Неточные совпадения
Когда мадемуазель Эрнестина, прожив три года,
уехала за границу, он
был неутешен, не хотел слушаться новой гувернантки, старушки Пикар, и с того времени начались проявления его несдержанности, прямо необузданности — черты, которые — он сам сознавал это — остались до сих пор в его характере.
Ей не
было и двух лет, когда ее мать, русская красавица из хорошей фамилии, увлекшаяся французом-танцором, отцом Маргариты, и вышедшая за него замуж без дозволения родителей,
уехала от него с другим избранником сердца, оставив дочь на руках отца.
— Ну, положим, он красив… — подливала масла в огонь Марина Владиславовна. — Да и
уедет, много вам корысти не
будет, вернется… Напрасно Макс думает, что родители его ему не позволят жениться на ней… Отчего? Рады еще
будут, может-де остепенится…
— Начинай… Оборудуй, благодетель, век не забуду, — сказал Колесин. — Значит так
будет сделано, что раз он
уедет, сюда ему назад носа показать
будет нельзя. Шабаш?..
Чтобы не
быть свидетелем этой «карьеры» — «нравственной смерти» — как называл ее Николай Герасимович, он
уехал из Петербурга в Серединское.
Николай Герасимович увлекся
было одною из сестер, госпожою Сакс-Бей, но узнав, что сердце ее занято, тотчас же
уехал из Вены в Италию.
Торг
был заключен. Савин считал себя властелином прелестной Анжелики. Вечером в тот же день они решили через день
уехать из Милана.
Распродав всю квартирную обстановку, распустив прислугу и телеграфировав в Россию, чтобы деньги
были переведены на одного из лондонских банкиров, Николай Герасимович
уехал в столицу туманного Альбиона, чтобы среди новых мест и новых людей отдохнуть и рассеяться от постигшего его удара.
Николаю Герасимовичу надо
было съездить во Флоренцию на свадьбу одного его приятеля и он,
уехав, поручил Лили Битини, как самому верному и скромному его другу.
— Как
уехал?! — воскликнул пристав. — Не может
быть.
— По отъезде Савина, я несколько раз порывался зайти к ней, не пустили, швейцар и лакей, как аргусы какие, сокровище это, Маргаритку-то, сторожили… Видел я ее раза два, как в карету садилась… Раз даже дурным словом обозвал… Очень пьян
был… Теперь каюсь, не годится это. Узнал затем, что и она
уехала, след
был совсем потерян… Куда кинуться?..
— Чует мое сердце, что стряслась над ней какая ни на
есть беда… — толковала она, несмотря на уговоры окружающих баб, уверявших, что Настасья Лукьяновна, наверное,
уехала к барину.
По уходе де Грене — это
было утром, Савин тотчас же написал остававшемуся в Рудневе Петру, чтобы он рассчитал людей, забрал некоторые вещи из усадьбы и ехал в Москву, где и дожидался бы его в «Славянском Базаре», так как он, Савин,
уезжает в Кишинев, куда, по его предположению,
уехала Маргарита Николаевна, но оставляет номер за собою.
Савин
уехал к себе и до самого утра
был в неописанной тревоге. Чуть ли не с самого рассвета он прислушивался, не раздаются ли по коридору знакомые шаги де Грене.
Чтобы объяснить это, нам необходимо
будет вернуться несколько назад, к тому времени, как муж Маргариты Николаевны, плотно закусив и
выпив в Серединском после исчезновения Насти,
уехал в Калугу.
В этом акте, кроме отметки, что владелец имения, отставной корнет Николай Герасимович Савин, не выждав окончания пожара,
уехал из Серединского,
было занесено показание рабочего Вавилы, что барин со дня приезда в имение каждую ночь один гулял в парке и саду около большого дома.
Ничего не подозревавший до получения повестки, Савин жил, как мы знаем, в Серединском, затем
был в Москве, доехал до Киева, вернулся обратно, и наконец, не имея никакого понятия о возбужденном о нем деле,
уехал за границу, и только письма поверенного брата неожиданно выяснили ему, что он находится под следствием в России и даже, как бежавший, разыскивается калужским окружным судом.
— Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сложить, — заметил Михаил Дмитриевич. — Но во что я не верю, это в то, что он поджег дом в Серединском… Этого
быть не может, тем более, что он
уехал за границу, все же имея средства.
«Я
уезжаю навсегда. Прощай. Жить с тобой я не могу, не в силах. Я хотела
быть тебе верной женой, не смогла. Забудь меня. Я тебя не стою. Маргарита».
— Обедать, где попало, лапшу, кашу? не прийти домой… так, что ли? Хорошо же: вот я
буду уезжать в Новоселово, свою деревушку, или соберусь гостить к Анне Ивановне Тушиной, за Волгу: она давно зовет, и возьму все ключи, не велю готовить, а ты вдруг придешь к обеду: что ты скажешь?
Неточные совпадения
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете, лучше
уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка
будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
— Певец Ново-Архангельской, // Его из Малороссии // Сманили господа. // Свезти его в Италию // Сулились, да
уехали… // А он бы рад-радехонек — // Какая уж Италия? — // Обратно в Конотоп, // Ему здесь делать нечего… // Собаки дом покинули // (Озлилась круто женщина), // Кому здесь дело
есть? // Да у него ни спереди, // Ни сзади… кроме голосу… — // «Зато уж голосок!»
Затем графиня рассказала еще неприятности и козни против дела соединения церквей и
уехала торопясь, так как ей в этот день приходилось
быть еще на заседании одного общества и в Славянском комитете.
— Я
буду, — отвечала Варенька. — Они собираются
уезжать, так я обещалась помочь укладываться.
Но слова
были сказаны, и Алексей Александрович
уехал, ничего не сказав.