В том самом
углу гостиной, где некогда притаившись любила играть в куклы маленькая Лидочка, теперь тоже сиживал, окруженный игрушками, хорошенький белокурый мальчик с блестящими черными глазами, восьмилетний сын супругов фон Зееман — «Тоня», Антон Антонович II, как в шутку называли его отец и мать.
Петр Валерьянович со своей стороны в течение года жизни в Москве в отставке с радушием, а за последнее время даже с нежностью относился к предупредительной Зое Никитишне, любил, когда она ему читала после обеда газеты, книги, а он дремал в большом вольтеровском кресле, стоявшем в одном из
углов гостиной, и даже не раз Белоглазова замечала устремленные на нее его внимательные, пытливые взгляды.
Чичиков еще раз окинул комнату, и все, что в ней ни было, — все было прочно, неуклюже в высочайшей степени и имело какое-то странное сходство с самим хозяином дома; в
углу гостиной стояло пузатое ореховое бюро на пренелепых четырех ногах, совершенный медведь.
Молодой же бескровный художник с заложенными за уши жидкими волосами глядел в темный
угол гостиной своими безжизненными голубыми глазами и, нервно шевеля губами, тянул к «в».
В
углу гостиной, у печки, в креслах, сидела маленькая старушка, еще с виду не то чтоб очень старая, даже с довольно здоровым, приятным и круглым лицом, но уже совершенно седая и (с первого взгляда заключить было можно) впавшая в совершенное детство.
Неточные совпадения
Он указал рукой на дверь в
гостиную. Самгин приподнял тяжелую портьеру, открыл дверь, в
гостиной никого не было, в
углу горела маленькая лампа под голубым абажуром. Самгин брезгливо стер платком со своей руки ощущение теплого, клейкого пота.
Она не хочет быть львицей, обдать резкой речью неловкого поклонника, изумить быстротой ума всю
гостиную, чтоб кто-нибудь из
угла закричал: «браво! браво!»
Но Верочка обегала все
углы и уже возвращалась сверху, из внутренних комнат, которые, в противоположность большим нижним залам и
гостиным, походили на кельи, отличались сжатостью, уютностью и смотрели окнами на все стороны.
Все эти гости были самым больным местом в душе Привалова, и он никак не мог понять, что интересного могла находить Зося в обществе этой гуляющей братии. Раз, когда Привалов зашел в
гостиную Зоси, он сделался невольным свидетелем такой картины: «Моисей» стоял в переднем
углу и, закрывшись ковром, изображал архиерея, Лепешкин служил за протодьякона, а Половодов, Давид, Иван Яковлич и горные инженеры представляли собой клир. Сама Зося хохотала как сумасшедшая.
Посещения
гостиной Хины и клуба были делом только печальной необходимости, потому что любовникам больше деваться было некуда; половодовский дом представлял несравненно больше удобств, но там грозила вечная опасность из каждого
угла.