери.
Урок состоял в выучиваньи наизусть нескольких стихов из Евангелия и повторении начала Ветхого Завета. Стихи из Евангелия Сережа знал порядочно, но в ту минуту как он говорил их, он загляделся на кость лба
отца, которая загибалась так круто у виска, что он запутался и конец одного стиха на одинаковом
слове переставил к началу другого. Для Алексея Александровича было очевидно, что он не понимал того, что говорил, и это раздражило его.