Неточные совпадения
— Да, это я, и мне хочется знать, с какой
стати вы даете такой дурной пример публике, ведя себя точно сумасшедшие. Хорошо еще, что
не все зрители в зале заметили ваше странное поведение и ваш бешеный выход, иначе, клянусь вам, вы были бы завтра сплетней всего Петербурга. В чем
дело, объясните, пожалуйста! Что-нибудь очень важное и таинственное?..
После того как Эрнст-Иоганн
стал герцогом Курляндии, герцог Бирон прислал в Россию кавалера своего маленького двора с поздравлением своего родственника. Подкупами и интригами русский двор довел
дело до того, что в 1737 году, когда вымер род Кетлера, курляндские дворяне сочли за честь избрать в герцоги того, которого они десять лет тому назад
не пожелали признать даже только равным себе.
Сон ее матери действительно исполнился. Со времени Петра II государство
не пользовалось спокойствием, каковым нельзя было считать десятилетие правления Анны Иоанновны и произвола герцога Бирона. Теперь снова наступали еще более смутные
дни. Император — младенец, правительница — бесхарактерная молодая женщина —
станет, несомненно, жертвой придворных интриганов.
По своем возвращении Кирилл Григорьевич явился при пышном дворе Елизаветы Петровны и
стал вельможей
не столько по почестям и знакам отличия, сколько по собственному достоинству и тонкому врожденному уменью держать себя. В нем
не было в нравственном отношении ничего такого, что так метко определяется словом «выскочка», хотя на самом
деле он и брат его были «выскочки» в полном смысле слова, и потому мелочные тщеславные выходки, соединенные с этим понятием, были бы ему вполне простительны.
Дела между тем шли своим порядком. Указом от 17 января 1756 года, состоявшимся по прошению гетмана Разумовского, все
дела малороссийские были переведены из Коллегии иностранных
дел в Сенат. Таким образом, гетман
стал зависеть от первой в государстве инстанции. В этой мере нельзя
не видеть первого шага к уравнению Малороссии с остальными частями империи.
— Вероятно, на
днях…
Не станет медлить.
Таня с некоторых только пор, а именно со времени начавшихся в Зиновьеве надежд на молодого князя Лугового,
стала титуловать свою молодую госпожу, особенно как-то подчеркивая этот титул. Княжна Людмила Васильевна запрещала ей это, и Таня подчинялась в обыкновенные
дни и звала ее просто Людмила Васильевна, но когда бывали гости и несколько
дней после их визитов Татьяна, будучи в дурном расположении духа, умышленно
не исполняла просьбу своей госпожи и каждую минуту звала ее «ваше сиятельство».
Долго усидегь он
не мог и
стал медленно шагать из угла в угол обширной комнаты, пол которой был покрыт мягким ковром. Трубка, которую он держал в руках, давно потухла, а князь все продолжал свою однообразную прогулку. Он переживал впечатления
дня, сделанные им знакомства, и мысли его, несмотря на разнообразие лиц, промелькнувших перед ним, против его воли сосредоточились на княжне Людмиле Васильевне Полторацкой. Ее образ носился неотвязно перед ним. Это его начинало даже бесить.
Таня молчала. Никита
стал спускаться с крыльца. Молодая девушка
не тронулась с места. Страх у нее пропал. Никита был теперь далеко
не так страшен, как в первый
день появления в Зиновьеве. Он даже несколько пополнел и
стал похож на обыкновенного крестьянина, каких было много в Зиновьеве.
Из документов описываемого нами времени видно, что императрица
не пропускала ни одной службы,
становилась на клиросе, вместе с певчими, и в
дни постные содержала строжайший пост.
Якобине Менгден от этого было
не легче, и она даже с грустью
стала примиряться с мыслью остаться в старых
девах, когда заботливая о ней со
дня восшествия на престол государыня возымела мысль выдать ее замуж за Зиновьева, тоже уже почти решившего остаться старым холостяком.
Сергей Семенович
не разделял этих помыслов своей жены, но после доклада Петра и размышления над этим докладом тоже
стал желать отъезда племянницы, но совершенно по другим основаниям.
