Неточные совпадения
Встреча с Карнеевым подняла
в душе Николая Леопольдовича прежнюю бурю злобы и зависти.
Верность основного правила народной физиономистики, что глаза есть зеркало
души, находила себе полное подтверждение
в применении к ней.
Она и не подозревала
в невинности своей
души, что можно было говорить одно, а чувствовать другое.
— Я и не выбирала, Константин Николаевич рекомендовал… — небрежно кивнула она, но
в душе была очень довольна.
Ее обольстительная, чисто плотская красота волновала ему кровь,
в виски стучало. Он заметил произведенное им на нее впечатление, особенно коща он высказал свой взгляд на идеалы — он видел, что она всецело согласилась с ним, он ее понял. Слабая струна
души ее была так быстро и так неожиданно найдена, надо только суметь сыграть на ней и княжна его.
Похвалы
в этом отношении нежили ее детский слух и западали
в молодую
душу, оставляя
в ней зерна самомнения.
— Парень-выжига, не даром из жидов, старику
в душу без мыла лезет. Посмотрите, добром это не кончится! — пророчил подвывавший Август Карлович.
Беседы его с княжной были почти ежедневны и продолжительны. Он искусно играл на найденной им
в душе ее «больной струнке».
Вступив на новый жизненный путь, связав на всю жизнь, как ей по крайней мере казалось, свою судьбу с избранным ею человеком, она зажила какою-то двойною жизнью. Ум ее лихорадочно работал, нервная система, доведенная до высшего напряжения, как бы закалилась; неведомая доселе страсть охватила все ее существо, а между тем,
в душе царил какой-то страшный покой.
Даже страх перед опасностью раскрытия его страшного плана совершенно исчез из
души княжны Маргариты Дмитриевны — так велика была
в ней уверенность
в уме, дальновидности и рассчетливости ее нового друга, союзника и соучастника.
— Добрый, бедный старик! — прошептал он, поднимаясь по лестнице
в сопровождении несшего чемодан швейцара, и нечто вроде угрызения совести зашевелилось
в его
душе.
Такое же, или почти такое же чувство шевельнулось
в душе Николая Леопольдовича, когда он подошел к парадному крыльцу и дернул за блестевшую, как золото, медную ручку звонка.
Привязанность к нему княжны Лиды, ежедневные встречи с ней, давшие ему возможность узнать ее близко и оценить все достоинства этой детской, нетронутой
души, постепенно оттесняли
в глубину его сердца яркий образ ее сестры, а братское нежное чувство дружбы превращалось незаметно для него самого
в чувство тихой, без вспышек, страсти.
— Что вы там ни говорите, барон, про своего Арапа, собака, нет слов, хорошая, но до моего Артура ей далеко. На вид она у меня не мудреная, по
душе скажу, даже и порода не чиста, но ума палата, да не собачьего, сударь вы мой, а человеческого ума. Не собака — золото; только не говорит, а заговорит — профессор. Вы что это, господин ментор,
в усы смеетесь, или не верите? — обратился он к Гиршфельду.
В это время
в дверях спальни появился священник — этот врач
души, никогда не приходящий поздно.
Почти со дня брака с ним она не переставала
в душе своей лелеять мысль об этой смерти.
Любовь к Шатову по-прежнему жила
в сердце молодой девушки и перспектива брака с ним по истечение года траура была светлой точкой на горизонте ее не особенно веселой жизни. Расходясь во вкусах с сестрой и теткой, она жила среди них одинокой. Отводила она
душу лишь
в беседе с Антоном Михайловичем, бывшим, по праву жениха, ежедневно, и с его другом Карнеевым, часто навещавшим половину княжен.
Проницательная княжна Маргарита Дмитриевна, руководимая не менее проницательным Гиршфельдом, как бы заглянула
в смущенную его
душу и решилась сделать последний шаг, долженствующий рассеять все сомнения влюбленного доктора. Случай скоро представился.
— А то, что сказал. Ты думаешь, что все слепцы и не видят, что ты, считаясь женихом младшей сестры, без памяти влюблен
в старшую и не можешь даже этого скрыть. Княжна Лидия Дмитриевна
в невинности своей чистой
души безусловно верит тебе. Берегись, чтобы у нее не открылись глаза. Она слишком сильно тебя любит — это открытие может убить ее.
