«Габриэль». Низвергнутый в ад Кракатау

Андрей Владимирович Лесковский, 2020

Взрыв вулкана Кракатау, в конце 19 века, уничтоживший одноимённый остров в Зондском проливе, по масштабам разрушений, заслуженно считается извержением супер вулкана. И случилось сие не в доисторические времена, а уже в эру человечества на Земле, что по планетарным мерка – буквально минуту назад. В самых первых рядах свидетелей той трагедии довелось находиться команде португальского брига "Габриэль". Парусные корабли, в те времена, почти уступили своё место на морях и океанах паровым судам. Долгая жизнь парусника "Габриэль" и без того шла к закату, но последний его рейс был, однозначно, проклят. Помимо остальных напастей, сам "Летучий Голландец" поджидал его у Мыса Бурь. Но была и надежда, добрые духи океана приходили на помощь, когда, казалось, катастрофа уже неотвратима . И лишь у вулкана Кракатау хватило сил на то, чтобы сокрушить дерзкий бриг. Публикуется в авторской редакции с сохранением авторских орфографии и пунктуации .

Глава 1

Широкий простор Атлантики раскинулся на три стороны горизонта, лишь позади корабля португальский берег, превратившись в узкую полоску на горизонте, постепенно скрывался в утреннем тумане. Бриг"Габриэль"шёл навстречу океану, легко рассекая своим форштевнем небольшую волну. Обнажив головы, матросы крестились, их губы шевелились словами молитвы.

"С Богом, в час добрый! И да будет всегда ласково с нами море. Пусть обойдут стороной свирепые ураганы, не поглотит нас глубина. Пусть святые угодники помогут бродягам морским вернуться к родным берегам!"

Капитан Алонсо де-Альвейра отбросил прочь столь нелюбимую им парадную шляпу, за которой уже начал охоту посвежевший океанский ветер и перевязал голову синим платком. Его лицо, загоревшее до бронзового оттенка выражало неукротимую энергию бывалого морехода, а чёрные бархатистые глаза излучали задорный отблеск юности, несмотря на то, что капитану было уже немного за сорок. Он не отличался высоким ростом, однако атлетически очерченные мышцы рук и широченные плечи, в сочетании с плоским животом говорили о немалой силе этого человека. Капитан носил пышные усы, спускающиеся седыми завитками на скулы и длинные волосы, которые совсем не поредели, сопротивляясь прожитым годам, лишь слегка посеребрились, скрыв прежнюю черноту.

Не первый и даже не десятый раз капитан Альвейра лицезрел эту картину, с кормы своего судна, как родной берег, постепенно уменьшаясь и уменьшаясь, скрывался в этом туманном мареве, поднимающемся над поверхностью моря.

— Да поможет нам Святая Дева. — Альвейра сделал два шага в сторону от штурвала. — Синьор Хардино, принимайте вахту и распорядитесь добавить парусов, ветер благоприятный.

О нет, капитан не был слишком набожным человеком, однако очень любил призывать на помощь Матерь Божью, видя в том необходимую составляющую своей удачи, которой, понятно дело, много быть не может, по определению. Да уж и правда сказать, удача та, в последнее время что-то поворачивалась не самой лучшей стороной, не иначе, как чёрт какой начал вмешиваться. Хотя тогда капитан Алонсо де-Альвейра ещё ни в каких чертей и дьяволов не верил, даже напротив, никогда не упускал случая посмеяться над суеверными предрассудками бывалых"морских волков". Наверное причиной тому стала его служба в военном флоте, где единственным дьяволом для тебя может предстать тяжеловооружённый корабль противника, разносящий в щепки твой борт. Альвейра неплохо начал военную службу, будучи ещё весьма молодым человеком и не имел ничего против того, чтобы служить до седых волос, но увы, не любил он вовремя перед начальством как следует"ножкой шаркнуть", от того и не обзавёлся вовремя сильным покровителем. Ну не получилось, бывает такое, когда спина не гибкая. В общем дослужился Альвейра к тридцати годам, до звания премьер-лейтенанта, а дальше всё… Поскольку некому было за него слово замолвить, посчитали неперспективным, тем более тогда, в виду почти мирного времени, военный флот Португалии претерпел приличное сокращение. Вот и пришлось далее кусок хлеба добывать себе на торговых кораблях.

И всё-то, вроде бы, неплохо, но правда и не настолько богато, чтобы самому стать судовладельцем, а будучи наёмным капитаном — шкипером, далеко не всегда можешь позволить себе выбирать работу, или там рейс, скажем, выгодный. Чаще приходится хватать то, что подвернулось, хоть бы и чёрт его надавал, совсем даже не из доброты.

Наступивший 1883 год подвёл финальную черту под пребыванием старого брига"Габриэль"у европейских берегов. Бывший когда-то в числе скоростных лидеров, неоспоримых фаворитов на главных колониальных маршрутах Португалии,"Габриэль"по-прежнему выглядел образом, подобающим красиво очерченному паруснику испанской постройки. Справедливо будет сказать, что этот бриг находился ещё в достаточно приличном состоянии, лишь редкие злые языки могли его назвать старой лоханкой, только откровенное дурачьё, да те, что в морском деле смыслят не более, чем таракан в алгебре. Увы, но век парусных судов уходил в прошлое, надёжность пароходов, в сравнении с ними, неоспорима, а с ней и коммерческая составляющая постепенно ставила крест на парусной эпохе. Однако попросту списать в утиль ещё крепкое морское судно было бы верхом расточительства и потому судовладельцами было решено отправить"Габриэль"к самой далёкой колонии Португалии на острове Тимор, где предполагалось старому бригу доживать свой век, обслуживая местную торговлю.

Альвейра без особого удовольствия принял это командование, от того видимо, что перспективы возвращения в метрополию были весьма туманны, но переживая не самый лучший период своей жизни, выбирать особенно не приходилось, это верно. Пришлось хвататься за последнее предложение, ибо переизбыток невостребованных капитанов вынуждал его стать позговорчивей. Да и набирать команду пришлось, как говориться, тоже из того что было и всё-таки, не желая отправляться в далёкое плаванье с откровенным сбродом на борту, капитан решил лучше выйти в море с неполным экипажем, надеясь пополнить его на острове Мадейра.

Несколько легче обстояло дело с помощниками, торговая компания, как добрый хозяин, предоставила двух молодых оболтусов, едва начавших морское дело. Жозес Хардино и Фернандо де-Фару оба молодые, в меру амбициозные и настырные, до опытных мореходов им ещё далеко, но опыт — дело наживное. Что интересно и тот, и другой являлись младшими сыновьями в не самых захудалых благородных семействах, даже знакомы были с детства и состояли в крепких приятелях. Явным лидером в той парочке выделялся рослый, широкоплечий Хардино, видимо за то только и получивший должность первого помощника. Правда, ещё при знакомстве, капитан Альвейра, обратил внимание, что некоторые их взгляды друг на друга напрашивались на такое определение, как более чем приятельские. На это капитан их сразу предупредил, что подобные отношения грозят им быть выброшенными за борт, а кроме того откровенными письмами, что неминуемо будут отправлены их суровым отцам, в качестве пояснения. Юноши убедительно поклялись, типа:"… что Вы, что Вы, синьор?! Да мы нигде и не как, и никогда, только крепкая дружба и ничего более…". Ну как тут не поверить?

О команде судна, в целом, прав капитан, приличных слов подбиралось мало, как впрочем и мало было в ней толковых матросов, с коими не страшно идти в океан. Удалось найти неплохого плотника, да с десяток человек, кто точно умеет работать с парусами. Остальные, сплошь, случайный народ, из числа ещё не совсем опустившихся. Выбора-то особого не было, ведь кого теперь заставишь наниматься на парусник, когда есть пароходы.

Единственный человек, которому капитан доверял как самому себе, был старый боцман Бальтазар Гуарда, совсем не добрый, как могло показаться с первого взгляда, пожилой синьор, суровой наружности. Шли годы, менялись корабли, а Бальтазар всегда следовал за своим капитаном, ещё с военного флота. Старику давно уже следовало пустить корни на берегу, но просоленная душа океанского бродяги отчаянно сопротивлялась всем попыткам сухопутной жизни. Однако, снова почувствовав добрую палубу под своими, ещё вполне крепкими, босыми ногами, Бальтазар основательно молодел душой и даже телом, будто оставлял на берегу все болячки да старческую немощь и в море его организм становился недоступен возрастным разрушениям. О том, что ему давно перевалило за шестьдесят, могли напомнить лишь морщинистое лицо и выбеленная сединой борода, которую трепал шальной океанский ветер.

