Неточные совпадения
Катков тогда смотрел еще совсем не старым мужчиной с лицом благообразного типа, красивыми глазами, тихими манерами и спокойной речью глуховатого
голоса. Он похож был на
профессора гораздо больше, чем на профессионального журналиста. Разговорчивостью и он не отличался. За столом что-то говорили об Англии, и сразу чувствовалось, что это — главный конек у этих англоманов и тогда самой чистой водылибералов русской журналистики.
В кресла было приглашено целое общество — больше мужчины — из стародворянского круга, из писателей,
профессоров, посетителей Малого театра. Там столкнулся я опять с Кетчером, и он своим зычным
голосом крикнул мне...
Ж.Симон тогда смотрел еще совсем не стариком, а он был уже в Февральскую революцию депутатом и известным
профессором философии. Вблизи я увидал его впервые и услыхал его высокий"нутряной"
голос с певучими интонациями. Когда Гамбетта познакомил нас с ним, он, узнав, что я молодой русский писатель, сказал с тонкой усмешкой...
В Жюле Симоне чувствовался
профессор Сорбонны, привыкший излагать философские системы."Громить"он не мог и по недостатку физической силы, и по тембру
голоса, но его речи были не менее неприятны правительству по своему — на тогдашний аршин — радикализму и фактическому содержанию.
Я любил этот шум, говор, хохотню по аудиториям; любил во время лекции, сидя на задней лавке, при равномерном звуке
голоса профессора мечтать о чем-нибудь и наблюдать товарищей; любил иногда с кем-нибудь сбегать к Матерну выпить водки и закусить и, зная, что за это могут распечь, после профессора, робко скрипнув дверью, войти в аудиторию; любил участвовать в проделке, когда курс на курс с хохотом толпился в коридоре.
В рыбьем молчании студентов отчетливо звучит
голос профессора, каждый вопрос его вызывает грозные окрики глухого голоса, он исходит как будто из-под пола, из мертвых, белых стен, движения тела больного архиерейски медленны и важны.
Неточные совпадения
Внизу, над кафедрой, возвышалась, однообразно размахивая рукою, половинка тощего
профессора, покачивалась лысая, бородатая голова, сверкало стекло и золото очков. Громким
голосом он жарко говорил внушительные слова.
В углу комнаты — за столом — сидят двое: известный
профессор с фамилией, похожей на греческую, — лекции его Самгин слушал, но трудную фамилию вспомнить не мог; рядом с ним длинный, сухолицый человек с баками, похожий на англичанина, из тех, какими изображают англичан карикатуристы. Держась одной рукой за стол, а другой за пуговицу пиджака, стоит небольшой растрепанный человечек и, покашливая, жидким
голосом говорит:
«Да не извольте выбирать», — замечал дребезжащим
голосом какой-нибудь посторонний, но раздражительный старичок,
профессор из другого факультета, внезапно возненавидевший несчастного бакенбардиста.
Я чуть не захохотал, но, когда я взглянул перед собой, у меня зарябило в глазах, я чувствовал, что я побледнел и какая-то сухость покрыла язык. Я никогда прежде не говорил публично, аудитория была полна студентами — они надеялись на меня; под кафедрой за столом — «сильные мира сего» и все
профессора нашего отделения. Я взял вопрос и прочел не своим
голосом: «О кристаллизации, ее условиях, законах, формах».
А бедняга-«
профессор» только озирался с глубокою тоской, и невыразимая мука слышалась в его
голосе, когда, обращая к мучителю свои тусклые глаза, он говорил, судорожно царапая пальцами по груди: