Неточные совпадения
Не таковы ли почти все основные догматы
христианства, и недаром их с таким презрением и негодованием отвергают те, кто рассудочную проверку считают высшим и единственным критерием религиозной
истины: пример налицо — Л. Толстой.
Но они, познав Бога, не прославили Его как Бога, и не возблагодарили, но осуетились в умствованиях своих… заменили
истину ложью и служили твари вместо Творца» (1:21-5).] (понимая под ним «естественные» религии, т. е. все, кроме иудео-христианства), обе же задачи одновременно разрешаются в откровенной религии Ветхого и Нового Завета.
Только
христианство, как безусловная
истина, явленная человечеству самим воплотившимся Словом, свободно от народности и в этом онтологически отлично от язычества.
Поэтому-то пантеизм разных оттенков, — не как религиозная идея, все-таки содержащая в себе частичную
истину, но как мироощущение, — остается
христианству столь далеким, чуждым, даже враждебным и соперничающим.
Поэтому
христианство никак нельзя, под предлогом «панхристизма», превращать в принципиальный и решительный имманентизм и антрополарию, фактически понимая его как углубленное и очищенное язычество (хотя оно включает в себя и последнее, как подчиненную и частную
истину, и даже раскрывает относительную его правду); но одинаково нельзя его понимать и по типу ветхозаветного трансцендентизма, как религию закона, обязательного лишь своей трансцендентной санкцией [Реакционную реставрацию этого трансцендентизма мы имеем в Исламе, в этом главный его пафос, существенно антихристианский.
Существует вечная
истина христианства, и она не зависит от времени, но христианство в своей исторической, то есть относительной, форме приходило к концу.
Истина христианства, преломленная в папизме, воспринимается принудительно, насильственно, и в этом принудительном восприятии истины нет уже подвига свободного избрания того, что любишь, подвига свободного отречения от того, что принуждает.
Неточные совпадения
Для
христианства истина есть также Путь и Жизнь.
Месяца два-три спустя проезжал по Новгороду Огарев; он привез мне «Wesen des Christentums» [«Сущность
христианства» (нем.).] Фейербаха. Прочитав первые страницы, я вспрыгнул от радости. Долой маскарадное платье, прочь косноязычье и иносказания, мы свободные люди, а не рабы Ксанфа, не нужно нам облекать
истину в мифы!
Моя критика оккультизма, теософии и антропософии связана была с тем, что все эти течения космоцентричны и находятся во власти космического прельщения, я же видел
истину в антропоцентризме и самое
христианство понимал как углубленный антропоцентризм.
Истина о человеке, о его центральной роли в мироздании, даже когда она раскрывалась вне
христианства, имела христианские истоки и помимо
христианства не может быть осмыслена.
Они верили, что
христианство было усвоено русским народом в большей чистоте, потому что почва, в которую христианская
истина упала, была более действенна.