Неточные совпадения
В груди у него не было порыва — одного, прямого и радостного. И она это тут только
почуяла. — Ты знаешь, как я с тобой
прожила год! Добивалась я твоей женой быть? Мечтала об этом? Намекала хоть раз во весь год?
— Погиб бы я с ней! У Серафимы в душе Бога нет!.. Я и сам в праведники не гожусь…
Жил я вдалеке от помыслов о Божеском законе… На таких, как вы, мне стыдно смотреть… Но во мне, благодаря Создателю, нет закоренелости. И я
почуял, что сожительство с Серафимой окончательно превратило бы меня в зверя.
— Нет, скрыл, и это скверно, знаю! Но тогда-то я догадался, что сердцем моим она уже не владеет, не трогает меня, нет в ней чего-то особенного, — он чуть было не обмолвился: «того, что в вас есть». — Если б не ее ревность и не наш разрыв, я бы
жил с ней, даже и в законном браке, без высшей душевной связи, и всякому моему хищничеству она стала бы поблажать. Вас она всегда ненавидела, а здесь впервые
почуяла, что ей нельзя с вами тягаться.
Неточные совпадения
Китайская фанза, к которой мы подошли, состояла из 3 построек, расположенных «покоем»: из
жилой фанзы — посредине и 2 сараев — по сторонам. Двор между ними, чисто выметенный и прибранный, был обнесен высоким частоколом в уровень с сараями.
Почуяв посторонних людей, собаки подняли неистовый лай и бросились к нам навстречу. На шум из фанзы вышел сам хозяин. Он тотчас распорядился, чтобы рабочие помогли нам расседлать коней.
Снегурочка, обманщица,
живи, // Люби меня! Не призраком лежала // Снегурочка в объятиях горячих: // Тепла была; и
чуял я у сердца, // Как сердце в ней дрожало человечье. // Любовь и страх в ее душе боролись. // От света дня бежать она молила. // Не слушал я мольбы — и предо мною // Как вешний снег растаяла она. // Снегурочка, обманщица не ты: // Обманут я богами; это шутка // Жестокая судьбы. Но если боги // Обманщики — не стоит
жить на свете!
Писарский нос
чуял какую-то
поживу, хотя форма этой
поживы еще и не определилась ясно.
Она уже нюхом
чуяла, что Зинаиде Федоровне осталось у нас недолго
жить, и, чтобы не упустить времени, тащила все, что попадалось на глаза, — флаконы, черепаховые шпильки, платки, ботинки. На другой день Нового года Зинаида Федоровна позвала меня в свою комнату и сообщила мне вполголоса, что у нее пропало черное платье. И потом ходила по всем комнатам бледная, с испуганным и негодующим лицом и разговаривала сама с собой:
Косых. Он-то? Жох-мужчина! Пройда, сквозь огонь и воду прошел. Он и граф — пятак пара. Нюхом
чуют, где что плохо лежит. На жидовке нарвался, съел гриб, а теперь к Зюзюшкиным сундукам подбирается. Об заклад бьюсь, будь я трижды анафема, если через год он Зюзюшку по миру не пустит. Он — Зюзюшку, а граф — Бабакину. Заберут денежки и будут жить-поживать да добра наживать. Доктор, что это вы сегодня такой бледный? На вас лица нет.