Неточные совпадения
Кандидат прав Николай Леопольдович Гиршфельд, сдавший выпускной экзамен
в московском университете и представивший кандидатскую диссертацию на тему: «Деньги как экономическая
сила»,
был молодой человек, подающий, как говорится, блестящие надежды.
— Нечего и думать. Я задохнуть
в канцелярии, заглушу и последние мои способности, если они только
есть у меня, из меня выйдет ограниченный человек и неспособный чиновник, вот и все. Если начинать работать на избранном поприще, то надо относиться к нему с любовью, вступать на него со свежими
силами, а не покрытым канцелярскою пылью, заеденным бумажною формалистикою… И не говорите, ни за что, ни за что!
Прибавляли, что построивший решетку с крестами князь
в день ее окончания
был во время вечерней прогулки заведен нечистой
силой на это место, избит старым князем и защекочен русалками.
В ушах ее звучал уверенный голос этого человека. Она чувствовала, что
в нем
есть то, чего недостает ей —
сила и энергия.
Образ бледного чернокудрого молодого человека, с восторженным взглядом глубоких умных глаз,
в Москве,
в первый год ее вступления на самостоятельный путь, когда она еще
была твердо уверена, что у нее хватит
силы и энергии пройти предначертанный путь, да и самый путь казался ей и более краток, и более верен.
Он не задавался мечтами о широкой деятельности, не требовал себе обширного горизонта; он говорил, что можно и достаточно
быть полезным
в маленьком кругу, что принесение пользы надо соразмерять с
силами и возможностью человека, он указывал на лепту вдовицы, поставленную Великим Учителем выше богатых приношений.
К княгине собрался весь московский большой свет, крупные литературные
силы, знаменитости адвокатуры;
в салон же княжны стекалось более разношерстное общество: курсистки, — студенты, начинающие адвокаты, артисты, художники, мелкие литераторы и сотрудники московских газет,
в числе которых
был даже и протеже Николая Леопольдовича — Николай Ильич Петухов.
В голосе его
было что-то пророческое, он звучал нотами такой безысходной грусти, что Константин Николаевич не только не нашелся, но даже
был не
в силах сказать этому несчастному страдальцу слово утешения.
Это внимание, а
в особенности эти посещения вливали какую-то необычайную энергию
в возрождающиеся
силы больного. Ему
были приятны, приятны до боли эти свидания.
У последнего
в одном из переулков, прилегающих к Пречистенке,
была особая, маленькая, убранная как игрушечка, квартирка специально для приемов княжны.
В этом же домике жил знакомый нам репортер Петухов, и его жена наблюдала за порядком
в обыкновенно запертой квартире Гиршфельда и хранила ключ. Другой ключ
был у княжны Маргариты Дмитриевны. Здесь устраивались их свидания. Гиршфельд доверял Петухову и тот всеми
силами старался оправдать это доверие, хотя делал это далеко недаром.
Она по утрам
была почти не
в силах подняться с постели и лишь к вечеру боли немного стихали, чтобы утром повториться с еще большею
силою.
Она снова поникла головой, и слезы полились из ее глаз. Долгое время она плакала молча. Вдруг она с неимоверною
силою ударила себя
в грудь и громко, навзрыд зарыдала. Она всеми
силами старалась удержать свои слезы, но этого ей не удавалось: накипевшее горе рвалось наружу и не
в ее
силах было скрыть его. Но вот она до боли прикусила нижнюю губу и овладела таки собой.
Прошло два месяца. Приговор о княжне Шестовой, посланный на Высочайшее утверждение, как состоявшийся над лицом дворянского звания, вернулся, объявлен
в окончательной форме и вступил
в законную
силу. Княжна
была отправлена этапным порядком
в Москву
в пересыльный замок.
Всмотревшись
в домашнюю жизнь княгини и княжны Шестовых, наблюдательной девушке не трудно
было вскоре догадаться, какую двойную роль играл, относительно их обеих, их присяжный поверенный, Николай Леопольдович Гиршфельд, и вместе с тем оценить по достоинству ум, тактичность и находчивость этого дельца, подобного которому Александрина еще не встречала; и она, как
в былое время княжна Маргарита, инстинктивно почувствовала
в нем современную
силу, и преклонилась перед ней.
Он
был взят
в Шестовскую контору еще мальчиком, после окончания курса двуклассного т-ского городского начального училища, князем Александром Павловичем, до женитьбы его на Зинаиде Павловне, и
в силу способностей к письмоводству и знания дела, достиг места главного конторщика.