Боцман, передавая команды первого помощника, наблюдал как медленно и неумело распускались верхние паруса — брамсели. Сказывалась явная нехватка матросов на реях, эта картина совсем не радовала взгляд старого моряка.

— Тридцать три дьявола им в глотку! И ведь это при спокойном-то ветре! — Выругался Бальтазар, обращаясь к подошедшему капитану. — Синьор, мокрые курицы, те что сейчас на реях, никуда не годятся! Когда ветер немного посвежеет, мы будем иметь жалкий вид с такой дерьмовой командой.

— Что я тебе могу сказать, старый друг, ты сам видел как мы отбирали самое приличное из тех бродяг, которые соглашались на этот рейс. — Альвейра конечно был полностью согласен с боцманом.

— Да, капитан, только несладко нам придётся, если не найдём на Мадейре хотя-бы десяток умелых матросов. Ей богу, эти скоты годятся только палубу драить.

Будто в подтверждение его слов, на фок — брамселе — верхнем парусе передней мачты, длилась заминка с последним узлом, который оборванец — матрос никак не мог развязать. И вдруг эти попытки резко оборвались самым трагическим образом, бедолага не удержался на рее и полетел вниз головой, без малейшего шанса миновать палубы. Выражение"широко раскинул мозгами", в данном случае, обрело совершенно реальный смысл. Черепная коробка несчастного никак не могла выдержать удар о палубу, после падения с такой высоты. Всё произошло настолько быстро, что и"полундру"крикнуть не успели.

— Плохая примета…

— Чего уж хуже… покойник в первый день…

— Похоже, нам всем крышка…

Моментально несколько ротозеев столпились над телом погибшего, кошмаря друг друга самыми скверными предсказаниями. Только как-то сочувствия в голосах почти не слышалось, а суеверного бреда, напротив — хоть отбавляй.

— Ну, что, ротозеи? Вы собрались весь день над ним проторчать. — Голос боцмана заставил многих прийти в себя. — Бегом за парусиной! Зашейте его, да не забудьте камней положить, из трюмного балласта возьмите, а то и на это у вас ума не хватит.

Поспешили выполнять без лишних разговоров, боцман Гуарда славился тем, что умел быстро добиваться беспрекословного подчинения любой, даже самой никудышной команды. Пяти минут не прошло как, замелькали несколько огромных игл, упаковывая новоприставленного в «морской саван». Дальнейшая похоронная служба отличилась, пожалуй, самым кратким ритуалом. Пока зашивали тело несчастного в кусок старой парусины, второй помощник Фернандо де-Фару успел прочитать пару страничек из библии, раскрытой наугад, после чего скорбный мешок был моментально сброшен за борт, ненадолго оставив расходящиеся круги на воде. Бульк, только и стал неумелый матросик частью океана, с соответствующей записью в бортовом журнале судна.

Почему-то все, одновременно, подняли головы наверх, устремив взгляды на брам-рей, откуда свалился бедолага. И что-же? Тот самый парус, фок-брамсель, который так и не смог отвязать погибший, теперь стоял во всей красе, слегка вздутый наполнившим его ветром. Капитан Альвейра сидел на брам-рее и покуривал трубку, презирая опасность. Он сразу решил вопрос о том, что теперь никого не загнать на мачту, доделать работу покойника. Поступок капитана все восприняли с глубочайшим уважением. Да, с таким можно идти, не страшась пути, однако суеверные шепотки даже этим прекратить не удалось. Тёмные умы малограмотных матросов по-прежнему продолжали видеть в несчастном случае лишь проявление деятельности потусторонних сил. То-то нашлось повода для всяких жутких баек, насквозь пропитанных всевозможной морской чертовщиной и какой только кошмарной участи не предрекалось теперь для брига"Габриэль".

Кончилось тем, что в первую же ночь, по прибытию на остров Мадейра, с корабля дезертировали сразу восемь матросов. Причём"Габриэль"стоял на рейде в полумиле от берега, видимо заговорщики выбрали промеж себя лучшего пловца, который сплавал нанять лодку для эвакуации с брига остальных, трепещущих в ужасе, душ.

Задача для капитана Альвейры многократно усложнялась, ибо пяти матросов, оставшихся на судне, хватит едва лишь поднять якорь и то если он, с помощниками да боцманом присоединится вращать брашпиль, нечего даже думать о постановке парусов или, скажем, поворота рей на мачтах. Нужно было снова набирать, практически, всю команду и это при том, что дезертиры, сбежавшие на берег, наверняка уже трепят языками о проклятом бриге. Много ли желающих найдётся теперь наняться на такое судно, да ещё и на рейс в противоположную точку планеты?

* * *

Жаль, конечно, что в большинстве случаев не можем мы выбирать для себя обстоятельства, оттого и приходится нам либо успевать воспользоваться благоприятными условиями, либо с упорством преодолевать преграды. Обстоятельства и подтолкнули капитана Альвейра незамедлительно заняться комплектованием команды, когда хотелось немного придаться отдыху накануне длительного морского перехода. Он помышлял пройти вдоль всего западного побережья Африки, сходу обогнуть мыс Доброй Надежды и, желательно без захода в порт, бежать до самого Мозамбика. На то были не только чисто экономические мотивы, но и политическая обстановка шаткого мира, в конце девятнадцатого века. Мозамбик оставался надёжным форпостом Португалии, начинавшей утрачивать контроль над своими колониями. Ангола, на западном берегу Африки, тоже рассматривалась, как возможность короткого пристанища, но лишь на крайний, неблагоприятный случай. Когда-то весьма процветающая колония Португалии, Ангола, после ликвидации работорговли, быстро зачахла и превратилась в место пребывания всякого сброда, власть губернатора там оставалась формальной. Ещё хуже выглядели перспективы захода в Капштадт, стараниями англичан, становящийся Кейптауном. Англичане и голландцы, истреблявшие там друг друга, с одинаковой антипатией относились к Португалии. В общем, португальскому судну, пусть даже судну торговому, лучше держаться стороной, да обойти мыс Доброй Надежды как можно южнее.

Непростой вопрос набора команды собрались решать сообща, для чего на утро следующего дня капитан Альвейра, в сопровождении боцмана Гуарды, сошли на берег основного порта острова Мадейра, городка Фуншал. Далее следовало разделиться, боцману предстояло потолкаться по припортовым тавернам, в поисках потенциальных соискателей должности матроса, капитану надлежало встретиться с представителем торговой компании, дабы настоятельно убедить чиновников в крайней необходимости оторвать задницы от стульев, если конечно они заинтересованы не затягивать стоянку"Габриэль". Кроме того стоило заняться вопросами приёма недостающего груза для колонии Тимора, трюмы брига оставались пока пустыми, как минимум, на четверть.

Но Альвейра подумал не спешить с официальной частью, а потому присел за графином холодного вина на открытой террасе небольшого чистенького кабачка, куда заглядывал народ на порядок посолидней припортовых голодранцев-оборванцев. Приятный ветерок с моря успешно побеждал начинающуюся дневную жару, капитан, мелкими глотками, потягивал прохладное вино, весьма недурственное на вкус. Хорошо душе, хорошо телу, но, как-то внезапно сие приятное времяпровождение превратилось в приём по деловым вопросам.

Первым посетителем возник у столика колоритный персонаж, в облике которого однозначно угадывался ортодоксальный еврей, одетый, как положено, в чёрный лапсердак, широкополая чёрная шляпа на голове, со свисающими по бокам пейсами, жиденькая бородёнка, всё как с картинки карикатурной о сианисте — ростовщике.

— Я очень извиняюсь… — Начал еврей с лёгким поклоном. — Синьор, ведь, есть никто иной, как капитан брига"Габриэль"?

— Алонсо де-Альвейра к вашим услугам, милейший.

— О, меня зовут Шемон Хаим. Будьте уверенны, капитан, здесь все знают ростовщика Шемона Хаима! Я даю немного денег матросикам под тот будующий аванс, что получают они при найме на судно, я и занимаюсь, собственно, потом и самим наймом моих должников. — Наконец он дождался приглашения капитана присесть, значит собеседник заинтересован и можно продолжать, уже не сильно напрягая спину в поклоне. — До Хаима дошли слухи, что уважаемый капитан Альвейра нуждается в матросиках, Хаим может помочь синьору капитану.

— Не буду спрашивать откуда вы, любезный, узнали это. — Капитана забавляли лукавые, бегающие глазки собеседника. Хитрый тип и довольно гадкий. — Наверняка услышу нечто вроде того, что как Шемон Хаим умеет хранить тайны, о том весь остров знает и вообще вся Мадейра загнулась бы давно без мудрого Хаима.

Это принялось настоящим комплиментом, Хаим даже приподнял зад от стула, с тем, чтобы ещё раз поклониться.

— Тем не менее Ваше предложение я нахожу интересным. — Продолжал Альвейра. — Но хочу предупредить, что буду иметь разговор с каждым из Ваших протеже, по результатам которого уже вынесу решение о контракте, даже не пытайтесь пристраивать ко мне какой попало сброд, задолжавший Вам три гроша.

— О, что вы, синьор! Шемон Хаим не в жизнь не посмел бы…

— Довольно! Я понял. — Альвейра поднял руку прерывая очередное восхваление. — Давайте по делу! Итак, мне нужно человек пятнадцать — двадцать умелых матросов. К какому времени сможете представить Ваш"товар"?

— Если синьор капитан даст Хаиму два дня, то у него будет лучшая команда. В конце вот этой улицы. — Он протянул руку, указывая нужное направление. — Вы найдёте контору Шемона Хаима, не заметить её не возможно. Приходите послезавтра, к вечеру, я представлю лучшее из того, что у меня есть. Синьор останется доволен!

Он поднялся со стула, опять изобразив самый учтивый поклон и поспешил удалиться, с приятными мыслями о пополнении капитала."Забавный субъект, наверняка редкий мерзавец, одно слово — ростовщик, вот уж кого непременно черти в аду жарят" — подумал, было, капитан Альвейра, возвращаясь к прохладному вину и помышляя заняться раскуриванием трубки, но то оказался лишь первый посетитель.

Не успел он сделать несколько глотков вина, как с ним поздоровался и попросил разрешения поговорить светловолосый парень, понять его было трудно, ибо речью его была какая-то едва разборчивая смесь испанских и португальских слов, причём очень скверно произнесённых.

— Но на каком языке говорить с тобой, приятель? Твой португальский даже не годится для негров из Анголы. Английский знаешь? — Последней фразой Альвейра перешёл на язык Туманного Альбиона, коим владел почти в совершенстве.

— Да, капитан, гораздо лучше португальского. — Кивнул головой молодой человек, тоже переходя на английский. — Я ищу работу, а тут заметил, что около Вас ошивается ростовщик Хаим, любому дураку понятно зачем.

— Ты из его должников?

— Помилуй Бог! Да лучше пусть меня повесят!

— Ты мне нравишься, парень! — Рассмеялся Альвейра. — Скажи своё имя.

— Иван, Иван Серов, я русский. Последние три года работал на американских судах, английский выучил. Там меня записывали как Джони Грэй.

— Чёрта с два! Только не на моём корабле! Зачем мне Джони Грэй?! Иван… ну, это как-бы Хуанито, наверное так. А ещё любопытно, как мог русский матрос оказаться на Мадейре в поиске работы?

— Да ну… ещё и не то случается в жизни… — Иван хотел было уклониться от ответа, но пристальный взгляд капитана не позволил ему того сделать. — Ладно, капитану как священнику всё начистоту… Несколько лет назад я бежал с русского броненосца в порту Сан-Франциско, о причинах особенно говорить не хотелось, но, если синьор капитан наслышан о порядках на русских военных кораблях, то ничего пояснять и не потребуется. Дальше, как уже говорил, работал матросом на американских судах. Последний рейс подвернулся сюда, контракт в одну сторону. Судно было построено в Америке и куплено Португалией, здесь мы, собственно, передали его новым владельцам, получили расчёт. Теперь ищу работу, потому как в новой команде мне места уже не нашлось.

— Что-ж, весьма убедительно. — Кивнул головой Альвейра. — Я готов принять тебя матросом. Итак, парусный бриг"Габриэль", паровыми машинами не оборудован, контракт в одну сторону, рейс на остров Тимор, ну и заработок твой будет зависеть от того, на какую работу ты способен. Если понравится, можешь и дальше оставаться на судне,"Габриэль"будет доживать свой век на местных линиях. В общем будь на причале до заката, там разыщешь шлюпку, с надписью"Габриэль", ну и найдёшь рядом меня, либо моего боцмана Бальтазара Гуарду, такой мощный старик с широкой бородой, его не трудно узнать.

Капитан, лёгким жестом руки, показал что разговор окончен и отвернулся, возвращаясь к недопитому стакану. Однако, похоже собеседник проявлял лишнюю назойливость и упорно торчал на прежнем месте. Альвейра уже собрался отпустить ему пару крепких словечек для понимания, но, резко обернувшись, увидел на том месте, где только что был паренёк, некую облезлую фигуру довольно мерзкого одноглазого старика, грязного, будто только из кочегарки и оборванного, не иначе как от своры собак сбежавший. Было что-то жуткое в его облике, явно не от живого человеческого существа. Наверное самое отвратительное это единственный глаз, неестественно торчавший из своей орбиты, какой-то слишком большой, в нарушении всех мыслимых пропорций. Остатки его седых волос были увязаны грязной тряпицей, которая, одновременно с тем закрывала пустую глазницу отсутствующего глаза. Лицо безобразно сморщенное, казалось, с какой-то застывшей ехидной улыбкой.

— Синьор капитан угостит старого моряка стаканчиком вина? — Он бесцеремонно присел за столик Альвейры, вёл себя вызывающе нагло. — Да… капитан собирается в море… и очень далеко в море… — Старикан рассмеялся неприятными, скрипучими звуками. — А вот лежать на морском дне синьор капитан не пробовал? Сотню лет, а может и все пятьсот… Ты у него спроси, у Филиппа, он знает, он всё знает… Ты же встретишь его у мыса Бурь.

— Какого, к дьяволу, Филиппа? Ах ты, старая, тухлая каракатица, чёрт бы тебя побрал! — Терпение капитана Альвейры, похоже кончилось. — Я разве виноват, что у тебя мозги в пучок тины превратились! Пошёл прочь, старый дурак! Сам уходи, не хочу башмак марать о твою грязную задницу!

— Да, всегда было так… люди не любят Шрифтена, ну конечно… за что его любить? А вот лежать на морском дне… пятьсот лет…

— Официант! — Громкогласно произнёс Альвейра в никуда, ибо никто не поспешил на вызов. Капитан был уже вне себя и хотел порядком вздуть нерадивого официанта, допускающего к приличным посетителям всяких сумасшедших оборванцев.

Он поднялся из-за столика и проследовал в открытую дверь таверны, где удалось, таки, встретить нерасторопного подавальщика. Капитан ухватил его за шиворот, вытолкал на террасу, собираясь наглядно объяснить причину своих претензий. Однако за столиком было пусто.

— Чертовщина какая-то… — Удивлённо произнёс Альвейра, выпуская из руки сильно перепуганного официанта. — Ну и дрянь-же у тебя вино, амиго!

* * *

Солнце быстро клонилось к закату, готовясь, в течении какого-нибудь часа,"нырнуть"в воды Атлантики, успев перед тем порадовать грешников и праведников земных восхитительными красками тёплого заката. Кому уходящий день принёс больше радости, а кому печали — то лишь каждый за себя может сказать, да и то не всегда уверенно. Вот и капитан Альвейра мог только справедливо отметить, что сегодня порядком устал, но каков результат покажут следующие дни. Бесспорно удалось решить многие важные вопросы, несколько обнадёжила встреча с представителями акционерной компании, владельцем брига"Габриэль", но не обошлось без большой ложки дёгтя. С одной стороны, судовая касса должна пополниться, без малого, чем в двое, а это очень поможет решить проблему с кадрами, за деньги-то и черти пляшут. Однако, что касаемо дозагрузки судна, то этот пункт обернулся весьма скверной новостью, а именно и конкретно: компания собралась набить трюмы оружием для колонии, что, понятно могло грозить большими хлопотами в чужих водах, более того, в дополнение к немалому арсеналу, теперь придётся взять ещё полсотни бочек вина для губернатора колонии Восточного Тимора, чтоб ему лопнуть! Навязали такой товар, которому необходимо не просто место на корабле, а конкретно запертый трюм, да ещё желательно и с надёжной охраной. Редкий матрос не соблазнится перспективой бесплатной выпивки.

В раздумьях о событиях прошедшего дня капитан незаметно для себя дошагал до торгового причала, где его дожидалась шлюпка с корабля. На пирсе боцман Гуарда беседовал с двумя почтенными старцами, к ним внимательно прислушивался, находящийся рядом, Иван Серов, кажется мало чего понимая. С приближением капитана, разговор их быстро свернулся.

— Синьор Алонсо де-Альвейра, капитан брига"Габриэль", а это Олафсен и Янсен, мы познакомились в таверне. — Поспешил боцман представить джентльменов друг другу, словно соблюдая светский этикет. — Они норвежцы, опытные мореходы, хотели уже укорениться на острове, приобрели домик с виноградником, в общем все условия, чтобы встречать достойную старость, да только вот море оказалось сильнее и просятся эти достойные мужи вновь встать к штурвалу, вкусить, так сказать, нелёгкого матросского сухаря.

