Князю Сергею Сергеевичу Луговому и графу Петру Игнатьевичу Свиридову, когда они вернулись в дом, было, конечно, не до сна. Они уселись в уютном
кабинете князя Сергея Сергеевича, мягко освещенном восковыми свечами, горевшими на письменном столе и в двух стенных бра.
Неточные совпадения
Несколько времени в
кабинете царила тишина. Мягкий пушистый ковер, которым был покрыт пол
кабинета Шувалова, заглушал шум шагов Свиридова и
князя Лугового.
В то время, когда все это происходило в Зиновьеве,
князь Сергей Сергеевич Луговой медленно ходил по отцовскому
кабинету, убранному с тою роскошной, массивной деловитостью, которой отличалась наша седая старина. Все гости разъехались. Слуги были заняты уборкой столовой и других комнат, а
князь, повторяем, удалился в свой
кабинет и присел на широкий дедовский диван с трубкой в руке.
Вот те думы, которые после первой же встречи обуревали молодого
князя, не позволяли ему усидеть на месте и потушили его трубку, с которой он делал свою размеренную прогулку по
кабинету. Нельзя сказать, чтобы эти думы в общих чертах не сходились с мечтами и надеждами, питаемыми в Зиновьеве. Исключение составляла разве проектируемая
князем поездка в Петербург.
После того как место парка около беседки-тюрьмы было приведено в порядок и сама беседка тщательно вычищена,
князь Сергей Сергеевич сам осмотрел окончательные работы и приказал оставить дверь беседки отворенной. Вернувшись к себе, он выпил свое вечернее молоко и сел было за тетрадь хозяйственного прихода-расхода. Но долго заниматься он не мог. Цифры и буквы прыгали перед его глазами. Он приказал подать себе свежую трубку и стал ходить взад и вперед по своему
кабинету.
Нервы его были страшно возбуждены. Два скелета, найденные им в роковой беседке, стояли перед ним неотступно. Он приказал оседлать себе лошадь и помчался куда глядят глаза. Он скакал до полного изнеможения и вернулся домой только к ужину. Несмотря на сделанный моцион, есть он не мог. Выкурив на сон грядущий трубку в своем
кабинете,
князь Сергей Сергеевич удалился в спальню.
— Вот почему княжна и эта девушка были так похожи друг на друга, — обратился граф к
князю Сергею Сергеевичу, задумчиво сидевшему в кресле у письменного стола
кабинета, в котором происходил этот разговор.
Княжна Людмила Васильевна встала с кресла при входе его в
кабинет и пошла к нему навстречу усталой походкой.
Князь наклонился к поданной ею ему руке и горячо поцеловал ее. Чуть заметная усмешка мелькнула на побелевших губах княжны.
Для того чтобы совершенно успокоиться, по крайней мере, насколько это было возможно, ему надо было переменить место. Он отдал приказание готовиться к отъезду, который назначил на завтрашний день. На другой день
князь призвал в свой
кабинет Терентьича, забрал у него все наличные деньги, отдал некоторые приказания и после завтрака покатил в Тамбов. По въезде в этот город
князь приказал ехать прямо к графу Свиридову, к дому графини Загряжской.
— Говори же, говори! — озабоченно спрашивал
князя граф Петр Игнатьевич, вводя его в угловую большую комнату, служившую ему
кабинетом и спальней.
Прошло около месяца, когда однажды утром
князю Сергею Сергеевичу доложили о прибытии Терентьича.
Князь приказал позвать его. Старик вошел в
кабинет, истово перекрестился на икону, висевшую в переднем углу, и отвесил поясной поклон
князю Сергею Сергеевичу.
Через какой-нибудь час он уже входил в служебный
кабинет Сергея Семеновича Зиновьева. Последний оказался, по счастью, не очень занятым, и докладывавший о
князе Луговом дежурный чиновник быстро вернулся и сказал...
Князь проводил его до передней и затем вернулся к себе в
кабинет и потребовал трубку.
Сергей Семенович назначил день и час и был аккуратен.
Князь выглядел похудевшим, бледным, но был на ногах. Они уселись втроем в том самом
кабинете, где полгода тому назад Сергей Семенович сообщил
князю содержание письма тамбовского наместника относительно Татьяны Берестовой, искусно в течение уже года разыгрывавшей роль его невесты — княжны Людмилы Васильевны Полторацкой.
Он упал наконец в самом деле без чувств. Его унесли в
кабинет князя, и Лебедев, совсем отрезвившийся, послал немедленно за доктором, а сам вместе с дочерью, сыном, Бурдовским и генералом остался у постели больного. Когда вынесли бесчувственного Ипполита, Келлер стал среди комнаты и провозгласил во всеуслышание, разделяя и отчеканивая каждое слово, в решительном вдохновении:
Неточные совпадения
— Если прикажете, ваше сиятельство, отдельный
кабинет сейчас опростается:
князь Голицын с дамой. Устрицы свежие получены.
Старый
князь после отъезда доктора тоже вышел из своего
кабинета и, подставив свою щеку Долли и поговорив с ней, обратился к жене:
На третий день после ссоры
князь Степан Аркадьич Облонский — Стива, как его звали в свете, — в обычайный час, то есть в 8 часов утра, проснулся не в спальне жены, а в своем
кабинете, на сафьянном диване. Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, как бы желая опять заснуть надолго, с другой стороны крепко обнял подушку и прижался к ней щекой; но вдруг вскочил, сел на диван и открыл глаза.
В передней не дали даже и опомниться ему. «Ступайте! вас
князь уже ждет», — сказал дежурный чиновник. Перед ним, как в тумане, мелькнула передняя с курьерами, принимавшими пакеты, потом зала, через которую он прошел, думая только: «Вот как схватит, да без суда, без всего, прямо в Сибирь!» Сердце его забилось с такой силою, с какой не бьется даже у наиревнивейшего любовника. Наконец растворилась пред ним дверь: предстал
кабинет, с портфелями, шкафами и книгами, и
князь гневный, как сам гнев.
Но не успел я даже удивиться, как вдруг услышал голос
князя, с кем-то громко говорившего и возвращавшегося в
кабинет.