Он с ужасом должен был сознавать, что любит ее, что чувство дружбы, что искренность ее отношений к нему начинают не удовлетворять его, что чувство зависти к счастью его друга, — за которое он тотчас же жестоко осудил себя, — змеей против воли вползало
в его
душу.
Вид тихой обители внес
в его измученную
душу какое-то успокоение. Иван Павлович набожно, истово перекрестился. Лицо его просияло. Еще несколько минут простоял он
в тихой, теплой молитве перед иконою и уже твердой походкой отправился назад. Сев
в сани первого попавшегося ему извозчика, он велел ему ехать на Мясницкую.
Долго стоял на коленях
в тихой молитве, и слезы градом сыпались из его глаз, но это были не горькие слезы отчаяния, а теплые, облегчающие
душу, вносящие
в нее мир.
В небольшой келье, где пахло кипарисом, где тихий свет лампад смешивался со светом потухающего дня, проникающего
в узкие окна,
в полумраке, возбуждающем благоговение, исповедал Иван Павлович перед настоятелем монастыря свою
душу и высказал ему твердое, еще перед воротами Зачатьевского монастыря появившееся
в нем намерение уйти из мира.
Я понял, что есть другая, высшая любовь — любовь к Богу, который есть Сам любовь, как говорит Апостол, и эта любовь, если не вытеснила из моего сердца ту, все-таки греховную любовь, — я говорю откровенно, — то очистила ее от всего земного и я чувствую, что эта новая, высшая, переполнившая мое сердце любовь способна поглотить первую и
в ней одной я найду успокоение моей измученной
душе.
— Значит, я распоряжусь по своему усмотрению. Квитанцию перевода
в Париж привезу тебе завтра. Теперь же бросим дела, они мне и так надоели, дай мне отдохнуть около тебя
душой.
Молодой князь был без ума от своего друга и руководителя элегантного адвоката, и мечтал о том времени, когда, достигнув совершеннолетия, он,
в гвардейском мундире, будет кутить вместе с Гиршфельдом
в Петербурге, куда он стремился всей
душой.
Бессильная злоба
душила его. Не помня себя, прошел он коридор, спустился по лестнице и бросился
в сани.
Единственное удовольствие — получать весточки от безумно любимой им девушки и
в письмах к ней отводить
душу, которое он позволял себе среди усиленных научных трудов, было у него отнято.
Весть об отъезде молодого князя, не подававшего ей признаков жизни, несмотря на ее настойчивые ожидания, подняла бурю злобы
в душе Александры Яковлевны.
Несмотря на лечение двух городских врачей, приглашенных князем на помощь жившему
в имении княжескому доктору, больная не перенесла пятнистого тифа и отдала Богу
душу, не благословив даже дочь и не открыв ей тайны ее рождения, так как
в виду заразительности болезни Марьи Астафьевны, Шуру, по распоряжению князя, перевели на его половину и не пускали к больной.
Александра Яковлевна знала также, что хотя Ольга Петровна казалась очень расположенной ко всему княжескому семейству — от князя Василия зависела служебная карьера барона, губернатора Т-ской губернии, — во
в душе изрядно-таки недолюбливала своих высокомерных аристократических родственников, свысока и покровительственно принимавших провинциальную баронессу.
К Зине я спокойно отпущу тебя, даже
в камеристки: я знаю ее давно, — это женщина чудной
души, неспособная обидеть никого.
Хотя он и высказал княжне, что не боится ее показания о соучастии, но это была только угрожающая фраза,
в душе же он хороша понимал, что малейшее неосторожное слово о нем при допросе поведет к привлечению его к следствию, при котором всякая мелочь может вырасти
в грозную улику, да и самое показание о нем княжны, при ее чистосердечном сознании, при отношениях его к семье Шестовых, явилось бы сильным доказательством против него.
— Понимаю… — глухо ответил он, посылая
в душе тысячу проклятий по адресу неосторожной покойницы.
Николай Леопольдович молчал, до крови закусив нижнюю губу. Подозрения, что Петухов затевает против него что-то недоброе, разрасталось
в его
душе. С тех лор, как он попал
в первую петлю им самим сплетенных тенет и был всецело
в руках Александры Яковлевны Гариновой, он с какой-то болезненной боязливостью стал относиться ко всем, кто знал его близко при жизни Зинаиды Павловны.
