Неточные совпадения
— Говорю, тоски еще не чувствую. Над нами не каплет.
Что ж, это
вы хорошо делаете,
что промежду нашим братом — купеческим сыном — обращаетесь. — Он стал говорить тише. — Давно пора.
Вы — бравый! И на войну ходили, и учились, знаете все… Таких нам и нужно.
Да что же
вы в гласные-то?
— Эта из мужа веревки вьет. Он тоже хам и самолюбивое животное. Но его надо ручным сделать.
Вы этого не забывайте. Ведь он пост занимает.
Да что же это я все
вам не скажу толком…
Вы ведь знаете, — Калакуцкий наклонился к нему через локоть, —
вы знаете,
что у меня теперь для больших строек… товарищество на вере ладится?
—
Да в том, сударь мой,
что вам надо быть моим тайным агентом.
— Видите ли, — Осетров совсем обернулся и уперся грудью о стол, а рука его стала играть белым костяным ножом, — для Калакуцкого я человек совсем не подходящий.
Да и минута-то такая, когда я сам создал паевое товарищество и вот жду на днях разрешения. Так мне из-за
чего же идти? Мне и самому все деньги нужны.
Вы имеете понятие о моем деле?
— Сто семьдесят тысяч
вами одними сделано в одиннадцать месяцев. Хотите, мы сейчас Трифоныча позовем? — и она указала на дверь. — И это такие, которые в известность приведены, а разных других, по счетам,
да векселей, не вышедших в срок,
да карточных… наверно, столько же.
Вы что же думаете? Протянете
вы так-то больше года?
—
Да, больше нельзя… Не хотите? — с расстановкой выговорила она. — Ну, тогда разделывайтесь сами.
Вам негде перехватить. Фабрика станет через две недели. За
вас я не плательщица. Довольно и того, Виктор Мироныч,
что вы изволили спустить… Я жду!
— А-а! Прочтите! Знамение времени!
Вы раскусите,
чем пахнет! Есть что-то такое, как бы это сказать… Протестация. Пришел конец нашему квасу-то. Мы шапками закидаем! Мы
да мы! А вся Европа нам фигу кажет…
—
Да я говорю вообще, дяденька. Но, между прочим, и
вы косвенно… Нельзя же так именитых людей!.. И после того,
что он себя выдавал…
—
Да мне
что? Не детей с
вами крестить! Ругайтесь промеж себя, нам же лучше.
—
Что ж,
вы думаете, — заговорил опять Краснопёрый, —
вам все в зубы будут глядеть?.. Хозяйничай, как знаешь, батюшка!..
Да я бы
вас еще не так! Отдали самые сурьезные статьи в чьи руки?..
—
Да ведь теперь
что же-с, бумаги еще не готовы. Константин Глебович разгневались… Пожалуй, и в свидетели не пожелают…
что же их беспокоить?
Вы сами изволите видеть… А если
что нужно… дайте знать.
—
Да полноте, Константин Глебович,
что вы юродствуете! Ведь завещание я же писал.
—
Да, умный немец… И своих колбасников честил… Писать не умеют… говорил. Это совершенно верно, глагол под конец страницы. Есть ли смысл человеческий?..
Что ж
вы не сядете,
чем могу?
— А мне вот это противно, — заговорил пристав, — хоть я и ушел от aima mater. „Закатил“. Хороша цивилизация! Не римская… Вот были бы сервитуты. Я бы пошел
да и сказал: „Оскорбляете мой слух, такие-сякие! Срамники! Хоть песню-то почеловекоподобнее бы выбрали.
Что ж,
что вы пьяны? И я пил… не меньше вашего, а не буду подтягивать: горрячих…
Чего?.. Палок!.. Эх! Татарва, рабы, холопы от головы до пят! Больше-то мы, должно быть, не стоим, как пятьсот палок!“
—
Да что это
вы, Андрей Дмитриевич, точно все извиняетесь. Очень уж, батюшка, омещанились с коммерсантами!
—
Да вы скажите прямо, — продолжала она, —
что вас удерживает?.. Я тогда сама поеду к ней.
