Неточные совпадения
Снова раздались говор, смех, шутки.
Пили, чокаясь стаканами. Приказчик из мануфактурного магазина Семыкин, молодой человек с ярко-красным галстуком, тщетно умолял
выпить хоть рюмку пива двух
сестер, модисток Вереевых. Они смеялись и отказывались. Семыкин
выпивал стакан пива и возобновлял свои мольбы. Ляхов сидел, забившись в угол за комодом, и молча
пил стакан за стаканом.
Александра Михайловна попросила
сестер Вереевых
спеть что-нибудь. Они закраснелись и замахали руками.
Сестры засмеялись, потом сделали серьезные лица, переглянулись и запели цыганскую песню. Голоса у них
были слабые, но звучали приятно;
пели они в один голос...
Стали опять танцевать. Опять Катерина Андреевна
была царицею бала. Все приглашали ее наперерыв, и больше всех Ляхов. И всегда хорошенькая, она теперь, упоенная счастьем,
была прекрасна. После вальса Ляхов проплясал трепака. Потом все перешли в комнату и попробовали
петь хором; но вышло очень нестройно и безобразно. Упросили снова
петь сестер Вереевых.
Ляхов продолжал
пить стакан за стаканом, рюмку за рюмкой; он вообще
пил всегда очень быстрым темпом. Лицо его становилось бледнее, глаза блестели. Несколько раз он уже оглядел Катерину Андреевну загадочным взглядом.
Сестры кончили
петь «Мой костер в тумане светит». Ляхов вдруг поднял голову и громко сказал...
Андрея Ивановича отвели в ванную, а оттуда в палату. Большая палата
была густо заставлена кроватями, и на всех лежали больные. Только одна, на которой ночью умер больной,
была свободна; на нее и положили Андрея Ивановича.
Сестра милосердия, в белом халате и белой косынке, поставила ему под мышку градусник.
Но однажды, когда Александра Михайловна, входя в палату, остановилась у дверей и вступила в разговор с
сестрою милосердия, Андрей Иванович, глядя издали на жену,
был поражен, до чего она похудела и осунулась.
— Я не персонально про вас, а — вообще о штатских, об интеллигентах. У меня двоюродная
сестра была замужем за революционером. Студент-горняк, башковатый тип. В седьмом году сослали куда-то… к черту на кулички. Слушайте: что вы думаете о царе? Об этом жулике Распутине, о царице? Что — вся эта чепуха — правда?
— Подпишет, кум, подпишет, свой смертный приговор подпишет и не спросит что, только усмехнется, «Агафья Пшеницына» подмахнет в сторону, криво и не узнает никогда, что подписала. Видишь ли: мы с тобой будем в стороне:
сестра будет иметь претензию на коллежского секретаря Обломова, а я на коллежской секретарше Пшеницыной. Пусть немец горячится — законное дело! — говорил он, подняв трепещущие руки вверх. — Выпьем, кум!
У обеих
сестер была еще другая комнатка, общая их спальня, с двумя невинными деревянными кроватками, желтоватыми альбомцами, резедой, с портретами приятелей и приятельниц, рисованных карандашом довольно плохо (между ними отличался один господин с необыкновенно энергическим выражением лица и еще более энергическою подписью, в юности своей возбудивший несоразмерные ожидания, а кончивший, как все мы — ничем), с бюстами Гете и Шиллера, немецкими книгами, высохшими венками и другими предметами, оставленными на память.
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь, шел
было к вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная
сестра тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях и у того и у другого.
Покамест одевается, //
Поет: «Вставай,
сестра!
Скотинин. Ну,
сестра, хорошу
было шутку… Ба! Что это? Все наши на коленях!
Скотинин. Сам ты, умный человек, порассуди. Привезла меня
сестра сюда жениться. Теперь сама же подъехала с отводом: «Что-де тебе, братец, в жене;
была бы де у тебя, братец, хорошая свинья». Нет,
сестра! Я и своих поросят завести хочу. Меня не проведешь.
Потом пошли к модному заведению француженки, девицы де Сан-Кюлот (в Глупове она
была известна под именем Устиньи Протасьевны Трубочистихи; впоследствии же оказалась
сестрою Марата [Марат в то время не
был известен; ошибку эту, впрочем, можно объяснить тем, что события описывались «Летописцем», по-видимому, не по горячим следам, а несколько лет спустя.