Неточные совпадения
Религия вне морального ее трактования кажется ему идолопоклонством — Abgötterei [«Идолопоклонство в практическом смысле — это все еще та
религия, которая мыслит
высшее существо со свойствами, по которым и нечто другое, а не моральность сама по себе может быть подходящим условием для того, чтобы сообразоваться с его волей во всем, что в состоянии делать человек» (там же С. 497).].
Особенно показателен в этом отношении Гегель, для коего
религия обозначает лишь ступень, и не самую
высшую, в самосознании духа, и потому она преодолевается в философии.
Религия должна иметь как бы свою особую логику, установлять свою собственную достоверность (как имеет ее хотя бы чувство прекрасного, орган эстетического восприятия), она должна иметь око умного видения, проникающего к действительности
высшей, куда не досягает ни умственное, ни физическое око.
Моя
религия не есть мое создание, иначе она вовсе не есть
религия; она убеждает силою непосредственной своей достоверности, притом иною,
высшею убедительностью, чем факты внешней действительности, напр., ощущение этого стола, этой стены, этого шума.
Канта — «ноумен» — синоним «вещи в себе».], — Grand Etre О. Конта [
Высшее существо (фр.) — бог «позитивной
религии» О. Конта, которым объявляется общество или совокупное человечество и которое должно почитаться каждым отдельным человеком.].
В этом смысле
религия есть в
высшей степени личное дело, а потому она есть непрестанное творчество.
«Для
религии, правда, существенно размышление… но оно не направлено… на сущность
высшей причины самой по себе или в ее отношении к тому, что одновременно есть и причина и следствие; напротив, религиозное размышление есть лишь (!) непосредственное сознание, что все конечное существует лишь в бесконечном и через него, все временное в вечном и через него.
Бесспорно, вся сущность
религии состоит в том, чтобы ощущать все, определяющее наше чувство в его
высшем единстве, «как нечто единое и тождественное, а все единичное и особое как обусловленное им, т. е. (!!) чтобы ощущать наше бытие и жизнь в Боге и через Бога» (50–51).
Если справедливо сравнение чувства в
религии с музыкой, то ведь музыка не есть
высший род искусства и вообще деятельности духа, ибо оно бессловесно, бессмысленно, алогично.
У Юма она имела субъективно-человеческое значение — «быть для человека», у Беркли получила истолкование как действие Божества в человеческом сознании; у Гегеля она была транспонирована уже на язык божественного бытия: мышление мышления — само абсолютное, единое в бытии и сознании [К этим общим аргументам следует присоединить и то еще соображение, что если
религия есть низшая ступень философского сознания, то она отменяется упраздняется за ненадобностью после
высшего ее достижения, и только непоследовательность позволяет Гегелю удерживать
религию, соответствующую «представлению», в самостоятельном ее значении, рядом с философией, соответствующей «понятию».
Сказанное не мешает нам резко отрицательно относиться к тому, что можно назвать положительным богословием у Канта, или его «моральной теологии», где он, изменяя собственной
высшей точке зрения, возвращается к рационализму и строит безвкуснейшую (в религиозном смысле) «
религию в пределах только разума».
Искусство, посвящая себя
религии, сделалось ее ancilla, играя служебную роль, а отношение к нему было утилитарное, хотя и в самом
высшем смысле.
Для демократической
религии человекобожия государство есть
высшая форма жизни, — лжецерковь.
Обсуждением самых серьезных вопросов, требовавших глубины христианского настроения и преданности делу, занимались люди самого легкого светского воспитания, и оттого неудивительно, что в результате из школы поклонников Фернейского пустынника распространялся материализм, щеголявший одними фразами, а наши франкмасоны во всем своем учении не видали ничего, кроме обрядов, из которых устраивали свою «
высшую религию», на что, как известно, настоящее масонство вовсе не претендовало.
Неточные совпадения
Никто не знал, какой она
религии, — католической, протестантской или православной; но одно было несомненно — она находилась в дружеских связях с самыми
высшими лицами всех церквей и исповеданий.
Можно установить следующие религиозные черты марксизма: строгая догматическая система, несмотря на практическую гибкость, разделение на ортодоксию и ересь, неизменяемость философии науки, священное писание Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, которое может быть истолковываемо, но не подвергнуто сомнению; разделение мира на две части — верующих — верных и неверующих — неверных; иерархически организованная коммунистическая церковь с директивами сверху; перенесение совести на
высший орган коммунистической партии, на собор; тоталитаризм, свойственный лишь
религиям; фанатизм верующих; отлучение и расстрел еретиков; недопущение секуляризации внутри коллектива верующих; признание первородного греха (эксплуатации).
Совершенно «буржуазен» и гуманитарный социализм, поскольку он признает лишь гедонистические ценности и отвращается от всякого жертвенного, страдальческого пути человеческого восхождения к
высшей жизни, поскольку исповедует
религию количеств, а не качеств.
Тогда встал епископ Федор, тогда ректор Московской духовной академии, то есть
высшего учебного заведения, и сказал: «Зачем сравнительная история
религий, которая может соблазнить?
Естественные
религии рода перестали человека удовлетворять; он перерос их, жаждал новой веры, которой заключалось бы
высшее сознание.