Неточные совпадения
Монастырская служба отличается продолжительностью и
той печальной торжественностью, которая невольно заставляет перенестись к
мысли о тщетности всего земного, преходящего, к смерти, к загробной жизни, к вечности, к
тем небесным селениям, где нет ни печали, ни воздыхания. Она невольно всех располагает к молитве.
Все его
мысли были о
том близком уже теперь дне, когда он наконец станет настоящим солдатом.
Если его глаза и были устремлены на море,
то только потому, что это море было перед ним.
Мысли его были в Петербурге и, как это ни странно, вертелись около женщины.
Случая побывать в Петербурге для Суворова, сделанного капралом, уже совершенно не предвиделось, а между
тем образ Глаши все чаще и чаще восставал в его воображении. Нередко среди занятий
мысль о ней появлялась против его воли в голове, и он старался так или иначе объяснить ее загадочное поведение относительно его.
Глаша сидела и слушала с горькой улыбкой на побелевших губах. Она ответила не тотчас же после
того, как он умолк. Казалось, она собиралась с
мыслями…
Мысль — изучить солдата во внешнем его быте до мельчайших подробностей обычаев и привычек и во внутренней его жизни до тайных изгибов его верований, чувств, понятий, — есть в сущности
мысль простая для
того, кто задался такой целью, как Суворов.
Ее чуждому всякой глубины
мысли уму, конечно, могло показаться более чем странным, что роман Александра Васильевича начался чуть ли не с умирающей девушкой. Здоровье было главным условием любви в
том смысле, в каком понимала ее Марья Петровна, в каком понимает ее, с одной стороны, впрочем, и русский народ, выражая в одной из своих пословиц
мысли, что «муж любит жену здоровую».
Следует, однако, заметить, что, занимаясь теорией военного дела многие годы, Александр Васильевич относился к изучаемым предметам не рабски, а самостоятельно и свободно. Он вполне усвоил
мысль, что нельзя, изучая великих мужей, ограничиться прямым у них позаимствованием, а
тем более впасть в ошибку подражания.
Но если бы даже эти статьи на самом деле были переведены,
то они все-таки имеют цену для характеристики нашего героя, указывая на направление его
мыслей, выражающихся в словах Монтесумы и Александра.
— Нам и было на руку
то, что так думал архиепископ Амвросий. Через близких к нему мы сумели натолкнуть его на
мысль, что сборища у Варварских ворот вредны во время эпидемии и что сундук с деньгами следует опечатать, а
то собранная в нем довольно крупная сумма может быть украдена. Амвросий полетел к Еропкину. О чем они там беседовали, я не знаю, только на другой день Еропкин распорядился взять сундук.
В уме князя Владимира Яковлевича, услыхавшего от князя Ивана Андреевича этот совет докторов, мелькнула
мысль, которую он не замедлил привести в исполнение. С помощью сестры он уговорил князя и княжну со всем семейством,
то есть племянниками, учителем, Капочкой и нянькой княжны Терентьевной, переехать на жительство в Баратово, как называлось подмосковное имение князя Владимира Яковлевича.
— Вы думаете? — повторила княжна, видимо, лишь для
того, чтобы что-нибудь сказать, так как сказать
то, что было в ее
мыслях, она не хотела.
Ей вдруг пришло на
мысль, что если она теперь поцелует Сигизмунда Нарцисовича,
то этим отомстит ненавистному ей князю Владимиру, а главное, заглушит ноющую боль оскорбленного самолюбия.
Княжна думала о
том, что говорят теперь в московских гостиных, думала, что на ее свадьбе было бы, пожалуй, более народа, чем на похоронах князя, что теперь ей летом не придется жить в Баратове, вспоминался ей мимоходом эпизод с китайской беседкой, даже — будем откровенны — ей не раз приходило на
мысль, что ее подвенечное платье, которое так к ней шло, может устареть в смысле моды до
тех пор, пока явится другой претендент на ее руку.
К чести Варвары Ивановны надо сказать, что она гнала подобные
мысли, но
тот факт, что они могли появляться в ее голове, уже красноречиво доказывал, что она не любила покойного князя Баратова.
На этом разговор окончился. Княжна Баратова умышленно не продолжала его, чтобы не навести на
мысль княжну Варвару о возможности существования какой-нибудь записки, оставленной покойной Капитолиной Андреевной. Княжна Александра Яковлевна была убеждена, что такая записка есть. Она сделала этот вывод из
того, что девушка, которая решилась открыть перед смертью свою тайну подруге детства, должна была готовиться к этому еще при жизни.
Все это узнала княжна Александра Яковлевна от старушки Елизаветы Сергеевны Лопухиной, к которой стала заезжать очень часто после
того, как
мысль о ее сыне стала господствующей в мозгу княжны.
Александр Васильевич был действительно почтительным сыном и любил своего отца искренне. Позже, когда ему приходила на ум
мысль об оставлении службы, он говорил, что удалится поближе к «мощам» своего отца. Он должен был признать отцовские доводы относительно женитьбы уважительными; его человеческая натура подсказывала ему
то же самое.
— Поезжайте, поезжайте, — ухватился я за
мысль если не видеть ее,
то, по крайней мере, иметь о ней известия.
Наступила агония — больной впал в беспамятство. Непонятные звуки вырывались у него из груди в продолжение всей тревожной предсмертной ночи, но и между ними внимательное ухо могло уловить обрывки
мыслей, которыми жил он на гордость и славу отечеству.
То были военные грезы — боевой бред. Александр Васильевич бредил войной, последней кампанией и чаще всего поминал Геную.
Неточные совпадения
Хлестаков, молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из
тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь
мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты,
тем более он выиграет. Одет по моде.
Григорий шел задумчиво // Сперва большой дорогою // (Старинная: с высокими // Курчавыми березами, // Прямая, как стрела). // Ему
то было весело, //
То грустно. Возбужденная // Вахлацкою пирушкою, // В нем сильно
мысль работала // И в песне излилась:
Стародум(читает). «…Я теперь только узнал… ведет в Москву свою команду… Он с вами должен встретиться… Сердечно буду рад, если он увидится с вами… Возьмите труд узнать образ
мыслей его». (В сторону.) Конечно. Без
того ее не выдам… «Вы найдете… Ваш истинный друг…» Хорошо. Это письмо до тебя принадлежит. Я сказывал тебе, что молодой человек, похвальных свойств, представлен… Слова мои тебя смущают, друг мой сердечный. Я это и давеча приметил и теперь вижу. Доверенность твоя ко мне…
Стародум. Благодарение Богу, что человечество найти защиту может! Поверь мне, друг мой, где государь
мыслит, где знает он, в чем его истинная слава, там человечеству не могут не возвращаться его права. Там все скоро ощутят, что каждый должен искать своего счастья и выгод в
том одном, что законно… и что угнетать рабством себе подобных беззаконно.
В одной письме развивает
мысль, что градоначальники вообще имеют право на безусловное блаженство в загробной жизни, по
тому одному, что они градоначальники; в другом утверждает, что градоначальники обязаны обращать на свое поведение особенное внимание, так как в загробной жизни они против всякого другого подвергаются истязаниям вдвое и втрое.