Неточные совпадения
Мягкий по
природе, воспитанный дома, не испытавший на себе влияния товарищеской среды учебного заведения, созидающей характеры юношей, балованный сынок боготворившей его матери, князь Виктор Васильевич Гарин вступил в самостоятельную жизнь сперва юнкера, а потом офицера с смутными, неопределенными взглядами на жизнь, — без
знания и конечно, без всякого умения распознавать окружающих его людей, и даже, странно сказать, без точного понятия о добре и зле.
Неточные совпадения
Дома он через минуту уже решил дело по существу. Два одинаково великих подвига предстояли ему: разрушить город и устранить реку. Средства для исполнения первого подвига были обдуманы уже заранее; средства для исполнения второго представлялись ему неясно и сбивчиво. Но так как не было той силы в
природе, которая могла бы убедить прохвоста в неведении чего бы то ни было, то в этом случае невежество являлось не только равносильным
знанию, но даже в известном смысле было прочнее его.
Поди ты сладь с человеком! не верит в Бога, а верит, что если почешется переносье, то непременно умрет; пропустит мимо создание поэта, ясное как день, все проникнутое согласием и высокою мудростью простоты, а бросится именно на то, где какой-нибудь удалец напутает, наплетет, изломает, выворотит
природу, и ему оно понравится, и он станет кричать: «Вот оно, вот настоящее
знание тайн сердца!» Всю жизнь не ставит в грош докторов, а кончится тем, что обратится наконец к бабе, которая лечит зашептываньями и заплевками, или, еще лучше, выдумает сам какой-нибудь декохт из невесть какой дряни, которая, бог знает почему, вообразится ему именно средством против его болезни.
— В докладе моем «О соблазнах мнимого
знания» я указал, что фантастические, невообразимые числа математиков — ирреальны, не способны дать физически ясного представления о вселенной, о нашей, земной,
природе, и о жизни плоти человечий, что математика есть метафизика двадцатого столетия и эта наука влечется к схоластике средневековья, когда диавол чувствовался физически и считали количество чертей на конце иглы.
Но при таком понимании
природы познания
знание оказывалось дублированием действительности, ненужным каким-то ее повторением.
Для обличения мира невидимых вещей нужна активность всей человеческой
природы, общее ее напряжение, а не активность одного лишь интеллекта, как то мы находим в
знании мира видимого.