Неточные совпадения
Однако только опознанное в религиозном опыте Трансцендентное, сущее выше
мира, открывает глаза на трансцендентное в
мире, другими словами, лишь непосредственное чувство Бога
дает видеть божественное в
мире, познавать
мир как откровение Божие, научает в имманентном постигать трансцендентное, воспринимать
мир как Бога, становящегося и открывающегося.
От сего-то стали поклоняться кто солнцу, кто луне, кто множеству звезд, кто самому небу вместе с светилами, которым
дали править в
мире и качеством и количеством движения, а кто стихиям: земле, воде, воздуху, огню» [Иб., 23–24.].
Высшая Мудрость заключена в этом черепе и носит имя высшего Мозга, таинственного
Мира, который
дает покой (apaise); никто его не знает, кроме него самого.
Безусловное НЕ отрицательного богословия не
дает никакого логического перехода к какому бы то ни было ДА положительного учения о Боге и
мире: архангел с огненным мечом антиномии преграждает путь человеческому ведению, повелевая преклониться пред непостижимостью в подвиге веры.
B III книге «De divisione naturae» Эриугена
дает подробное и всестороннее исследование вопроса о ничто (особенно гл. IV–XXIII), из которого создан
мир, подвергая критике и отвержению церковное понимание ничто, как ниже — бытие или не бытие, и утверждая, как единство мыслимое и последовательное, свое вышеизложенное понимание.
Практическое устремление религии Abgeschiedenheit есть буддийская нирвана, не только акосмизм, но и антикосмизм: вырваться из
мира, который возникает чрез раздвоение твари и Бога, в изначальное божественное ничто. Очевидно, это воззрение не
дает места идее истории, мирового процесса, мирового свершения: идеал восстановления первоначального состояния, апокатастасйс, есть здесь голое отрицание
мира.
Творение есть поэтому и акт безмерного смирения Абсолютного, которое совлекается актуальности своей: любовь-смирение, эта предельная и универсальная добродетель христианства, есть и онтологическая основа творения.
Давая в себе место
миру с его относительностью, Абсолютное в любви своей смиряется пред тварью, — воистину неисследимы глубины божественной любви-смирения!
Великая Матерь, земля сырая! в тебе мы родимся, тобою кормимся, тебя осязаем ногами своими, в тебя возвращаемся. Дети земли, любите матерь свою, целуйте ее исступленно, обливайте ее слезами своими, орошайте потом, напойте кровью, насыщайте ее костями своими! Ибо ничто не погибает в ней, все хранит она в себе, немая память
мира, всему
дает жизнь и плод. Кто не любит землю, не чувствует ее материнства, тот — раб и изгой, жалкий бунтовщик против матери, исчадие небытия.
Он
дал обетование пребывать с нами в
мире всегда, ныне и присно и во веки веков.
Августина, которые ставили искусительные вопросы о том, что Бог делал до сотворения
мира, и Августин разбирает их в XI книге «Исповеди», которая
дает и доселе непревзойденный анализ времени.
«Знаменитый символ пещеры у Платона, — пишет А. А. Тахо-Годи в комментарии к этому месту диалога, —
дает читателю образное понятие о
мире высших идей и
мире чувственно воспринимаемых вещей, которые суть не что иное, как тени идей, их слабые копии и подобия» (там же.
Она остается одной и той же в основе и тогда, когда Адам «
давал имена» животным, осуществляя тем самым свою софийную связь с
миром, и тогда, когда падшее человечество, после изгнания из рая, обречено было в поте лица возделывать проклятую Богом землю.
Важное предчувствие этой истины мы имеем в глубоком учении Плотина о двух материях: о меональной материи нашего во зле лежащего
мира и о той умопостигаемой материи, которая является субстратом для νους,
дает возможность раскрыться его идеям.
Таким образом, возможность зла и греха, как актуализации ничто, была заранее дана в мироздании: благость и любовь, проявившиеся в творении
мира, не остановились и перед тем, чтобы смириться,
дав место бунтующему, хаотическому ничто, которое возможность самоутверждения получает лишь благодаря всему, как тьма и тень получают свое бытие только от света, хотя и стремятся с ним соперничать.
Как созданный из земли, человек имеет в себе тварное все, но. будучи создан после всех творений, он стоит выше их всех [По учению Каббалы, до создания человека земля еще не
давала плодов: «лишь когда создан был человек, рождающая сила земли стала видима
миру… все произведения, как неба, так и земли, не появлялись ранее сотворения человека; небо удерживало дождь, а земля удерживала производительную силу, которую имела…
Но разве любовь даже и в нашем грешном
мире не
дает и теперь подобного же ясновидения в пламенеющие миги свои?
Ложный спиритуализм в любви есть такая же ошибка эротического суждения, как и голая чувственность, обнаженная похоть, ибо истинным объектом любви является воплощенный дух или одуховленная плоть [Каббала
дает такое объяснение брака: «Все духи и души, раньше чем они отправляются в этот (низший)
мир, состоят из мужской и женской части, которые (наверху) соединены в одно существо.
Павел
дает такое определение языческих богов: «мы знаем, что идолы в
мире ничто и что нет иного Бога, кроме Единого.
В самом деле, каким же образом может оказаться иудейство религией Отца, если оно не знает Сына, который и принес в
мир откровение об Отце, «показал в Себе Отца», явил Его людям,
дал им «область быть чадами Божиими», научил их молиться: «Отче наш», «Авва Отче»?
Поэтому между разными религиями здесь все-таки оказывалось возможным и сближение, слияние, «синкретизм» [«Потому что Бог во Христе примирил с Собою
мир, не вменяя людям преступлений их, и
дал нам слово примирения» (2 Кор. 5:19).
Христианство вполне удерживает серьезный и трагический характер, свойственный вообще религии, и даже больше, чем всякая другая религия,
дает оно почувствовать горечь
мира, вселяет в отношении к нему известную безочарованность, а вместе и заставляет ощутить степень удаления человека от Бога.
Это стремление с особою силой осозналось в русской душе, которая
дала ему пророчественное выражение в вещем слове Достоевского: красота спасет
мир [См. прим. 108 к «Отделу второму».].
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в
мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица!
Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да тот был прост; накинется // Со всей воинской силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни
дать ни взять раздувшийся // В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по
миру, // Не отойдя сосет!
Красивая, здоровая. // А деток не
дал Бог! // Пока у ней гостила я, // Все время с Лиодорушкой // Носилась, как с родным. // Весна уж начиналася, // Березка распускалася, // Как мы домой пошли… // Хорошо, светло // В
мире Божием! // Хорошо, легко, // Ясно н а ́ сердце.
— Вы возродитесь, предсказываю вам, — сказал Сергей Иванович, чувствуя себя тронутым. — Избавление своих братьев от ига есть цель, достойная и смерти и жизни.
Дай вам Бог успеха внешнего, — и внутреннего
мира, — прибавил он и протянул руку.
Доктор согласился быть моим секундантом; я
дал ему несколько наставлений насчет условий поединка; он должен был настоять на том, чтобы дело обошлось как можно секретнее, потому что хотя я когда угодно готов подвергать себя смерти, но нимало не расположен испортить навсегда свою будущность в здешнем
мире.