Неточные совпадения
Выйдя из Пажеского корпуса 18 лет, он сделался модным гвардейским офицером, каких было много. Он отлично
говорил по-французски, ловко танцевал, знал некоторые сочинения Вольтера и Руссо, но кутежи были у него на заднем плане, а на первом стояли «права
человека», великие столпы мира — «свобода, равенство и братство», «божественность природы» и, наконец, целые тирады из пресловутого «Эмиля» Руссо, забытого во Франции, но вошедшего в моду на берегах Невы.
— Вот то-то и оно… Этого-то мне допытаться и хочется, а как приступиться, ума не приложу. С Талечкой
говорить без толку не приходится, а, между тем, лучшей для ней партии и желать нечего —
человек он хороший, к старшим почтительный, не то что все остальные петербургские блазни, кажись бы в старых девках дочь свою сгноила, чем их на ружейный выстрел к ней подпустила бы. К тому же и рода он хорошего, а со стариком вы приятели.
Насколько было правды в его словах — неизвестно.
Люди антиаракчеевской партии безусловно верили ему и даже варьировали его рассказ далеко не в пользу всесильного, а потому ненавистного им графа. Другие же
говорили иное, и, по их словам, граф в Зарудине только преследовал нарушения принципа бескорыстного и честного служения Царю и Отечеству, а личное столкновение с Павлом Кирилловичем не играло в отставке последнего никакой существенной роли.
— Что мне Аракчеев, ведь не жениться он собирается на девочке, которая ему в дочери годится, а если он знаком с их семейством, то в этом я беды не вижу, я его считаю далеко не дурным
человеком и полезным государственным деятелем, чтобы о нем там ни
говорили…
— Образанцев» — «Каков он?» — «Он пожилой
человек, может быть, не так знает фронтовую службу, но
говорят добрый и честный» — «Ну, слава Богу, — заметил Александр Павлович, — эти назначения настоящая лотерея, могли бы попасть опять на такого мерзавца, как Аракчеев».
Отец и мать за последнее время восхваляли при ней его на все лады, как
человека и как верного слугу государя, восторгались его государственною деятельностью, направленной исключительно ко благу России,
говорили, наконец, о его богатстве, о необычайных порядках, которые он завел в своем обширном поместьи Грузине.
«Сделавшись женой такого
человека, — думала Талечка, — сколько можно сделать добра и добра не единичного, того добра, о котором
говорила m-lle Дюран, и которое так увлекательно проповедовал Николай Павлович».
Не желая назначить главнокомандующим союзной армии Кутузова и не желая, с другой стороны, обидеть его назначением генерала Маака, австрийское правительство поручило армию двадцатичетырехлетнему брату императора, но с тем, чтобы всем распоряжался генерал Маак; бланковые подписи императора делали его самостоятельным: он мог не стесняться действиями и поступать по своему усмотрению, но Маак был
человек неспособный, и сами немцы
говорили, что имя его (Maakah) по-еврейски значит поражение.
После несчастной битвы под Аустерлицом, австрийский император Франц, как мы уже
говорили, вступил с Наполеоном в переговоры о мире, перемирие было подписано 26 ноября 1805 года, а на другой день император Александр Павлович уехал в Петербург. Воображение его было чересчур потрясено ужасными сценами войны; как
человек он радовался ее окончанию, но как монарх сказал перед отъездом следующую фразу, достойную великого венценосца...
—
Говорю, будешь графиней, значит, будешь, спешить не надо, можно все дело испортить, поспешишь,
людей насмешишь, необходимо, чтобы он к тебе привык, привязался… Надо подождать…
— Только в здоровьи большой изъян от него делается, — продолжала она вслух, — трех дней после того
человек не выживает, потому и дать его — грех на душу большой взять надо, все равно, что убивство… Баба-то делается совсем шалая, в умопомрачении, видела я однорядь еще в своей деревне, одна тоже девка на другой день после этого снадобья Богу душу отдала…
Говорю, что все равно, что убивство, грех, большой грех.