В этот день капитан уже привык удивляться, потому непонятная причуда Бальтазара Гуарды, притащившего этих глубоких стариков для работы матросами, показалось ему вполне закономерным продолжением."Наверное винный урожай этого года на Мадейре и вправду содержит нечто одурманивающее." — мог подумать капитан, иначе как объяснить сие. Он внимательно осмотрел старцев. Похожие друг на друга, словно родные братья, хотя это было не так. Оба низкорослые, коренастые, на слегка искривлённых ногах. У обоих вполне одинаковые широкие, абсолютно седые бороды, головы коротко острижены и на каждой по одинаковой, видавшей виды, фуражке с истёртым якорьком. Попытка угадать их возраст, сразу подходила к отметке где-то под восемьдесят, хотя старички, похоже, достаточно крепкие для своих лет, ибо передвигались без всяких тросточек и костыликов, да и дымили трубками, в которые входила такая щепотка табаку, что четырьмя пальцами не удержать.

— Ты спятил, Бальтазар! — Наконец сказал капитан. — Да они ведь ещё старше, чем ты! Зачем они нам? Нет, что-то не то с местным вином, если опять-же учесть, что ты хлебал его в самой дешёвой таверне.

— Это правда, был такой грешок за мной. — Усмехнулся боцман, без тени сожаления на лице. — Иначе не познакомился бы с этими достойными людьми. Да, конечно по мачтам они уже лазить не смогут, но вполне способны стоять у штурвала. Капитан, поверьте мне, Олафсен и Янсен настоящие стражи моря, просоленные души! Такие способны любую беду от корабля отвести.

— Что ты несёшь, негодный пьяница?!… а впрочем… — Альвейра вдруг почувствовал что-то весьма убедительное в словах боцмана. — Олафсен и Янсен, значит… да… и старики-то на этом острове странные. Кстати, уважаемые, а не известен ли вам такой местный персонаж, одноглазый и страшный, как облезлая швабра, называет себя Шрифтен?

Старики принялись что-то говорить друг другу, весьма оживлённо. Оказалось и голоса у них очень похожи, но изъяснялись они на совершенно не понятном языке. Капитану ранее не однократно приходилось слышать норвежский, однако сейчас показалось, что Олафсен и Янсен говорили на каком-то другом, древнем языке.

— Капитан видел Шрифтена. Это очень плохо, синьор капитан. — Наконец один из них, кажется Янсен, перешёл на португальский, коим, как выяснилось, владел вполне прилично, правда сильно растягивал гласные звуки, выдавая своё северное происхождение. — Шрифтен был штурманом у самого Вандердекера, на"Летучем Голландце". Это очень плохой дух.

— Да, нечто подобное я и ожидал… — Альвейра попытался произнести фразу максимально иронично, однако не получилось. — Меня посетил злой дух, которому слегка за пятьсот лет перевалило, с тем, чтобы выпросить стаканчик вина.

— Шрифтен умеет превращаться в противную одноглазую крысу. — Заговорил теперь Олафсен. — Он проникает на корабль, потом изгоняет всех остальных крыс, именно поэтому они бегут с обречённого корабля. Шрифтен поставляет души для"Летучего Голландца"! Ничто не сможет спасти судно, если на его борту штурман Шрифтен! Очень плохой дух…

— Забавные вещи вы, конечно, говорите, даже если просто дурачите меня. — Капитан усмехнулся, но опять получилось как-то не очень весело. — Только ни в каких чертей и духов я не верю, да поможет мне Святая Дева не убедиться в обратном!

— Пусть будет так, синьор. — Янсен одобрительно кивнул головой. — Мы просто хотим спасти ваш корабль от страшной участи. Поверьте, капитан, это стоит того, чтобы стерпеть у себя на борту двух стариков, тем более, что те всегда были лучшими из рулевых.

— Ну, ладно, беспокойные дедушки, будь по-вашему, спасайте мой корабль, только одно условие: не забивать пустые головы некоторых матросов своими морскими байками о всякой чертовщине. Иначе ближайший берег станет вашим домом, даже если то будет одинокая скала в океане.

Олафсен и Янсен удовлетворённо закивали головами, потом снова перешли на свой язык, явно обсуждая те вопросы, которых настойчиво не рекомендовал касаться капитан Альвейра.

Наконец дошло дело и до Ивана Серова, но с ним вопросов не стояло. Боцману надлежало, так сказать, определить степень пригодности нового матроса, после чего уже назначить сумму контракта, ну и как пожелание, быстрее овладеть португальским, дабы не напрягать старика дублированием команд на английский.

Столь насыщенный событиями да странными знакомствами день завершался, алые краски заката поблекли, с каждой минутой всё более уступая натиску ночи. Море, каким-то странным образом успокоилось до зеркальной глади деревенского пруда, словно замерло дыхание океана. Но более непонятным стал устойчивый запах рыбы, доносившийся с просторов Атлантики.

— Нет, неправильно будет сказать, что море пахнет рыбой. — Заметил Олафсен, почему-то усилив свой скандинавский акцент. — Нет, наоборот, это рыба пахнет морем. — Он сделал глубокий вдох. — Это и есть запах моря. Да, всё именно так.

Однако Янсен не дал приятелю вдоволь пофилософствовать, усаживался за весло шлюпки и, соответственно, второе предоставил Олафсену. Старики решили сразу показать капитану, что они ещё не совсем старые рухляди. Им это вполне удалось, шлюпка ходко передвигалась по водяной глади, будто за веслами сидели молодые парни. Капитан Альвейра окончательно оставил сомнения в отношении правильности своего решения, да, похоже и в правду будет польза от этих стариканов.

* * *

Как бы не мечтали акционеры колонии Восточного Тимора ускорить выход брига"Габриэль", но обстоятельства противились тому. После дезертирства основной массы и без того малой команды, людей на судне не хватало даже на то, чтобы поднять якоря, а это необходимо было сделать, иначе как подойти к причалу на погрузку."Габриэль", будучи ярким представителем эпохи парусного флота, не имел паровой машины и потому брашпиль его, коим вытягивались тяжёлые якоря со дна морского, приводился в движение мышечной силой матросов, числом не менее десяти. В принципе, если встать всем, не исключая капитана с помощниками да стариков, то можно было, наверное, провернуть брашпиль. Наверное… только вставал вопрос: на кой чёрт это надо! Уж не имея ли целью обеспечение прибыли акционеров колонии? Как бы не так! — Решительно подумал капитан Альвейра. Пусть сами те акционеры позаботятся о своих барышах. Хотите быстрее отправить судно — ищите команду. О том и заявил капитан своим работодателям, вполне твёрдо.

Альвейра, конечно, принимал усилия в пополнении экипажа, но особо из кожи вон не лез. Из того контингента, что предложил Шемон Хаим, взяли на борт лишь восемь человек. Понятно ведь, в должниках у него состояли не самые лучшие представители матросской специальности, а сплошь деклассированный элемент, пропойцы и доходяги. Какая польза с той команды, что посыпится листопадом с мачт?! Те же островитяне, кто был волен распоряжаться собой, наниматься на старый бриг не спешили. Того следовало ожидать, ведь работа на парусном судне тяжела, а опасностей несоизмеримо больше. Однако уже через несколько дней всё-таки хватило народу, чтобы поднять якоря, да поставить корабль к причалу, на погрузку. А ещё днём позже, с видом провинившихся блудных сыновей, на борт вернулись трое бывших дезертиров, видать отощали на вольных хлебах. Ещё с десяток человек, необходимых для океанского перехода, капитан Альвейра предоставил честь найти акционерной компании, пусть и они немного пошевеляться, тем более, что"Габриэль"стоял теперь пришвартованным к причалу, а это несколько дороже, нежеле на рейде.

Ну а пока полным ходом развернулась погрузка. Именно уместно будет сказать — развернулась широко. Виной тому оказались бочки с вином, которые капитан распорядился укладывать в самую удалённую часть трюма, чтобы максимально усложнить доступ к ним со стороны страждущих. Для этого пришлось сначала разгрузить чуть не половину уже имевшегося в трюмах груза, а уж потом только приступить, собственно, к погрузке. Но зато вожделенный напиток был теперь практически недосигаем, ибо находился в самой глубине трюма за накрепко заколоченной переборкой, которая, в свою очередь, скрылась за толстым слоем разнообразных мешков, тюков и ящиков, составляющих основной груз судна. Бездонные, как могло показаться, трюмы корабля нельзя было нагружать абы как, нужно соблюдать центровку судна, не допуская крена и дифферента. Потому ещё не раз приходилось разгружать, переставлять, перемещать с кормовых на носовые и обратно с носовых на кормовые отсеки, различные элементы груза. В общем работа тяжёлая и неблагодарная.

