Неточные совпадения
— Что с тобой? — дрожащим голосом спросил
граф Свиридов, который вдруг сам
почувствовал какой-то инстинктивный страх, физически выразившийся в том, что по телу
графа, особенно по спине, забегали мурашки.
Граф Иосиф Янович Свянторжецкий действительно был вскоре зачислен капитаном в один из гвардейских полков, причем была принята во внимание полученная им в детстве военная подготовка. Отвращение к военной службе молодого человека, которое он
чувствовал, если читатель помнит, будучи кадетом Осипом Лысенко, и которое главным образом побудило его на побег с матерью, не могло иметь места при порядках гвардейской военной службы Елизаветинского времени.
Невеста блестящего жениха — князя Сергея Сергеевича Лугового — она всегда, при желании, сохранит на него свои права, и наконец, предмет поклонения красавца
графа Иосифа Яновича Свянторжецкого, под обаяние которого, она
чувствовала, что невольно поддавалась. Чего еще надо было желать?
Граф Свянторжецкий сел. Удивленно-беспокойным взглядом смотрел он на княжну Людмилу Васильевну. Она, видимо, не
чувствовала ни малейшего смущения и со спокойным, обыкновенным полукокетливым и полунасмешливым выражением лица смотрела на
графа.
Граф молчал. Обстановка и личность «чародея» стали производить на него все большее и большее впечатление: он
чувствовал, что теряет самообладание и апломб.
Чем ближе подходил час свиданья с
графом Иосифом Яновичем Свянторжецким, тем, к своему удивлению, княжна
чувствовала все большее и большее оживление, странно смешанное с нетерпением ожидания.
Странное дело. Прежде она бы тотчас остановила его при начале этого полупризнания, а теперь она
чувствовала, что эти слова, в которые
граф сумел вложить столько страсти, чудной мелодией звучали в ее ушах.
Вдруг
граф Иосиф Янович
почувствовал, что молодая девушка холодеет в его объятиях и становится как-то неестественно тяжела. Он вздрогнул, поглядел ей в глаза и, в свою очередь, стал бледен как полотно. Он понял. Он находился в объятиях трупа. Княжна умерла.
И все представляемые были встречаемы графом Северином все с одним и тем же выражением снисходительного достоинства, сквозь которое просвечивала холодность и сдержанность человека, поставленного обстоятельствами в чуждую и презираемую среду, имеющую над ним в данный момент перевес грубой физической силы:
граф чувствовал себя членом угнетенной национальности, членом европейски-цивилизованной семьи, беспомощно оторванным силой на чужбину, в плен к диким, но довольно благодушным и наивным татарам.
Всадники ехали довольно долго молча, но, несмотря на это молчание, видно было, что
граф чувствует себя очень в духе. Он не раз улыбался и весело поглядывал на своего спутника, а потом, у одного поворота вправо к тогдашней опушке леса, остановил лошадь и сказал:
Равнодушие графа оскорбляло ее более, нежели бы оскорбил взрыв негодования, взрыв даже грубый, но показавший бы, что
граф чувствует отсутствие внимания и ласки, которыми окружала его еще несколько дней тому назад любимая и любящая жена.
Уже два дня, как я вернулась в Варшаву и с нетерпением жду свиданья с тобой. Я сама с удовольствием бы поехала к тебе, но ты знаешь, что графиня без меня не справится с прислугой, которая теперь занята уборкой комнат, да и
граф чувствует себя нехорошо и беспрестанно требует меня к себе. А мне очень нужно видеть тебя, Лизочка. Ты одна не станешь спрашивать меня о причинах, а прямо исполнишь мою просьбу. Жду тебя завтра или послезавтра.
Неточные совпадения
— Вы влюблены в этого итальянца, в
графа Милари — да? — спросил он и погрузил в нее взгляд и
чувствовал сам, что бледнеет, что одним мигом как будто взвалил тысячи пуд себе на плечи.
«Ты не узнал меня,
граф?» — сказал он дрожащим голосом. «Сильвио!» — закричал я, и признаюсь, я
почувствовал, как волоса стали вдруг на мне дыбом.
Граф представил меня; я хотел казаться развязным, но чем больше старался взять на себя вид непринужденности, тем более
чувствовал себя неловким.
Как светская женщина, говорила она с майором, скромно старалась уклониться от благодарности старика-нищего; встретила, наконец, своих господ,
графа и графиню, хлопотала, когда
граф упал в воду; но в то же время каждый, не выключая, я думаю, вон этого сиволапого мужика, свесившего из райка свою рыжую бороду, — каждый
чувствовал, как все это тяжело было ей.
Вследствие его и досады, порожденной им, напротив, я даже скоро нашел, что очень хорошо, что я не принадлежу ко всему этому обществу, что у меня должен быть свой кружок, людей порядочных, и уселся на третьей лавке, где сидели
граф Б., барон З., князь Р., Ивин и другие господа в том же роде, из которых я был знаком с Ивиным и
графом Б. Но и эти господа смотрели на меня так, что я
чувствовал себя не совсем принадлежащим и к их обществу.