Но в то же время необходимо подчеркнуть, что в феноменологии
религиозного культа, в ритуале богослужения, жертв, каждений, священных одежд, почитании святых и героев, священных мест и изображений, вообще всего, что касается организации религиозной жизни, язычество вовсе не так далеко отстоит от христианства, как принято думать.
Неточные совпадения
Кто не допускает особого
религиозного удостоверения и отрицает особый орган
религиозного ведения, тот должен в изумлении остановиться пред всемирно-историческим фактом религии как каким-то повальным, массовым гипнозом и помешательством [Интересно наблюдать, в какие безысходные трудности попадают те из историков «культуры», которые лишены внутреннего понимания религии, но и не имеют достаточно прямолинейности, чтобы совершенно отмести, как хлам и предрассудки или «надстройку» на каком-нибудь «базисе»,
религиозные верование и
культ.].
Контом руководил совершенно правильный
религиозный инстинкт, когда он установил
культ для своего божества «Grand Etre»; мне пришлось в Лондоне присутствовать на богослужении «Humanitarian Church», — кажется, она же иногда называется и «atheistic church».
В сравнении с таким отсутствием
религиозного вкуса нельзя не отметить относительной проницательности у Гегеля, который в «Философии религии» дает высокую оценку значению «
культа», а в его составе, конечно, и молитвы [См.: Гегель.
Отсюда первостепенное значение
культа для
религиозного сознания, и не только практическое, но и теоретическое, даже гносеологическое.
Иконоборческие вкусы нашего века, связанные с его абстрактностью и рационализмом, совершенно затемнили для современного человека, привыкшего с горделивым и слепым пренебрежением произносить слово обряд,
религиозное и религиозно-гносеологическое значение
культа.
На почве этого стремления и развивается разветвленная и напряженная
религиозная жизнь, слагается догматика, вырастает
культ и все его существенные черты: священные времена и места, изображения, богослужения, обряды, жертвы и таинства.
У одних (преимущественно у современных представителей «религиозно-исторической» школы в протестантизме) это сближение делается чересчур внешне и тенденциозно, а другими столь же тенденциозно затушевывается; религиозно осмысленное сравнительное изучение
культов есть одна из задач, настоятельно вытекающих из правильного понимания природы
религиозного процесса в язычестве.» [«Знаете, что когда вы были язычниками — έθνη, то ходили к безгласным идолам так, как бы вели вас — ως αν ήγεσθε άπαγόμενοι» (1 Кор.
При свете христианской веры могут получать справедливую оценку те истины, которые наличествуют в догматических учениях нехристианских религий, и те черты подлинного благочестия, которые присущи их
культу. Но и для такого признания совсем не нужно стремиться во что бы то ни стало устроить какой-то
религиозный волапюк или установить междурелигиозное эсперанто.
Между прочим, нельзя не поражаться близостью основного и наиболее интимного мотива федоровской религии;
религиозной любви к умершим отцам, к существу египетской религии, которая вся вырастает из почитания мертвых: весь ее
культ и ритуал есть разросшийся похоронный обряд [Египетская религия основана на вере в загробное существование и воскресение для новой жизни за гробом, причем
культ богов и умерших Озириса и Озирисов (ибо всякий умерший рассматривался как ипостась Озириса) сливается в один ритуал.
Однако теургический характер присущ был, — но, конечно, лишь в известной степени, — и ветхозаветному богослужению, поскольку ветхозаветная церковь неразрывно связана с христианством и полна символов и прообразов боговоплощения; не чужд он даже и языческому
культу в той мере, в какой и язычеству вообще доступно боговедение и благодать Божия, насколько его мистериям и богослужению свойственна была
религиозная подлинность.
Невольно возникает вопрос: быть может, именно здесь, в природе отношений, существовавших между
культом и искусством, и разрешалась
религиозная проблема искусства, и искусство, будучи храмовым, тем самым было и теургическим?
Из всех «секуляризованных» обломков некогда целостной культуры —
культа искусство в наибольшей степени хранит в себе память о прошлом в сознании высшей своей природы и
религиозных корней.
Что такое эстетическое оскудение отнюдь не составляет нормы церковной жизни, об этом красноречивей всего свидетельствует несравненная красота православного
культа и художественные сокровища его литургики [Знаменательно в этом отношении явление К. Н. Леонтъева, эстета из эстетов, и, однако, нашедшего себе
религиозный и эстетический приют в лоне православия, в тиши Афона и Оптиной, на послушании у старца Амвросия, и кончившего дни иноком Климентом.
На этой почве возможно и новое сближение искусства с
культом, ренессанс
религиозного искусства, — не стилизация хотя и виртуозная, но лишенная вдохновения и творчески бессильная, а совершенно свободное и потому до конца искреннее, молитвенно вдохновляемое творчество, каким было великое
религиозное искусство былых эпох.
Но любить эту власть, ощущать к ней
религиозный эрос можно, лишь принимая участие в
культе демократического Калибана, «принося жертвы зверю».
Неточные совпадения
Образовался даже эстетический
культ религиозных ужасов и страхов, как верный признак мистической настроенности.
У меня всегда было символическое понимание
культа и плоти
религиозной жизни и противление тому, что можно назвать наивным реализмом в религии.
Вся культура развивается из
культа, это исторически и научно установлено;
культ же есть объективирование
религиозной мистики, и в нем нет никакой рационализации.
Гюисманс углубляется до исследования тончайшей мистики цветов, животных, красок, вообще
религиозной символики. «La Cathédrale» — это книга о католических храмах,
культе и символике, она неоценима для тех, кто хочет изучить католичество в тончайших его изгибах.
Вокруг его коляски выла от боли, страха и озлобления стиснутая со всех сторон обезумевшая толпа… У Боброва что-то стукнуло в висках. На мгновение ему показалось, что это едет вовсе не Квашнин, а какое-то окровавленное, уродливое и грозное божество, вроде тех идолов восточных
культов, под колесницы которых бросаются во время
религиозных шествий опьяневшие от экстаза фанатики. И он задрожал от бессильного бешенства.