Тем хуже, что всё это мероприятие далеко не заканчивалось после загрузки трюмов. Теперь наставало время разместить палубный груз. Дальний переход требовал большого запаса провизии и немалая её часть присутствовала на корабле, так сказать, в живом виде, превращая свободные участки палубы в некое подобие деревенской фермы. Клетки с курами, загоны со свиньями, овцами и даже с крупным рогатым скотом, нормальный пейзаж для парусника, отправляющегося в дальнюю дорогу. Понятно, что этот запас"свежего мяса", в ожидании своей участи, сам потребляет немало корма, вот вам и ещё дополнительный груз. Да плюс наполненные цистерны пресной воды, экипаж парусника, как правило, многочисленный, отсюда и соответствующие потребности.

Через неделю постоянно продолжавшийся погрузки,"Габриэль"настолько глубоко сидел в воде, что его ватерлиния убедительно указывала на предельный вес. Как бы не хотелось акционерной компании отправить на далёкий Тимор ещё тонну-другую каких-либо мешков или ящиков, но капитан отвечал решительным отказом, а чтобы слова были более убедительны, позаботился убрать судно от причала подальше, на рейд порта. Тем более, что чиновники всё-таки нашли необходимый персонал для пополнения экипажа. Вот только обещанная компанией дополнительная сумма денег в корабельную кассу, до сих пор не поступила. Складывалось впечатление, что дельцы пытаются дурачить капитана и Альвейра, в свою очередь, поставил делом принципа добиться от них выполнения всех обещаний.

Определённо стоит отметить деловой подход компании к несговорчивым капитанам. Редкие они мастера, по этой части! Впрочем и редкие мерзавцы, как уже неоднократно отметил Альвейра. Сначала ему ловко навязали те бочки с вином, для его превосходительства губернатора Восточного Тимора, а они уже были сверх грузовой декларации, потом, каждый день, ещё подвозили бесконечные мешки да ящики, пока капитан наотрез отказался больше не принимать ни единого фунта груза. Лишь тогда чиновники предложили вооружить"Габриэль"несколькими орудийными стволами, понятно, для защиты в неспокойных водах. Знали, гады, что капитан вряд-ли откажется защитить своё судно артиллерией. Правда и Альвейра, не будь дураком, сумел настоять на том, чтобы судно вооружили не тяжёлыми старинными пушками, какие, из кожи вон, пытались навязать ему дельцы. Бывший военный моряк толк в оружии-то знает, потому пришлось компании разориться на современные скорострельные английские орудия, так называемые спингарды, они хоть и небольшого калибра, но даже это в данной ситуации было только плюсом, ибо меньше калибр — меньше вес, а, кроме того, в ближнем бою их преимущества над тяжёлыми стволами возрастают многократно. В конце концов"Габриэль"ведь не готовился противостоять военной эскадре.

Да уж, хватало ещё в девятнадцатом веке на морях беспорядка. Конечно уже остались позади времена пиратского беспредела и работорговцев, за коими охотились английские фрегаты. Не мало тогда народу пошло на корм рыбам, или болтались на ветру жуткими гирляндами, развешенные на реях своих судов. Лихое прошлое осталось позади, однако и сейчас путешествие вокруг Африки не давало гарантии безопасности, не говоря уже об Индийском океане да водах Индокитая. Практически на протяжении всего пути, предстоящего"Габриэлю"существовал шанс встречи с какой-нибудь мелкой пиратской шайкой, чьи шеи пока ещё уклоняются от витка крепкой пеньковой верёвкой. Парусник, не оборудованный паровой машиной мог бы таким показаться лёгкой добычей, однако теперь у"жертвы"выросли крепкие зубы и"Габриэль"способен за себя постоять. Правда, опять-же, ценой увеличения веса, ведь к орудиям нужны боеприпасы! Держите-ка ещё пару тонн груза.

Ну, вроде бы всё! Чиновники, скрепя сердце, а главное устав от справедливых обвинений, которые щедро выдавал им Альвейра, причём в достаточно грубой форме, сдались, выделили обещанную сумму и компания даже сняла с другого своего судна несколько матросов, кои были перенаправлены на"Габриэль". Капитан Альвейра дожал хитрых скупердяев по всем пунктам, кончились, таки, причины оставаться на острове Мадейра, ну, разве что, дождаться утреннего прилива и вперёд, на океанский простор, а там уже как Бог даст.

— Да поможет нам Святая Дева! — сказал капитан Альвейра, захлопнув судовой журнал, записью в котором закончил последний день пребывания на рейде Фуншала.

Глава

2

— Навались! Давайте, никчёмные бездельники. Здесь ума много не надо!… Пошёл!… — Заревел вот всю мощь голос Бальтазара Гуарды, подбадривая матросов на брашпиле.

— Хоу!…Хоу!… — Внушительным басом отозвался хор десятка мужских голосов.

Брашпиль или кабестан, как будет угодно, древнейшее изобретение ума человеческого, может уступает по возрасту лишь самому парусу, но уже точно добрую тысячу лет с помощью этого устройства возвращаются якоря со дна морского на борт своих кораблей. Конечно, с появлением паровых машин, уже был изобретён и неплохо работал паровой привод подъёма якорей, но"Габриэль"оставался архаизмом уходящей эпохи, потому его брашпиль работал, как и в древние времена, мышечными усилиями команды.

Матросы став по двое на каждую вымбовку — рычаг ворота брашпиля, наваливались всем своим весом на рукоятки, одновременно переставляя ногу для следующей опоры тела к палубе. Шаг тяжеленный, требующий одновременного усилия всех участников.

— Хоу!… — Ещё несколько щелчков предохранительного устройства от обратного раскручивания, возвестили об успешно пройденной частички поворота брашпиля.

— Навались! Ходом, ходом! Не останавливаться!

Шаг за шагом вытягивал якорную цепь. Прав боцман, ума тут много не надо, ишак даже справиться, если конечно, ушастому сил хватит. Наконец якорь вынырнул из воды и поднят на борт."Габриэль"получил свободу, утратив свои цепные оковы он, будто в нерешительности, медленно поворачивался, хотел убедиться в том, что его теперь действительно ничего не связывает. Но вот мачты быстро оделись в парусину, повинуясь тем же усилиям рук человеческих, развернулись принять в себя свежеющий ветер и бриг словно обрёл новую жизнь, заскользив навстречу слегка взъерошенной Атлантике.

Долог путь вокруг Африки, когда-то давно, собственно и открытый португальцем. Хотя капитан Альвейра сейчас, почему-то, меньше всего думал о великих свершениях своих соотечественников, однако он окончательно укрепился в своей уверенности обогнуть этот громадный континент без заходов в порт, вплоть до самого восточного побережья. По всем расчётам пресной воды и припасов должно было хватить до Мозамбика, лишь бы только надолго не застрять в штилевой полосе, близ экватора. Но о плохом думать не хотелось, пока судно бежало, как на крыльях, повинуясь почти попутному ветру.

Неплохо показала себя обновлённая команда, несмотря на все трудности и случайности набора участников. Казалось бы, во всём своём большинстве, откровенный сброд, но каким-то чудом, в несколько дней, из этой неоднородной массы удалось слепить единое и вполне боеспособное подразделение. Не большой проблемой оставался пока языковой барьер, не только Иван Серов, ещё несколько человек плохо владели португальским, от того требовалось пока переходить на английский в командах.

Что до Ивана Серова, то он как-то сразу нашёл себе место на верхних парусах, брамселях. Где, к удовольствию капитана, проявил себя надлежащим образом, сыскав впечатление лихого матроса, способного управляться на ноке — самом окончании брам-рея и, без всякого преувеличения, наиболее опасного участка при работе с парусами. В общем Хуанито, как Ивана переименовали на свой манер португальцы да испанцы, имел все шансы командовать на этом сложном месте, понятно, с соответствующей оплатой. Такая вот сразу нарисовалась ему перспектива карьерного роста и возможность отложить в свой карман несколько больше риалов, только учите язык португальский, синьор Хуанито.

В первые дни имели место несколько мелких стычек. Того и следовало ожидать, мужской коллектив, да ещё в замкнутом пространстве. Пространство матросского кубрика вовсе не палуба кают первого класса. Здесь всегда неприменно начнёт выстраиваться иерархия, хотите вы того или нет. Доминантным самцам, пусть даже представителям разумного вида, неприменно нужно подчеркнуть своё лидирующее положение: занять лучшее место за столом, коечку подвесить там, где захочется и тому подобное, конечно-же при этом грубо закрыть рот всем недовольным. Недовольные, в свою очередь, тоже предпочитают свой интерес соблюсти и остановить нахала руками, а иногда и ногами. Если процент дебоширов на судне превышает, тогда это может затянуться надолго, а то и вообще не прекратиться. Здесь многое будет зависеть от боцмана, способного быстро показать кто тут истинный доминант. Бальтазар Гуарда знал это очень хорошо, потому на"Габриэль"у драчунов не было никакого шанса долго махать руками и энергия их перенаправлялась в мирное русло."Успокоительное"прописывалось без задержек: швабра, скребок, тряпка да песок — превосходные средства для обуздания хулигана.