Свеженькая, хорошенькая, а для уезда очень начитанная и развитая девушка (она сама старалась дополнить пробелы своего образования) и, кроме того, музыкантша и артистка
в душе Анна Аркадьевна не могла не произвести впечатления на молодого следователя-пианиста, а кругленькое приданое, о котором ходили слухи, довершило увлечение молодого человека.
Адвокату «по неволе» сразу повезло счастье, и кроме очутившегося у него
в руках крупного родственного процесса, доставившего ему громадный гонорар, дела его, вообще, на первых порах пошли весьма ходко. Как артист
в душе, Яков Осипович собрал вокруг себя музыкальный кружок и делил свое время между письменным столом и роялем.
Всей
душою преданная идее проведения
в жизнь чистого искусства, Анна Аркадьевна бережно охраняла свой вертоград — ее собственное выражение — от тех дневных и ночных бабочек, которые званием артистки прикрывали другие, к искусству прямого отношения не имеющие профессии.
Она спешила исполнить волю мужа и приказать, но
в душе трусила.
С прежней надменной холодностью повторила княжна Анна Васильевна Гарина свое согласие явившемуся на другой день, предупрежденному уже княгиней, счастливому своей победой, князю Владимиру. Драма, происходившая
в душе молодой девушки, с неподвижным лицом выслушивавшей
в продолжение двух месяцев до дня свадьбы вычурные любезности презираемого ею жениха, ее будущего мужа, осталась скрытой
в глубине ее загадочной натуры. Через несколько времени она сделалась с ним даже почти любезна.
— Я мог, — сквозь зубы начал старый князь, холодно поздоровавшись, как и остальные члены семейного совета, с освобожденным узником, — спасти вас от тюрьмы, от заслуженного вами вполне наказания за глубоко возмущающее
душу всякого верноподданного ваше преступление, но я бессилен возвратить вам то положение
в обществе, которое вы занимали до сих пор, бессилен снять с вас то клеймо позора, которое наложено на вас, и — выскажу мое мнение — совершенно справедливо этим обществом.
Князь Владимир, ничего не понимавший
в делах, не обратил на это ни малейшего внимания, обрадовавшись переводу, освобождавшему его от власти его тестя, самое воспоминание о котором тяготило его
душу страшным кошмаром.
Путилов,
в самом деле, часто бывал у Гариных и по целым часам беседовал по
душе с Софи, которая ему нравилась как терпеливая слушательница, высказывавшая по простоте своей
души часто, сама не замечая того, весьма дельные мысли. Сергей Николаевич чувствовал к ней слабость говоруна — он был им, несмотря на свою серьезность. Никакого другого чувства он не испытывал к этой доброй, но некрасивой девушке.
Флегонт Никитич Сироткин, как будто бы дожидался только видеть своего сына
в возможном для него почетном положении, и недели через две после того, как Иван Флегонтович сделался адвокатом, а жена его артисткой лучшего театра
в Москве, слег
в постель и отдал Богу
душу.
— Точно так! — ухмыльнулся швейцар. — Именно что главный потому что все по ихнему делается, что не захочет — умел их сиятельству
в душу влезть.
Побеседовав по
душе и условившись
в подробностях дела, Гиршфельд и Савицкий расстались совершенно довольные друг другом.
Прошло около месяца. Гиршфельд только что вернулся из Москвы, куда ездил для окончания последних дел и решил наконец приступить к «шестовскому» делу. Время казалось ему самым удобным. Князь Владимир
в блаженстве, около своей ненаглядной Агнессочки, и, считая Николая Леопольдовича главным устроителем этого блаженства, слепо верил
в его дружбу. Ни малейшее сомнение
в уме, практичности и честности его поверенного не могло закрасться
в его
душу. Гиршфельд вызвал его к себе «по делу».
О. Иоанн был человек среднего роста, худощавый, с резко очерченными линиями выразительного лица и проникающим
в душу взглядом добрых, ясных, серых глаз. Жиденькие светло-каштановые усы и бородка закрывали верхнюю губу и подбородок; такого же цвета волосы жидкими прядями ниспадали на плечи. Одет он был
в коричневую камлотовую рясу. На груди его висел золотой наперсный крест.
Барыня-то оказалась доброй
душою,
в положение ее горестное вошла, адрес взяла — помогу, дескать, после похорон.
— Ну, пошел опять каркать! — рассердилась Надежда Петровна, хотя
в душе ее шевельнулось сомнение, которое уже успел посеять Деметр.