Жизнь святых, подвижников, пророков, основателей религий и живые памятники религии: письменность, культ, обычай, словом, то, что можно назвать феноменологией религии, — вот что, наряду с личным опытом каждого, вернее вводит в познание в области религии, нежели отвлеченное о ней философствование.
И, однако, победу над пространственностью мы можем наблюдать из отдельных случаев
жизни святых, появляющихся вдали от места нахождения, видящих за пределами им физически доступного.
Неточные совпадения
Она не может сообщаться внешне, почти механически, как знание, ею можно лишь заражаться — таинственным и неисследимым влиянием одной личности на другую; в этом тайна значения религиозных личностей, — пророков,
святых, самого Богочеловека в земной Его
жизни.
Но, по мере того как тиски эти разжимаются, делаются нечувствительны, ничто становится бессильной потенциальностью, скрытой основой бытия, все победнее звучит небесная музыка «
жизни вечной», составляющей предмет христианских упований и обетовании и опытно ведомой
святым.
Лишь в исключительные моменты становится ощутительно зрима рука Промысла в личной и исторической
жизни человечества, хотя для просветленного ока
святых мир есть такое непрерывно совершающееся чудо.
Первоначально же «
святые проводили
жизнь совершенно нематериальную и бестелесную (αυλον πάντη και οίσώματον)».
Об этом свидетельствует нам духовный опыт
святых, стяжавших благодать св. Духа и ософиенных в земном теле своем: они испытывали духовное услаждение всеми своими чувствами (ср., напр., рассказ Мотовилова [О цели христианской
жизни.
И то, что мы в мире дальнем познаем как стремление каждого земного существа к своей идее, как эрос творчества, муку и тревогу всей
жизни, то в мире умопостигаемом, «в небе», есть предвечно завершенный блаженный акт, эротическое взаимопроникновение формы и материи, идеи и тела, духовная,
святая телесность.
Наивысшее достижение и на этом пути нам являют
святые, которые всю свою
жизнь превращают в благоуханный плод духовного творчества.
Но в то же время необходимо подчеркнуть, что в феноменологии религиозного культа, в ритуале богослужения, жертв, каждений, священных одежд, почитании
святых и героев, священных мест и изображений, вообще всего, что касается организации религиозной
жизни, язычество вовсе не так далеко отстоит от христианства, как принято думать.
Кондак — церковное песнопение, в котором кратко излагается содержание праздника; икос — церковное песнопение, содержащее все обстоятельства из
жизни какого-нибудь
святого.
Далеко не многие понимают, что художественное мироощущение с его критерием эстетически составляет принадлежность не только служителей искусства и его ценителей, но прежде всего и в наибольшей степени тех, кто самую
жизнь свою делают художественным произведением, —
святых подвижников.
Но обожествление это совершается в
жизни святых, в святыне церкви, в старчестве, оно не переносится на путь истории, в общественность, не связано с волей и властью.
Читали на ней «Печерский патерик», сказания о
жизни святых, об их молитвенных подвигах, о смирении, самоотвержении и полной покорности воле Божией…
При этом я отмечаю, где есть след, — при каких обстоятельствах произошел побег и какого возраста были эти искатели приключений в ту пору, когда они решились предпочесть мирную
жизнь святых обителей случайностям увлекательной, но тревожной жизни бродяг.
Неточные совпадения
«Так же буду сердиться на Ивана кучера, так же буду спорить, буду некстати высказывать свои мысли, так же будет стена между
святая святых моей души и другими, даже женой моей, так же буду обвинять ее за свой страх и раскаиваться в этом, так же буду не понимать разумом, зачем я молюсь, и буду молиться, — но
жизнь моя теперь, вся моя
жизнь, независимо от всего, что может случиться со мной, каждая минута ее — не только не бессмысленна, как была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее!»
— Афанасий Васильевич! дело, которое вы мне поручаете, — сказал Хлобуев, —
святое дело; но вы вспомните, кому вы его поручаете. Поручить его можно человеку почти
святой жизни, который бы и сам уже <умел> прощать другим.
Прогулки, чтенье, сон глубокой, // Лесная тень, журчанье струй, // Порой белянки черноокой // Младой и свежий поцелуй, // Узде послушный конь ретивый, // Обед довольно прихотливый, // Бутылка светлого вина, // Уединенье, тишина: // Вот
жизнь Онегина
святая; // И нечувствительно он ей // Предался, красных летних дней // В беспечной неге не считая, // Забыв и город, и друзей, // И скуку праздничных затей.
Друзья мои, вам жаль поэта: // Во цвете радостных надежд, // Их не свершив еще для света, // Чуть из младенческих одежд, // Увял! Где жаркое волненье, // Где благородное стремленье // И чувств и мыслей молодых, // Высоких, нежных, удалых? // Где бурные любви желанья, // И жажда знаний и труда, // И страх порока и стыда, // И вы, заветные мечтанья, // Вы, призрак
жизни неземной, // Вы, сны поэзии
святой!
Давно уже просил я у Бога, чтобы если придется кончать
жизнь, то чтобы кончить ее на войне за
святое и христианское дело.