Но теперь эта мысль была отравлена ядом возникавших в ее уме сомнений. Она полагала, что граф, добыв случайно доказательства ее самозванства, — конечно, случайно, она узнает непременно, как удалось ему это, — тотчас поспешит ими воспользоваться. Она ждала его на другой же
день после визита ее сообщника. Она в его власти,
не станет же он медлить, он влюблен. При последнем условии сила была на ее стороне. Но граф медлил.
При каждом
не только
дне, но и часе этого промедления сомнение в чувстве графа, даже просто в его страсти к ней,
стало расти в душе молодой девушки. По истечении нескольких
дней она уже окончательно потеряла почву под ногами. Ей
стало страшно.
К довершению своего ужаса, он
стал убеждаться, что безумно любит эту посрамившую его девушку. Каприз своенравного человека постепенно вырос в роковую страсть. Граф положительно
не находил себе покоя ни
днем, ни ночью. Образ княжны, повторяем, неотступно носился перед ним. Он жаждал видеть ее и боялся с нею встречи.
— Но, — продолжал Сергей Семенович, — она себя поставила так относительно меня и жены, что нам положительно неудобно давать ей родственные советы. Она бывает у нас с визитами, является по приглашению на вечера, никогда ни со мной, ни с Лизой еще
не говорила по душам, по-родственному. С какой же
стати нам вмешиваться в ее
дела, особенно серьезные?
Увы, судьба
не была к нему снисходительна — она
не дала ему скоро этого желанного конца. Сергею Семеновичу Зиновьеву на самом
деле искренно
стало жаль молодого князя, поведение относительно которого княжны Людмилы, по его мнению, было более чем возмутительно.
В это же утро первый распечатанный Сергеем Семеновичем Зиновьевым секретный пакет заключал в себе подробное донесение тамбовского наместника о
деле по убийству княгини Вассы Семеновны и княжны Людмилы Васильевны Полторацких.
Не без волнения
стал читать бумагу Зиновьев.
— Забудьте об этом… Я ей
не судья, но и
не ее защитник. Между мной и этой девушкой кончено все… Если вы хотите спасти ее, спасайте, я же
не хочу ни губить ее, ни спасать, ее будущность для меня безразлична… Моя невеста умерла… Я буду оплакивать ее всю мою жизнь… Она ее убийца — Бог ей судья… Мстить за себя
не стала бы и покойная, я тоже
не буду мстить ее убийце… Остальное — ваше
дело…
25 декабря 1761 года,
день Рождества Христова, был для России
днем радости и горя. В эту ночь было обнародовано донесение генерала Румянцева о славном взятии русскими войсками прусской крепости Кольберг, а к вечеру
не стало императрицы Елизаветы Петровны.
Неточные совпадения
«Худа ты
стала, Дарьюшка!» // —
Не веретенце, друг! // Вот то, чем больше вертится, // Пузатее
становится, // А я как день-деньской…
Вот в чем
дело, батюшка. За молитвы родителей наших, — нам, грешным, где б и умолить, — даровал нам Господь Митрофанушку. Мы все делали, чтоб он у нас
стал таков, как изволишь его видеть.
Не угодно ль, мой батюшка, взять на себя труд и посмотреть, как он у нас выучен?
Цыфиркин. А наш брат и век так живет.
Дела не делай, от
дела не бегай. Вот беда нашему брату, как кормят плохо, как сегодни к здешнему обеду провианту
не стало…
Уподобив себя вечным должникам, находящимся во власти вечных кредиторов, они рассудили, что на свете бывают всякие кредиторы: и разумные и неразумные. Разумный кредитор помогает должнику выйти из стесненных обстоятельств и в вознаграждение за свою разумность получает свой долг. Неразумный кредитор сажает должника в острог или непрерывно сечет его и в вознаграждение
не получает ничего. Рассудив таким образом, глуповцы
стали ждать,
не сделаются ли все кредиторы разумными? И ждут до сего
дня.
Разговор этот происходил утром в праздничный
день, а в полдень вывели Ионку на базар и, дабы сделать вид его более омерзительным, надели на него сарафан (так как в числе последователей Козырева учения было много женщин), а на груди привесили дощечку с надписью: бабник и прелюбодей. В довершение всего квартальные приглашали торговых людей плевать на преступника, что и исполнялось. К вечеру Ионки
не стало.