Неточные совпадения
Усадьба
князей Шестовых
лежала в одной из лучших местностей Т-ской губернии. Не говоря уже о том, что в хозяйственном отношении именье это было золотое дно — черноземная почва славилась своим плодородием, а «шестовская» пшеница всегда дорого стоила на рынке, — самое местоположение усадьбы было до нельзя живописно.
Князь Александр Павлович Шестов, служивший в молодости по дипломатической части, но уже давно вышедший в отставку и проживающий в Москве, незадолго перед торжественным возвращением заблудшей овцы в губернское стадо, потерял свою вторую жену, с которой прожил около десяти лет, и приехал погостить в город Т., близ которого
лежало его большое родовое именье, и в котором жил его младший брат, вдовец, с двумя маленькими дочерьми.
Зала, где
лежало на столе бездыханное, одетое в военный мундир тело
князя, еще вчера так радушно принявшего Гиршфельда, была битком набита собравшейся на первую панихиду публикой.
На столике, около постели
князя,
лежал вынутый священником из стоявшего в углу киота образ в золотой ризе — тот самый, которым благословляли
князя Дмитрия к венцу.
Одеяло из тигрового меха, с которым
князь не расставался круглый год, было откинуто немного ниже плеч. Правая рука выбилась и
лежала полусогнутой на одеяле.
Вызванный к следователю, Николай Леопольдович объяснил, что по делу об отравлении
князя Александра Павловича он ничего не знает, так как, если припомнит и сам г. следователь, он был во время совершения княжной преступления в Т., где провел два дня, и прибыл в Шестово, когда
князь уже
лежал мертвый в кабинете. Относительно отравления княгини он также не может показать ничего, так как приехал из Москвы вечером, когда она уже
лежала на столе.
Николай Леопольдович очнулся в бывшем кабинете Александра Павловича на той самой отоманке, на которой умер старый
князь. На его голове
лежали холодные компрессы. Кругом суетилась сбежавшаяся прислуга. Помутившимся, полубессознательным взглядом обвел он окружающую его обстановку и вдруг стремительно вскочил с дивана. Он припомнил все: и прошлое, и настоящее. Схватившись за голову, еще мокрую от упавшего при его быстром движении компресса, он зашагал по кабинету. Прислуга в недоумении столпилась в дверях.
Еще во время поездки всего княжеского семейства в именье брата,
князя Ивана, в то лето, когда он неожиданно умер ударом, дела
князя Василия были крайне запутаны: на имениях
лежали неоплатные долги, и главною целью посещения брата был расчет со стороны бившегося как рыба от лед
князя Василия, находившегося накануне полного разорения, на родственную помощь.
— Письму я не поверила, — после некоторой паузы снова начала она, —
князю Сергию, передавшему мне чужие слова — тоже, потому что я единственная представительница на земле рода графов Завадских, у нас с покойным мужем, единственным сыном своих родителей, детей не было, следовательно поддержка славы рода и фамильной чести всецело
лежит на мне, а я лично не сомневаюсь, что я их ревниво охраняю и опасности для них до конца моей жизни не вижу.
Раздался выстрел. Сбежавшаяся прислуга застала
князя уже мертвым. Он
лежал на кровати. Огнестрельная рана зияла в правом виске. Алая кровь обагрила белоснежные, батистовые наволочки подушек и лежавший у постели белый ангорский ковер. Правая рука спустилась с кровати. Револьвер большого калибра валялся на ковре. На лице
князя застыла улыбка какого-то блаженного довольства.
Это голос первого его палача — Александры Яковлевны Пальм-Швейцарекой. Он почти и теперь, как и тогда, теряет сознание. Он припоминает, как он очнулся от обморока в кабинете
князя Александра Павловича, на той самой оттоманке, где
лежал мертвый, отравленный по его наущению
князь. Он и теперь, как и тогда, быстро вскочил с кровати и несколько раз прошелся по камере. Глубоко вздохнув, он сел снова.
Неточные совпадения
— Кабы умер — так и слава бы Богу! — бросила она мне с лестницы и ушла. Это она сказала так про
князя Сергея Петровича, а тот в то время
лежал в горячке и беспамятстве. «Вечная история! Какая вечная история?» — с вызовом подумал я, и вот мне вдруг захотелось непременно рассказать им хоть часть вчерашних моих впечатлений от его ночной исповеди, да и самую исповедь. «Они что-то о нем теперь думают дурное — так пусть же узнают все!» — пролетело в моей голове.
А пока я все еще продолжал занимать мою квартиренку, занимать, но не жить в ней; там
лежал мой чемодан, сак и иные вещи; главная же резиденция моя была у
князя Сергея Сокольского.
Вы знаете, что Япония разделена на уделы, которые все зависят от сиогуна, платят ему дань и содержат войска. Город Нагасаки принадлежит ему, а кругом
лежат владения
князей.
В то время когда Маслова, измученная длинным переходом, подходила с своими конвойными к зданию окружного суда, тот самый племянник ее воспитательниц,
князь Дмитрий Иванович Нехлюдов, который соблазнил ее,
лежал еще на своей высокой, пружинной с пуховым тюфяком, смятой постели и, расстегнув ворот голландской чистой ночной рубашки с заутюженными складочками на груди, курил папиросу. Он остановившимися глазами смотрел перед собой и думал о том, что предстоит ему нынче сделать и что было вчера.
— Вы едете в Пензу, неужели вы думаете, что это случайно? В Пензе
лежит в параличе ваш отец,
князь просил государя вам назначить этот город для того, чтоб ваше присутствие сколько-нибудь ему облегчило удар вашей ссылки. Неужели и вы не находите причины благодарить
князя?