Неточные совпадения
Они ожидали последнего акта балета, когда должна будет появиться недавно объявившееся чудо красоты
и грации — характерная танцовщица
Маргарита Гранпа.
По выражению лица, с которым он доглядел первый акт
и смотрел следующие, видно было, что
и он, как
и другие балетоманы, приехал для последнего действия — для характерного танца
Маргариты Гранпа.
Несмотря на то, что в описываемые годы петербургский балет, как мы уже имели случай заметить ранее, имел в своих рядах много талантливых танцовщиц, блиставших молодостью, грацией
и красотой — с год как выпущенная из театральной школы
Маргарита Гранпа сумела в это короткое время не только отвоевать себе в нем выдающееся место, но стать положительной любимицей публики.
Дочь известной русской красавицы
и очень красивого француза Максимилиана Гранпа,
Маргарита соединила в себе все прелести обоих
и, как бывает почти всегда при смешении рас, выросла лучше родителей.
Маргарита Максимилиановна переживала происшествие сегодняшнего дня — столкновение с отцом
и «тетей», как она называла женщину, ставшую на место ее матери.
— Это ты, Макс… — остановила на нем взгляд
Маргарита Максимилиановна
и деланно улыбнулась.
Мальчик опустился на стоявшую около качалки скамеечку
и вперил в
Маргариту Максимилиановну почти страстный взгляд.
Ей не было
и двух лет, когда ее мать, русская красавица из хорошей фамилии, увлекшаяся французом-танцором, отцом
Маргариты,
и вышедшая за него замуж без дозволения родителей, уехала от него с другим избранником сердца, оставив дочь на руках отца.
Каждый день он был у
Маргариты Гранпа, жившей тоже по Торговой улице, невдалеке от дома, где жила Горская, возил ей букеты
и конфеты.
Для приведения этого проекта в исполнение Савин переехал в Ораниенбаум, поселился в гостинице, куда понемногу были с помощью подкупленной горничной перенесены вещи
Маргариты Максимилиановны, уложены в приготовленный сундук
и отправлены в Петербург.
Поговорив еще несколько времени со своим братом Максимилианом,
Маргарита Гранпа ушла в свою комнату
и стала ждать.
Маргарита Максимилиановна стала чутко прислушиваться к окружавшей ее тишине. Вдруг послышались топот лошадиных копыт
и стук колес.
На всех этих портретах было, впрочем, одно
и то же изображение
Маргариты Гранпа в разных видах
и костюмах, балетных
и характерных.
Пройдясь несколько раз по задней комнате отделения, занимаемого им в Европейской гостинице, комнате, служившей ему кабинетом-спальней
и, как он говорил, храмом, где он молился своему божеству, то есть
Маргарите Гранпа,
и куда он допускал только одного Маслова да несколько своих друзей-балетоманов, Николай Герасимович позвонил.
«Почему ему нельзя жениться на такой хорошей, прелестной
и честной девушке? — Фанни Михайловна описала ей
Маргариту Гранпа по письмам сына. — Только потому, что она танцорка — это отсталое понятие… Ах, какой дядя… отсталый», — думала гимназистка-медальерка.
Он не щадил средств на букеты, венки
и подарки молоденькой танцовщице, а также не забывал
и ее мачеху, которая, как мы знаем, была на стороне этого претендента на ее падчерицу
и даже сумела склонить к тому
и своего сожителя — родного отца
Маргариты.
Не так, как мы знаем, думала пока
Маргарита Максимилиановна
и не так глядела, вообще, на судьбу своей любимой внучки бабушка Нина Александровна Бекетова.
Увоз первой из родительского дома Савиным, укрывшим свою «невесту», как называли уже Гранпа в театральных кружках под покров ее бабушки, произвел, конечно, переполох в ее семье, но отец
Маргариты побаивался Нины Александровны
и предпринимать что-нибудь против старушки, несмотря на настояния своей сожительницы, не решался, даже ездить к Нине Александровне он не смел, так как старушка все равно не приняла бы его, прозевавшего
и погубившего, как она выражалась, ее дочь — мать
Маргариты.
У Максимилиана Эрнестовича
и Марины Владиславовны он продолжал бывать почти ежедневно, участвуя в семейных советах о мерах, которые можно было бы предпринять для возвращения
Маргариты.
Письма
Маргариты Максимилиановны к Савину доставляли ему одновременно
и жгучее наслаждение.
Полные уверения в страстной любви, в намерении скорее броситься в Неву, нежели отдаться другому, они сообщали ему наряду с этим далеко не радостные известия. Из них он узнал, что
Маргарита снова переехала в квартиру отца,
и по некоторым, для обыкновенного читателя неуловимым, но ясным для влюбленного, отдельным фразам, оборотам речи, он видел, что она снова находится под влиянием своего отца, то есть значит
и Марины Владиславовны, мыслями которой мыслил
и глазами которой глядел Максимилиан Эрнестович.
Зина, как он начал звать ее, с ее дозволения
и по настоянию Фанни Михайловны, заявившей, что она ему все равно, что сестра, ободряюще действовала на молодого Савина, она выслушивала его всегда с увлечением, соглашаясь с ним, а, главное, ее общество, близость ее, как молодого существа, свежестью
и грацией напоминающей ему
Маргариту, успокоительно действовали на его нервы, постоянно напряженные перед предстоящим объяснением с отцом
и оскорбительными для «его кумира» разговорами с матерью.
— Если бы ты не был влюблен в эту
Маргариту Гранпа, она, может быть, раздумала бы ехать учиться
и ее чудное сердце отдано было бы тебе… Я материнским чутьем догадываюсь, что она любит тебя.
Мы уже знаем из писем
Маргариты Максимилиановны Гранпа к Савину, что вскоре после начала сезона она поддалась просьбам отца
и переехала от бабушки снова под родительский кров.
Он уже считал
Маргариту своею, зная, что его опасный соперник Савин не станет теперь между ним
и ею, как вдруг среди ярых поклонников «несравненной», «божественной», как звали ее балетоманы, Гранпа появился молодой гвардейский офицер Федор Карлович Гофтреппе.
Сын влиятельного в Петербурге лица, обладавший колоссальным состоянием, он сразу выдвинулся вперед не только в мнении Марины Владиславовны, а следовательно,
и Максимилиана Эрнестовича, но даже во мнении самой
Маргариты.
Восторженное поклонение юноши
и притом богача, действует заразительно. Молодой Гофтреппе был желанным поклонником в замкнутом мире жриц Терпсихоры, а потому явное предпочтение, отдаваемое им
Маргарите Максимилиановне, не могло не щекотать сначала ее самолюбия.
Шепот зависти подруг по поводу ухаживания за ней Гофтреппе все более возвышал в глазах
Маргариты Гранпа последнего,
и все благосклоннее
и благосклонее она стала принимать его ухаживания.
Марина Владиславовна взвесила на весах своего мнения обоих поклонников
Маргариты,
и Федор Карлович перетянул.
Маргарита привыкла видеть его в первом ряду кресел в театре, привыкла встречать у себя в театральной уборной
и, наконец, у себя дома, где он был дорогим гостем ее отца.
Нельзя сказать, чтобы
Маргарита Максимилиановна окончательно поверила Горской, но разговор с ней заронил семя сомнения в ее сердце, семя принялось
и стало разрастаться.
Он не мог скрыть от нее несогласия родных, потому что в тех планах, которые они оба строили о будущем, в уютной квартирке бабушки Марго — Нины Александровны Бекетовой, приезд его родных на свадьбу в Петербург играл первую роль, как играла роль
и пышная, богатая свадьба, которая должна была заставить подруг
Маргариты Максимилиановны умереть от зависти
и злобы.
Видимо, однако,
и последняя подробность не успокоила ревность
Маргариты Максимилиановны.
А все это потому, что с именем Петербурга соединяется, или, лучше сказать, поглощает его имя
Маргариты Гранпа, которое для него составляет все, альфу
и омегу его жизни, без которой самая жизнь представляется ему совершенно ненужной, жизнь, та самая жизнь, полная удовольствий, разгула, кутежей, та жизнь в царстве женщин, которой он еще с год тому назад отдавался с таким искренним восторгом, с таким неустанным наслаждением.