—
Что?.. Условия?..
Да вы богатая?..
— Раскусили? — с разгоревшимися глазами вскричал Палтусов, наклоняясь к гостю. — Я говорю
вам… никто и не заметил, как вахлак наложил на все лапу. И всех съест, если ваш брат не возьмется за ум. Не одну французскую madame слопает такой Гордей Парамоныч! А он, наверно, пишет"рупь" — буквами"пь". Он немца нигде не боится. Ярославский калачник выживает немца-булочника,
да не то
что здесь, а в Питере, с Невского, с Морской, с Васильевского острова…
—
Что? Не понимаю!.. Ах
да!
Что вы два месяца глаз не кажете?
—
Что же такое? — стал с живостью оправдываться Палтусов. — Не придирайтесь ко мне… Хороший человек, молодой, понимающий,
да если б
вы к нему и страстно привязались, как же иначе?.. В ваших-то обстоятельствах?!
— Нет, — перебил Палтусов, — так мы не будем говорить, Анна Серафимовна.
Да здесь и не совсем удобно… Я хотел только уверить
вас,
что никаких особенных отношений не было и не может быть…
Вы мне верите?
— Беспременно! Мне Леонтий Трофимыч говорил, потому товарищество — тоже кувырком!.. И я не рад,
что тогда обращался… Ну,
да мое дело сторона.
Вы нешто ничего не слыхали?
— Ан жадничаете. У
вас свое состояние большое. Хватит на двоих. Ну, хотели поддержать имя, фирму,
что ли, опыт произвели. Ничего
вы не поделаете! Купить у него мануфактуру… Достанет ли у
вас на это собственного капитала или кредита?..
Да он и не продаст. Он без продажи с молотка не кончит. А
вы не пожелаете покупать с аукциона, пока он Ваш муж;
да и не нужно
вам.
Да, сделать бы его своим наследником, дать ему почувствовать, как она выше его своим великодушием, так и сказать в завещании,
что"считаю, мол, вае достойным поддержки, верю,
что вы сумеете употребить даруемые мною средства на благо общественное; а я почитаю себя счастливой,
что открываю такому энергическому и талантливому молодому человеку широкое поле деятельности…"
— Да-с, monsieur Палтусов, — перебил Леденщиков и встал, — но я должен
вас предупредить,
что если
вам не угодно будет до вечера послезавтра пожаловать к нам со всеми документами… я должен буду…
— О
да! — вырвалось у нее. — А
вы как на это смотрите,
что я в актерки идти хочу?
— Узнал я,
что брат моей жены…
вы знаете, она скончалась…
Да… так брат… Николай Орестович начал против
вас дело… И вот
вы находитесь теперь… я к этому всему неприкосновенен. Это, с позволения сказать, — гадость…
Вы человек в полной мере достойный. Я
вас давно понял, Андрей Дмитриевич, и если бы я раньше узнал, то, конечно, ничего бы этого не было.
— Брошюра-с… мое жизнеописание: пускай видят, как человек дошел по полного понятия… Я с самого своего малолетства беру-с… когда мне отец по гривеннику на пряники давал. Но я не то
что для восхваления себя, а открыть глаза всему нашему гражданству… народу-то православному… куда идут, кому доверяют. Жалости подобно!.. Тут у них под боком люди, ничего не желающие, окромя общего благоденствия…
Да вот
вы извольте соблаговолить просмотреть.
Неточные совпадения
Хлестаков (придвигаясь).
Да ведь это
вам кажется только,
что близко; а
вы вообразите себе,
что далеко. Как бы я был счастлив, сударыня, если б мог прижать
вас в свои объятия.
Осип.
Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь
вам,
да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь
вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться,
что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Почтмейстер.
Да что я? Как
вы, Антон Антонович?
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну,
да уж попробовать не куды пошло!
Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если
вы точно имеете нужду в деньгах или в
чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Аммос Федорович.
Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь, шел было к
вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать
вас собачонкою. Родная сестра тому кобелю, которого
вы знаете. Ведь
вы слышали,
что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях и у того и у другого.