Кроме того на корабле появилось нечто вроде духовной составляющей, объединяющей так сказать экипаж в единое целое. Причиной тому стали старички — норвежцы, Олафсен и Янсен. Эти патриархи матросского ремесла пользовались полным, непререкаемым авторитетом команды, а кроме того явили себя великолепными рассказчиками разнообразных морских баек, сказок, знатоками всяких поверий да примет. Матросы слушали их, что называется, раскрывши рот. Хороший рассказчик в дальнем переходе будет, пожалуй, поценнее хорошего музыканта. Вот по этой-то части деды преуспевали. Бывало, поведав народу очередную легенду, затягивали старики старинную скандинавскую песню, воинственную, душевную, на низких тонах поэтическую мелодию для многоголосия, от которой мурашки по коже, а остальные как-то быстро стали подпевать им, похоже совсем не понимая слов, но хорошо попадая в тональность и неслась на волнами героическая песнь викингов, как тысячу лет назад.

Для капитана Альвейры пока не было причин пожалеть о том, что взял стариков на борт. Полагающуюся вахту у штурвала Олафсен и Янсен стояли достойно, правда пожелали выполнять свои обязанности вместе, пусть даже за меньшую оплату, но вдвоём крутить колесо штурвала, а заодно развлекать капитана своими байками, ибо Альвейра поставил их именно в свою вахту.

Конечно не могло все быть абсолютно гладко. Этакой шероховатостью, или, если угодно, паршивой овцой в здоровом стаде, ещё с первых дней определились два субъекта непонятной национальности, но называвшие себя канадцами. Мик Легро и Саид Шин, отчаянные пьяницы, хоть и не старые годами, понятно что из должников Шемона Хаима, может как матросы они были неплохи, однако умудрились сразу стать главной причиной для беспокойства боцмана. Началось с того, что едва подписав контракт, парни умудрились напиться до полного бесчувствия, несмотря на категорическое требование быть в работоспособном состоянии.

На"Габриэль"не было сухого закона, напротив, перед обедом и перед ужином матросы получали по сто грамм дешёвого рома, либо, если человек отказывался от алкоголя, стоимость пайки прибавлялась к заработку. Правда трезвенников на бриге почти не нашлось и предложенный ром всегда оказывался востребован. Беда лишь в том, что"некоторым штатским"сия винная порция казалась слишком малой. Вторую серьёзную взбучку выше обозначенные канадцы получили за то, что пытались отжать пайку у Ивана Серова, почему-то он им показался лёгкой жертвой. Ошиблись бедолаги, видать впервые имели дело с русским. Ваня сумел крепко навалять обоим обидчикам, воспользовавшись для того подвесной столешницей, ох уж эта русская традиция драться мебелью! Хуже всего, что такой неудачей обернулась для Легро и Шина уже первая попытка насильственного отъёма выпивки. Остальные обитатели кубрика, воодушевлённые примером Ивана, ответили пьяницам при мерно так-же, когда те предъявляли необоснованные претензии на их ром.

Ну а за третий проступок боцман Гуарда поручил Легро и Шину, помимо остальных обязанностей, высокую ответственность за матросский туалет — гальюн, где желал в любое время видеть безукоризненную чистоту. Проступок тот заключался в том, что ребята начали разведывать возможные подступы к винным бочкам, наглухо забаррикадированным в трюме. Опять им не повезло, неугомонные пьяницы были застигнуты при попытке разгородить лазейку к заветному участку трюма, где хранился вожделенный напиток. Как результат — новые синяки и унизительная должность корабельных гальюнщиков.

Всё это конечно детали, пока ещё ни одному капитану не удалось заполучить абсолютный эталон команды, всегда будут в нём присутствовать отдельные личности, требующие особенного внимания со стороны руководства. Но главное,"Габриэль"лихо бежал по волнам пользуясь наиблагоприятнейшим попутным ветром. Никто не сомневался что впереди его ожидают и свирепые шторма и изнурительные штилевые полосы, кои изматывают команду парусника гораздо сильнее любого шторма, и Бог ещё знает какие лишения. Дорога дальняя, на противоположную точку планеты, это тебе не за куст прогуляться.

* * *

К исходу третьего дня путешествия, когда на бриге заканчивался ужин, капитан решил поделиться с боцманом кое-какими соображениями относительно стариков Олафсена и Янсена. Дело в том, что с недавних пор Альвейра стал замечать некоторые странности в их поведении. За ужином старцы выпивали только одну порцию рома, по братски разделив её поровну, а вторую бережно сливали во фляжку. Мало того ещё старались припасти с собой какой-нибудь сухарик, галету, а то и кусочек мяса. Вроде бы ничего предосудительного, но как-то непонятны мотивы.

Капитан нисколько не сомневался, что от всевидящего ока боцмана Гуарды такой факт не мог ускользнуть, однако Гуарда слушал с большим интересом, будто не понимая о чём речь.

— Перестань валять дурака, Бальтазар! — Альвейра нахмурил брови, недовольный откровенно фальшивой клоунадой слушателя. — Или ты забыл сколько лет мы знакомы?

— Да, капитан, конечно… — Виновато закивал головой Гуарда. — … да я не мог того не заметить, я поинтересовался зачем старики тащат с ужина ром и сухари. Они…

— Ну, что ты осёкся. Договаривай, что там мутят эти старые дурни.

— Они ищут расположения Клабаутермана.

— Чьего расположения?… — Капитан даже выронил трубку от удивления.

— Клабаутермана. Корабельного духа, такого мелкого пакостника, который прячется в глубинах трюма… Ну там домовые, водяные, гномы всякие, а на корабле, значит, поселяется Клабаутерман. Ну и вот это существо…

— Довольно нести бред! — Остановил его Альвейра. — Я знаю кто такие Клабаутерманы. Старинное скандинавское поверье о корабельных карликах со сморщенными зелёными мордочками. Только первый раз слышу, что они любят ром. — Он улыбнулся. Налет тайны упал и ситуация показалась ему весьма комичной. — А я ведь запрещал старым олухам заниматься у меня на корабле всякой морской чертовщиной!

— Да, синьор, но Олафсен и Янсен считают, что снискав расположения Клабаутермана угощением, тот поможет им изловить Шрифтена, который, возможно, прячется в трюме, превратившись в корабельную крысу.

— Вот болваны! Они совсем выжили из ума! Да и я тоже хорош, на кой чёрт принял их… Ну пойдём, будем теперь вправлять мозги нашим дедушкам-маразматикам, что-ж ещё остаётся.

Будто в подтверждение разговора, первое, что капитан увидел, выходя на палубу, было то, как Олафсен и Янсен, прихватив фонарь, скрываются за трюмным люком.

— Ну, пожалуйста! — Тихо, но эмоционально произнёс Альвейра. — Они опять полезли в трюм, не иначе как кормить Клабаутерманов, чтоб их чёрт поколотил!

— Так и есть, синьор. — Улыбнулся в ответ боцман. — Только особого вреда в их поведении я не вижу, старички потешаются тем, во что верят, не больше.

— Вред в том, что, будучи суеверными ослами, они набивают пустые головы своих слушателей не тем веществом. Нет, надо высаживать старых дураков на берег и как можно быстрее, со всеми ихними Клабаутерманами вместе.

История на том не кончилась и в следующий миг на палубе возникли ещё два персонажа. В след за стариками они проскользнули в трюм, словно тени грешников. Мик Легро со своим приятелем Саид Шином, капитан едва успел их узнать, настолько быстро и бесшумно те передвигались, явно шпионя за стариками. Но уж в отношении их цели не было никаких сомнений.

— Ага, а вот, собственно и клабаутерманы пожаловали на угощение. Видишь, Бальтазар, что у нас происходит? Главное, никакой мистики на самом-то деле нет, заметь, всё проще простого оказалось. Да… Старые олухи, в своём суеверном трепете, таскают ром и сухари для корабельного духа, который живёт, на самом деле, исключительно в их усохших мозгах, но наших очарованных дедушек выследили пьяницы Шин и Легро, одним словом, никакому Клабаутерману рома не досталось.