— Как же, тетя Таля, ты мне советовала относиться к
людям точно так же… ведь, значит, я была права,
говоря, что они не стоят этого… — серьезно и вдумчиво заметила Лидочка, выслушав рассказ.
— Успокойтесь, я напишу ему… я не буду угрожать… но он сделает все… он честный
человек… а вы… дворянка… Он просто упустил это из виду за массою дел. Вы не
говорили ему об этом?
— Одни пиры да балы — вот вся и служба, —
говаривал он. — Нет, пусть послужит как следует, потрет солдатскую лямку —
человеком будет…
— Не служба, а жизнь. Кто не знает графа, этого жестокого и жесткого
человека, у которого нет сердца, который не оценивает трудов своих подчиненных, не уважает даже человеческих их прав, — с горячностью произнес Петр Валерианович, почти до слова повторяя все то, что он несколько дней тому назад
говорил своей матери.
— Кажется, воспитание было дано отличное, — продолжал, между тем, граф, как бы
говоря сам с собою, — и все было сделано, чтобы образовать
человека, как следует быть дворянину, но ничто не пошло в прок. Вам и не скучно без занятия? — спросил он, обращаясь уже прямо к Шуйскому.
— И не
говори ему ничего до времени, я сам поблагодарю его, что он, как
человек благородный, умел найти в тебе благородного
человека.
— Господа, те из вас, которые не знают Ростовцева, могут поверить мне, что
говоря в его присутствии, нам нечего бояться. Это мой лучший друг, и хотя он еще не из числа наших, но
человек, как нельзя более либеральный.
Он избегал смотреть в глаза даже незнакомым, встречавшимся с ним
людям, он
говорил с
людьми в течение этих трех недель только по необходимости. Ему казалось, что каждый, глядевший на него, узнает в нем преступника, что каждый брезгливо сторонится от него, что на его лице лежит именно та печать «древнего Каина», которая по воле карающего Бога мешала первому встречному убить «братоубийцу».
— Мне-то,
говорю, ваших денег не надо, накормлю и напою и даже малость помочь могу, потом отдадите, да и проезжий иной добрый
человек, тоже войдет в ваше положение.
Услышав этот крик, рядские сбежались и, не
говоря ни слова, начали немилосердно бить проезжего, и, наконец, всей ватагой,
человек до сорока, привели прямо к губернатору, для поступления с ним как со злодеем-отравителем.
— Что же ты молчишь, как рыба, или не рада встрече, после такой долгой разлуки… Ведь,
говорит же французская пословица, что всегда возвращаются к своей первой любви… Хорошо же ты возвращаешься… Молчишь, точно встретилась с выходцем с того света… Я, вот, так рад, что встретился с тобой, кузинушка, давно я тебя уже выследил, да выбирал удобное место и время… Надоело мне, чай, так же, как и тебе, носить столько лет чужую кожу — отрадно
поговорить по душе с близким
человеком, которого нечего бояться…
О, как ненавидела она этого
человека; а он еще смеет
говорить, что возвращаются к первой любви!
Неточные совпадения
Подозвавши Власа, Петр Иванович и спроси его потихоньку: «Кто,
говорит, этот молодой
человек?» — а Влас и отвечает на это: «Это», —
говорит…
Ляпкин-Тяпкин, судья,
человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице своем значительную мину.
Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Анна Андреевна. Очень почтительным и самым тонким образом. Все чрезвычайно хорошо
говорил.
Говорит: «Я, Анна Андреевна, из одного только уважения к вашим достоинствам…» И такой прекрасный, воспитанный
человек, самых благороднейших правил! «Мне, верите ли, Анна Андреевна, мне жизнь — копейка; я только потому, что уважаю ваши редкие качества».
Добчинский. Молодой, молодой
человек; лет двадцати трех; а
говорит совсем так, как старик: «Извольте,
говорит, я поеду и туда, и туда…» (размахивает руками),так это все славно. «Я,
говорит, и написать и почитать люблю, но мешает, что в комнате,
говорит, немножко темно».
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он
говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши,
человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.