В этом сердце остался пьедестал, с которого так неожиданно свалился кумир —
Маргарита Гранпа,
и замена этого кумира, заполнение образовавшейся сердечной пустоты, было настойчивой, почти болезненной мечтой Савина.
Королева же
Маргарита сверху бросила им свой букет, который они тотчас же разделили между собой
и с гордостью прикололи цветы к своим шляпам.
Николай Герасимович вспомнил, что сегодня утром в читальной гостиницы он просматривал «Новое Время», где в восторженных выражениях говорилось об участии
Маргариты Гранпа в одном из новых балетов, о ценных подношениях, которых удостоилась артистка,
и анонсировалось о выходе ее в следующем балете в каком-то еще не исполненном ею характерном танце.
В числе приехавших на свадьбу были
Маргарита Максимилиановна Гранпа
и Федор Карлович Гофтреппе.
В тот момент, когда жених
и невеста шли к аналою,
Маргарита Максимилиановна бросила какой-то странный взгляд на стоявшего рядом с ней Гофтреппе.
— Да ведь я
Маргарите тогда же высказала твое мнение о нем
и предупредила ее, чтобы она на него очень-то не надеялась.
Маслов понял, что, если бы он даже продолжал настаивать не говорить ничего о Савине
Маргарите Максимилиановне
и Анна Атександровна дала бы ему слово, она все равно не сдержала бы его — не была в состоянии это сделать.
Особенною искренностью
и задушевностью
и в зале
и в церкви звучали поздравления
Маргариты Максимилиановны Гранпа, крепко, крепко целовавшейся с Анной Александровною Масловой.
Бронзовый цвет лица, с правильными тонкими чертами
и нежным румянцем, несколько приподнятые ноздри изящного носика с маленькой горбинкой
и изящно очерченные алые губки, верхняя из которых оттенялась нежным темным пушком, розовые ушки, в которых блестели крупные бриллианты
и, наконец, иссиня-черные, воронова крыла, волосы, густая
и, видимо, длинная коса которых, небрежно сколотая на затылке
и оттягивавшая назад грациозную головку своей обладательницы — все это делало то, что
Маргарита Николаевна невольно останавливала на себе внимание с первого взгляда, поражала своей, если можно так выразиться, вакханической красотой.
Высокая, стройная, чудно сложенная, той умеренной полноты, не уничтожающей грации, а напротив, придающей ей пластичность, с точно выточенными, украшенными браслетами руками, на длинно-тонких пальцах которых блестело множество колец,
и миниатюрными ножками, обутыми в ажурные чулки цвета бордо
и такие же атласные туфельки с золотыми пряжками,
Маргарита Николаевна была той пленительной женщиной, которые мало говорят уму, но много сердцу, понимая последнее в смысле усиленного кровообращения.
Оставим его в этих мечтах
и грезах
и постараемся удовлетворить, хоть в нескольких словах, совершенно законное любопытство читателей, каким образом на жизненной дороге нашего героя, которого мы оставили в Неаполе, собирающегося возвратиться в Россию, появилось новое действующее лицо —
Маргарита Николаевна Строева.
Маргарита Николаевна Строева была в этих гостиных новым лицом. Ее познакомила
и ввела в дом Масловых Зиновия Николаева Ястребова, познакомившаяся с нею, в свою очередь, всего месяца три тому назад, как с пациенткой.
За ужином, впрочем, компания оживилась. Больше всех
и тут говорил Савин,
и его уверенный тон, его более чем красноречивые описания нравственных качеств
Маргариты Николаевны сделали то, что даже у скептиков Ястребова
и Маслова появилась в голове мысль: «А может
и впрямь они будут счастливы!»
Таким образом, к тому времени, когда в бокалах заискрилось шампанское, все, сидевшие за столом, искренне
и от души поздравили Николая Герасимовича
и выпили, как за его здоровье, так
и за здоровье отсутствующей, его будущей подруги жизни,
Маргариты Николаевны Строевой.
— Вы слишком умны,
Маргарита Николаевна, — начал он дрожащим голосом, — чтобы не замечать, что я изнемогаю от любви к вам. Скажите же мне откровенно, любите вы меня
и могли бы решиться разделить мою жизнь.
Вдруг
Маргарита Николаевна оттолкнула его
и закрыла лицо руками.