Неточные совпадения
Ибо и это ничто не есть круглый нуль, но является величиной в высшей степени положительною: именно здесь разумеется то, что существует под покрывалом Майи [В древнеиндийской философии Майа означает иллюзорность бытия; под «покрывалом Майи» скрывается истинная сущность вселенной.], которое только застилает наш взор
миром явлений; это положительное ничто и составляет
подлинную, хотя и трансцендентную для нас действительность, по отношению к которой и установляется типически религиозное отношение.
Он есть единственное и
подлинное He-я; поскольку же я (фихтевское) [То есть «я» субъективного идеализма; «Я», порождающее из себя весь
мир.
С. 16–18.] включает в себя все, весь
мир, Он есть и He-мир, причем, однако, это He-я отнюдь не полагается нашим собственным я, как у Фихте, и не есть в этом смысле некое под-я, но есть абсолютное и
подлинное He-я, т. е. сверх-я, выше-я.
В системе Плотина посредствующую роль между Единым и
миром играет νους [Нус (греч. — ум, разум) — одна из основных категорий античной философии, разработанная Анаксагором и последующими философами.], образующий второе и не столь уже чистое единство — мышления и бытия, а непосредственным восприемником влияний νους служит Мировая Душа, имеющая высший и низший аспект, и она изливается уже в не имеющую
подлинного бытия, мэоническую (μη δν) и потому злую материю.
Если
мир содержится в Боге, но не есть Бог, ибо отделен от Божества непереходимой бездной трансцендентности, то и
подлинная религия может основываться на нисхождении Божества в
мир, на вольном в него вхождении, приближении к человеку, т. е. на откровении, или, иначе говоря, она необходимо является делом благодати, сверхприродного или сверхмирного действия Божества в человеке.
Однако, будучи питаемо им, оно имеет
подлинное бытие, хотя и не безосновное, ибо основа его в вечности, но все же реальное и самобытное, ибо здесь действует творческая сила Бога, в ничто воздвигающая
мир; в миротворении, в теофании, происходит и теогония.
Этим нисколько не отрицается и не умаляется реальность свободы в ее
подлинной области, ибо она всецело принадлежит временному тварному
миру и неразрывно связана с необходимостью, т. е. с ограниченностью твари, ее неабсолютностью.
При этом была установлена в своей непререкаемости софийная основа всякого
подлинного бытия, а наряду с ней внесофийная или антисофийная оболочка бываний и становления,
мира явлений.
Быть может, под громы войны и мировых потрясений, и не без связи с ними, и ныне для
мира неведомо совершается нечто такое, что для его судеб
подлиннее, окончательнее, существеннее, чем эта война и чем весь этот шум, поднятый европейским «прогрессом».
Христос учил искать Царства Божьего и не искать того, что в мире, но потому, что Царство Божие и есть
подлинный мир, полнота бытия, а то, что в мире, есть призрак и бедность.
Мне особенно близок дуализм Канта, кантовское различение царства свободы и царства природы, кантовское учение о свободе умопостигаемого характера и кантовские волюнтаризм, взгляд на мир явлений, как отличный от того
подлинного мира, который он неудачно назвал миром вещей в себе.
Мы действительно живем в лживом, не
подлинном мире, не у себя на родине, и не должны быть привязаны к этому миру, мы должны быть устремлены к миру иному.
Неточные совпадения
— Он говорит, что внутренний
мир не может быть выяснен навыками разума мыслить
мир внешний идеалистически или материалистически; эти навыки только суживают, уродуют
подлинное человеческое, убивают свободу воображения идеями, догмами…
— История жизни великих людей
мира сего — вот
подлинная история, которую необходимо знать всем, кто не хочет обольщаться иллюзиями, мечтами о возможности счастья всего человечества. Знаем ли мы среди величайших людей земли хоть одного, который был бы счастлив? Нет, не знаем… Я утверждаю: не знаем и не можем знать, потому что даже при наших очень скромных представлениях о счастье — оно не было испытано никем из великих.
Потенциальные силы России должны быть обнаружены,
подлинный лик ее, который доныне все еще двоился, — раскрыт
миру.
В ней скрыта
подлинная и праведная религиозная жажда уйти из этого постылого
мира.
Подлинное же творчество человека должно в героическом усилии прорвать порабощающее царство объективации, кончить роковой путь ее и выйти на свободу, к преображенному
миру, к
миру экзистенциальной субъективности и духовности, то есть подлинности, к царству человечности, которая может быть лишь царством богочеловечности.