Прервем временно наш уже приближающийся к концу рассказ, чтобы бросить общий взгляд как на внутренние, так и на внешние дела царствования Елизаветы Петровны, неукоснительно следовавшей национальной
русской политике.
Неточные совпадения
Он был уверен, что
русский двор изменит свою
политику только с переменой правительства, и для того, чтобы вырвать Россию из рук немцев, по его мнению, было одно средство — совершить государственный переворот.
При Елизавете Петровне возникла
русская литература, науки и высшее образование, а внешняя
политика отличалась национальным направлением. В проповедях, академических речах, рукописных листках справедливо говорилось: «Промысел спал, государственное управление дремало; уничтожались дела Петра I, коронами играли как мячами. Теперь восстаньте, сыны отечества, верные россы!»
К несчастью Алексея Петровича и столь многих
русских, павших на равнинах Пруссии, перемены в европейской
политике произошли в то время, когда положение великого канцлера при дворе со дня на день становилось более критическим.
Это двадцатилетнее царствование, следовавшее неуклонно национальной
политике Петра Великого, сделало то, что эта
политика успела всосаться в плоть и кровь
русского народа, доказательством чему служит кратковременное царствование Петра III, хотевшего снова отдать Россию в подчинение ненавистным немцам.
Русская политика может быть лишь империалистической, а не националистической, и империализм наш, по положению нашему в мире, должен быть щедродарящим, а не хищнически-отнимающим.
Они в европейской политике действительно довольно непонятливы, по своей бестолковости: потому и Наполеона ждут к себе; но зато от природы сотворены, чтобы
русской политике подчиняться, и, сами того не сознавая, очень ее любят, право.
За столом французик тонировал необыкновенно; он со всеми небрежен и важен. А в Москве, я помню, пускал мыльные пузыри. Он ужасно много говорил о финансах и о
русской политике. Генерал иногда осмеливался противоречить, но скромно, единственно настолько, чтоб не уронить окончательно своей важности.
Известие о приеме, оказанном ему со стороны русского государя, произвело на Мальте неописуемый восторг, а европейские газеты заговорили о великодушном поступке русского императора и его сочувствии к мальтийскому ордену, как о важном признаке направления
русской политики.
Были люди, которые верили ей на слово, что в переписке ее с госпожою Монс, соотечественницею ее и временною любимицей Петра I [Речь идет об Анне Иоанновне Монс (?—1714), дочери мастера в Немецкой слободе под Москвою, фаворитке Петра I.], заключались известия обо всех движениях
русской политики.
Неточные совпадения
«Дмитрий нашел ‹смысл› в
политике, в большевизме. Это — можно понять как последнее прибежище для людей его типа — бездарных людей. Для неудачников. Обилие неудачников — характерно для
русской интеллигенции. Она всегда смотрела на себя как на средство, никто не учил ее быть самоцелью, смотреть на себя как на ценнейшее явление мира».
И такое отношение будет вполне согласным с душой
русского народа, великодушной, бескорыстной и терпимой, дарящей, а не отнимающей, которой все еще не знают славяне, так как она закрыта для них нашей не народной государственной
политикой.
И
русский империализм, как всемирно-исторический факт, не был еще достаточно осознан и не был сопоставлен с так называемой националистической
политикой.
Ошибочно думать, что лучшая, наиболее искренняя часть
русской левой, революционной интеллигенции общественна по направлению своей воли и занята
политикой.
Россия тогда лишь будет на высоте мировых империалистических задач, когда преодолеет свою старую националистическую
политику, в сущности не согласную с духом
русского народа, и вступит на новый путь.