Альвейра снисходительно махнул рукой, потом поспешил раскурить трубку, история позабавила его. Боцман Гуарда, напротив, пришёл в ярость и незамедлительно бросился в трюм, изрыгая проклятия. Дальше, понятно, что не сладко пришлось алкоголическим гальюнщикам. Со стороны могло показаться, будто неведомая сила выбросила их друг за другом из трюма и заставила бежать без оглядки, в припадке панического страха. Однако боцман со стариками не спешили вернуться на палубу и это показалось немного странным.

Капитан, немного подождав, уже собрался сам спустится в трюм, когда ему навстречу вынырнул из темноты луч тусклого фонаря. Вслед за боцманом вылезли Олафсен и Янсен, оживлённо говоря на своём странном языке. Янсен нёс какой-то непонятный предмет, увидев капитана, он осветил фонарём свою ношу. То оказалось дохлой крысой, отвратительно тощей, просто скелет, обтянутый облезлой шкуркой, более того, крыса была явно одноглазой.

— Шрифтен! — Коротко пояснил Олафсен.

— Немедленно брось за борт эту гадость! — Приказал капитан, поёжившись будто, среди тёплой ночи, холодком потянуло из могильной ямы.

Крыса улетела за борт и Янсен, несколькими хлопками в ладоши, демонстративно отряхнул руки.

— Так, друзья мои, дайте-ка я угадаю. — Капитан Альвейра перешёл на ироничный тон. — Значит, вы хотите мне сказать, что вашими стараниями было достигнуто соглашение с Клабаутерманом, корабельным духом и тот помог вам прихлопнуть другого духа — Шрифтена, самого штурмана Летучего Голландца! А поскольку вам удалось убить того самого крысу-Шрифтена, то всё наши беды позади… Так что ли?

— К сожалению, синьор капитан, Шрифтена нельзя убить. — Ответил Олафсен, опять усилив скандинавский акцент. — Но его больше нет на борту!

— Замечательно, очарованные дедушки, значит у вас нет больше причин заниматься всякой суеверной чепухой у меня на борту? — Ирония растворилась и в голосе капитана зазвучали суровые нотки. — По горло сыт я вашими клабаутерманами и шрифтенами!

Старики не спорили, но и не опускали голов, с виноватым видом. Нет, они спокойно стояли и, с чувством удовлетворения, слушали так, будто капитан хвалил их за успешную работу.

Не факт, что именно тогда убеждённый материалист Алонсо де-Альвейра впервые слегка призадумался о реальности некоторых сущностей потустороннего мира. Ведь до того он лишь снисходительно посмеивался над матросскими суевериями, считая их достойными исключительно для тупых и безграмотных голов. Конечно капитан не уверовал в одночасье во всех духов и призраков, крепкий мозг его продолжал держать стойкую оборону, но некий червячок, так-таки, начал прогрызаться сквозь твёрдую стену.

Всю ночь снилась всякая дрянь о бегущих крысах, потом опять-же одноглазые крысы, прогоняющие с корабля своих собратьев и, наконец, сам Шрифтен, в своём естественном обличии, каким видел его на Мадейре. Он прибывал в состоянии ярости, грязно ругался и угрожал самыми жуткими проклятиями.

Опять команда не подвела ожидания своего капитана и уже в ближайшие дни, из уст в уста, начали передаваться"правдивые"свидетельства о присутствии на судне некоего карлика, одетого в потрёпанную матросскую куртку и шляпу — зюйдвестку, как правило, нахально покуривающего трубку в различных потаённых местах корабля. Матросы всерьёз доказывали друг другу необходимость добиваться доброго расположения к себе этого существа, а иначе, мол, беды не миновать, ибо клабаутерманы, по сути своей, существа злые и потому он будет непременно пакостить на каждом шагу, если только не почувствует должного уважения к своей персоне.

На радость корабельным крысам, резко увеличилось число сухариков и галет, оставляемых в укромных уголках трюма. Капитану Альвейре оставалось только разводить руками да сквернословить по поводу нового витка суеверий в команде.

* * *

Не удалось бригу"Габриэль"избежать штилевой полосы. В десяти градусов северной географической широты, не доходя экватора, паруса обвисли, как простыни в прачечной, жаркий воздух застыл, полностью обездвиженный, оттого казался тяжёлым и тягучим, требующим большего усилия для его вдыхания. Старик Океан успокоился до глади тихого лесного озера, словно разнежился под солнечными лучами и задремал, лишь самым лёгким покачиванием выдавая своё дыхание. Испарения поднимались от водной поверхности, до предела насыщая влажностью раскалённый солнцем воздух. Над несколькими участками палубы натянули парусину, но особого облегчения она не давала, а равно как и периодическое обливание палубы забортной водой. Люди изнывали не хуже грешников в аду, мечтая хотя-бы о легком дуновении ветерка.

Ночью, когда безоблачное небо открывало звезды и они отражались полной яркостью в воде, корабль будто зависал в космосе, имея вокруг себя ото всюду, и сверху, и снизу бриллиантовую россыпь далёких светил. Отсутствием ветра, как космическим вакуумом, был обездвижен"Габриэль", потому не мог перемещаться в этой галактике, оставаясь неподвижной точкой в центре мироздания. Только восходящая после полуночи луна разрушала иллюзию, потому как яркой линией высвечивала на воде свою дорожку, словно указывая путь. Но ветра нет! А что может парусник без ветра? Ничего! Мореходных качеств сразу становиться не больше, чем у дрейфующего бревна.

С незапамятных времен настоящим проклятием для парусных кораблей были штилевые полосы, где не один месяц можно было провести без движения, в томительном ожидании дуновения ветра. Да только ветры те, будто сговорившись, обходят самой дальней стороной судно с безнадёжно обвисшими парусами. Это испытание будет, пожалуй, потяжелее серьёзного шторма. Там близость реальной опасности заставляет мозг концентрироваться и работать на лучшем режиме, а здесь, в томительном бездействии, которое бесконечно растягивает время, можно просто свихнуться.

"Габриэль"штилевал уже вторую неделю. В борьбе со скукой уже давно все палубы отдраены до блеска, все медные детали начищены так, что сиянием своим затмят золото, заняться практически нечем и команда больше похожа на изнывающих от безделья пассажиров лайнера. К удовольствию"курортников"с правого борта спущен шторм-трап, в низу которого расположился бассеин, его границами служит прочная сеть, дабы уберечься от морских хищников. За неимением прочих занятий,"купалка"пользуется успехом. Жарко, никто не откажется окунуться.

Олафсен и Янсен опять показались просто незаменимы с богатым багажом своих баек, у них будто не кончался запас историй, которыми они развлекали команду. Стоит только старикам появиться на баке, где оборудована матросская курилка, народ начинает подтягиваться, расправив уши. Как только"зрительный зал"наполнялся публикой рассказчики начинали очередное повествование и получалось у них прекрасно, слушатели внимали каждому слову, как говориться: раскрывши рот.

Но вот, на второй неделе бесконечного штиля старички, вместо того, чтобы веселить народ какой-нибудь занимательной байкой, были замечены за старым, как мир, ритуалом привлечения ветра. Это когда начинают насвистывать и дуть в развёрнутый платок. Сухопутному человеку покажется сие забавным, но моряки парусных времён частенько прибегали к такому"колдовству", понятно, что с незначительным успехом. Однако в этот раз произошло нечто необъяснимое. Стрелка барометра, по-прежнему оставаясь на высоких показаниях и не предвещала никаких изменений погоды, но странное движение атмосферы вдруг заставило дрогнуть паруса, на лицах почувствовалось приятное дуновение лёгкого ветерка и он определённо усиливался.

— Живо на брасы, лодыри! — первым отреагировал Гуарда. — Свернуть сеть за бортом! Поднять шторм-трап!

Всё пришло в движение от радостного чувства избавления из плена затянувшегося безветрия. Двинулись реи, увлекаемые в разворот толстыми канатами брасов. Но посвежевший ветер не был попутным, более того, по отношению к нужному курсу, он вполне считался встречным."Габриэлю"пришлось использовать весь потенциал имевшихся косых парусов, чтобы двигаться максимально круто к ветру, но это уже казалось сущей мелочью. Главное что долетел долгожданный ветер, пусть хоть и встречный, не беда, теперь и такому рады! Корабль ожил, он вновь рассекает океанскую гладь!

Хорошо, но мало — так будет справедливо сказать, потому, что ветер, появившийся из ниоткуда, к вечеру так-же внезапно и пропал в никуда, а с наступлением ночи опять воцарился полнейший штиль и"Габриэль"снова зависал в пространстве среди звёздного неба.