Он умышленно припоминал случаи из уголовной практики русских и иностранных судов, случаи чистосердечного сознания на суде не сознавшихся на предварительном следствии обвиняемых, факты превращения свидетелей
в обвиняемых при обращении дел к доследованию — и, оставаясь наедине с самим собою, предавался дикому, злобному отчаянию, проклинал самого себя за свою слабость, тряпичность, но играть ту роль перед собою, которую играл перед другими,
был не
в силах.
Директрисой театра кружка, как именовала себя Львенко и как значилось на ее визитных карточках,
были собраны
в Москву все выдающиеся провинциальные артистические
силы, и таким образом составилась лучшая труппа
в России.
Было ли это следствием холодности ее натуры вообще, или же семена развития их общего с Александрой Яковлевной учителя, студента Беляева, попали на благородную почву, и княжна Анны стала чужой
в родной среде, относясь к ней с высокомерным презрением и им заменяя невозможный для нее,
в силу ее воспитания и положения, более явный протест?
Он припал к ней горячим поцелуем. Она долго не отнимала ее.
В ее сердце закралась
было жалость к этому гибнущему из-за нее юноше, но она переломила себя. Враждебное чувство к роду Гариных с новой
силой проснулось
в побочной дочери князя Ивана.
«Нам пишут из Т-а, — так гласила заметка, — что
в городе носятся упорные слухи, будто бы наделавшее несколько лет тому назад шуму дело по обвинению княжны Маргариты Шестовой
в отравлении своих дяди и тетки, за что она
была присуждена к каторжным работам, но умерла на пути следования
в Сибирь —
будет возбуждено вновь,
в силу открывшихся новых обстоятельств, хотя и не оправдывающих обвиненную, но обнаруживающих ее пособника и подстрекателя, до сих пор гулявшего на свободе и безнаказанно пользовавшегося плодами совершенных преступлений.
— Как, что из этого? — вспыхнула Александра Яковлевна. — Если тайна,
в силу обладания которой я пользуюсь средствами для порядочной жизни, не принадлежит мне одной, тогда я рискую, что эта тайна не нынче, завтра может обнаружиться и потерять
в моих руках всякую цену,
в потому требую, чтобы мое молчание
было обеспечено и притом обеспечено солидно. Иначе, вы понимаете, что я сделаю?
— Я тут не причем, — я положительно не
в силах был удержать его.
Влачить же далее такую жизнь, как теперь, он
был не
в силах, — видеть горячо любимую женщину при ее настоящей обстановке, под нахальными взорами первых встречных,
в атмосфере двухсмысленных острот и анекдотов, прозрачных намеков и предложений — пытка, которую он переносил
в течении нескольких лет, становилась для него положительно невыносимой.
За все это сотрудники любили и почитали Петухова, старательно работали для его газеты, многие не работали уже более нище, а посвящали ей все свои
силы. Не
было ли одною из причин колоссального успеха издания это отношение к нему главных его участников?
В результате у Николая Ильича от всего этого
были одни громадные барыши и слава тароватого издателя. Весьма понятно, что ему не от чего
было быть в дурном настроении.
Николай Леопольдович похудел, как-то осунулся, даже поседел немного, словом изменился физически, нравственно же, видимо,
был бодр. Он
был почти весел.
Было ли это
в силу того, что он уже свыкся с своим положением, привык к мысли об ожидающей его перемене жизни, надеялся ли, как его окружающие, или же
был уверен, что с деньгами он не пропадет, даже превратившись коловратностью судьбы
в архангельского мещанина. Вероятнее всего, что его укрепляла последняя мысль.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная
сила побудила. Призвал
было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет!
В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а
в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да тот
был прост; накинется // Со всей воинской
силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся //
В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по миру, // Не отойдя сосет!
Слышал он
в груди своей
силы // необъятные, // Услаждали слух его звуки благодатные, // Звуки лучезарные гимна благородного — //
Пел он воплощение счастия народного!..
— Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да
в землю сам ушел по грудь // С натуги! По лицу его // Не слезы — кровь течет! // Не знаю, не придумаю, // Что
будет? Богу ведомо! // А про себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты,
сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!
Милон. Душа благородная!.. Нет… не могу скрывать более моего сердечного чувства… Нет. Добродетель твоя извлекает
силою своею все таинство души моей. Если мое сердце добродетельно, если стоит оно
быть счастливо, от тебя зависит сделать его счастье. Я полагаю его
в том, чтоб иметь женою любезную племянницу вашу. Взаимная наша склонность…