Луна не спешила всходить, оставляя единственными светилами лишь далёкие звёзды, да корабельные сигнальные фонари. Всё замерло, будто открыв связь с космосом, настраивая даже самые тупые мозги на философский лад. Волшебная красота экваториальной ночи, таинственная иллюзия расположения где-то среди звёздного неба, мистика и чувство почти осязаемого присутствия высших сил. Но что-то было в той ночи особенное, непонятное, даже колдовское. Никто не спешил отходить ко сну, хотя, по настоящему, хоть какое-то, пусть и небольшое дело было только у помощников капитана Хардино и де-Фару, которым Альвейра поручил астрономические вычисления, с тем, чтобы учить молодёжь наиболее точно определять местоположение судна.

Матросы вяло покуривали свои трубки, видимо ожидая послушать на сон грядущий какую-нибудь приятную сказочку от Олафсена и Янсена. Однако старики почему-то не спешили сегодня потешить публику, вместо того вполголоса вели меж собой беседу на своём древнем языке.

Очень странным был и восход луны, а точнее сказать он и не показался восходом по сути. Будто кто-то фонарь включил, так появилась в эту ночь луна уже на достаточно высокой точке неба. В момент миллиарды микроскопических существ, составляющих морской планктон ответили фосфоресцирующим отблеском, объединившимся в единое призрачное сияние, окрасившее поверхность океана. Его мерцание завораживало и пугало. Люди, почувствовав неосознанный трепет перед силами природы, могли говорить лишь шёпотом.

И вдруг, среди всего этого таинственного великолепия, голос, удивительный по красоте тона, слабо нарушил тишину величественной ночи. Источник того голоса был точно не на корабле, но его направление не угадывалось, он проливался словно ото всюду, широким стереоэффектом. Мелодия, воспроизводимая не иначе как самим океаном, заставила всех раскрыть рты в немом удивлении. Показалось, что прекрасней этих звуков ничего не доводилось пока слышать ушам человеческим. Ни музыки, ни слов в ней не содержалось, только безупречное, виртуозное исполнение голосовых связок неведомого, мистического существа."Бельканто моря"безусловно имело над людьми гипнотическое воздействие, все стали медленно перемещаться поближе к борту, чтобы лучше слышать этот голос, такой манящий, притягательный.

— Прочь от борта! — Закричал Янсен во всю мощь своих лёгких. — Это наяды! Сирены, русалки, кому как удобней называть этих тварей. Они заставят вас прыгать за борт, если не очнётесь!

— Выполнять! — Первым пришёл в себя капитан Альвейра. — Прочь от борта!

В следующий миг над океаном грянула совершенно другая песня. Это Олафсен густым басом затянул какую-то старинную балладу викингов, от звуков которой кровь стыла в жилах. Сразу подхватил и Янсен, тоже стараясь во весь голос. Да, такая песня решительно не понравилась тем сущностям, что были за бортом. Вместо мелодичных звуков теперь слышалось яростное шипение и завывания.

— Всем подпевать, не жалея голоса! — Приказал Альвейра, видя такой эффект.

Понятно, что никто, кроме Олафсена и Янсена, не понимал слов той песни, но многоголосый хор зазвучал решительно и беспощадно, вот уж во истину, пели так, что чертям стало тошно. Всё было кончено с последними звуками той героической баллады и грозное песнопение однозначно отпугнуло от корабля неведомых тварей. В дальнейшем ночь, похоже, имела все шансы превратиться в обыкновенную, похожую на все остальные. Исчезло фосфоресцирующее сияние, смолкли все звуки за бортом и, с последним куплетом песни викингов, воцарилась прежняя тишина. Только тревожно стало на корабле, народ был явно напуган.

Махровый материализм капитана Альвейры потерпел новый, сокрушительный удар. Теперь он реально почувствовал, что, в сущности, знает об океане не больше мальчика-юнги, в сравнении с этими морскими волками, Янсеном и Олафсеном. Да, вот тебе и старые, суеверные олухи! Капитан сердечно благодарил стариков за спасение команды, презентовав им бутылку хорошего рома из личных запасов.

— А как они выглядят, эти чёртовы наяды? — Любопытствовал Альвейра.

— Как выглядят? Упаси Вас Бог, капитан, узнать это! — Ответил Олафсен, сейчас совершенно без акцента. — Кто имел несчастие их увидеть, тот уже ничего не расскажет, ибо море его не вернёт!

— Да… — Многозначительно покачал головой Янсен. — Наяды беспощадны к людям, это точно! Они умеют так зачаровывать моряков, что те сами прыгают к ним за борт и тогда всё… В древние времена у викингов существовало поверье, будто наяды пожирают и тела, и души моряков. Но отогнать от корабля их можно только этой старой песней — воззванием к могучему Тору, лишь его боятся наяды. Хотите — верьте, капитан, хотите — нет.

— Рад бы не поверить, да ведь сам слышал завывания этих тварей. Спасибо вам, отцы…

* * *

Однако это было не последним происшествием той странной ночи. Когда все уже достаточно успокоились, капитан потребовал у своих помощников результаты их вычислений и был настолько поражён, что поначалу обозвал Хардино и Фару безмозглыми дураками. Они и вид-то на этот момент имели дурацкий да малопонимающий. Причиной явилось то, что высчитанные ими координаты судна показывали удаление от дневной точки более чем на пятьсот миль! Это притом, что бриг, борясь в течении дня со встречным ветром, передвигался зигзагом, меняя галсы, со скоростью не более пяти узлов, а значит подобное расстояние не смог бы пройти даже за неделю!

Но, после того, как Альвейра сам взялся за секстан и лично произвёл вычисления, они абсолютно совпали с результатами помощников. Мистика! Просто невероятно, за гранью понимания и никаких объяснений тому не было.

— Синьор капитан, видно нечистая сила за нас и вправду, крепко взялась. — Сказал Жозеф Хардино, в голосе его чувствовался серьёзный испуг. — Думаю, дьявол не выпустит нас из этого проклятого моря!

— Старший помощник Хардино! — Вспылил Альвейра. — Вы, кажется, забыли, что должность Ваша состоит не только в ответственности за собственную шкуру! Чёртов паникёр! Я не знаю… никто не знает каким образом мы переместились на пятьсот миль, но судно целое, команда жива, пищи и воды хватит ещё надолго. А если Вы продолжите находить причины для паники, то займёте койку в матросском кубрике, отстраню Вас от должности и соизвольте запомнить сие в точности, синьор старший помощник!

Второй помощник Фернандо де-Фару готов был провалиться сквозь палубу, со страха и, кроме того, это ведь именно он всю дорогу подпевал своему приятелю Хардино о всякой дьявольщине, а в виду последних событий испытывал просто мистический, первобытный ужас. Иначе сказать, конкретно от него подхватил бациллу паники старший помощник Хардино. Теперь же Фернандо испуганно дрожал и не сомневался в том, что капитанский разнос непременно должен был коснуться и его, буквально следующим эпизодом. Другой вопрос: чего он боялся сильнее?

— Ветер, синьор капитан! — Будто во спасение, прозвучал голос боцмана, откуда-то с самой кормы судна. — С северо-запада, попутный!

Альвейра сейчас же бросил распекать молодёжь и поспешил командовать постановкой парусов, вахта была его. Юные помощники почли за благо незамедлительно удалиться на безопасную дистанцию. Только на этом моменте взгляд капитана упал на барометр, сначала вскользь, но стрелка показывала такое, что заставило тот взгляд задержаться.

"Вот уж действительно чертовщина!" — Подумал он, ведь лично видел, как до всей этой истории с наядами барометр давал стабильно высокие показания, а тут его стрелка упала будто подкошенная.

— Слушай, Бальтазар, по-моему попутный ветерок этот предвестник хорошего океанского штормяги! Погляди вон на барометр, ровно с ума сошёл, резко-то как провалился. Видал? Такие показания дёшево не проходят! Командуй аврал, будем снимать брам-реи и крепить штормовые паруса, времени, как я понимаю, у нас мало.

Боцман кивнул, выражая полное согласие. Действительно едва успели снять верхние паруса, брамсели и бом-брамсели, спустили их вниз, вместе с реями, как ветер стал крепчать, набирать силу, от былого спокойствия океана не осталось и следа. Шторм поминутно наращивал свой натиск. Однако Альвейра не отказался от прежней идеи поставить штормовые паруса малой площади по ветру, чтобы идти, а точнее сказать, лететь по волнам с попутным штормом. В большинстве случаев это очень опасно для судна, малейшая оплошность может привести к тому, что корабль зароется в высокую волну, потеряет мачты, после чего буре уже ничто не помешает растерзать покалеченную жертву. Да, как правило, капитаны парусников предпочитали сопротивляться шторму, поставив судно под острым углом к направлению ветра, да ещё и желательно бросив плавучий якорь, для более устойчивого положения к волне.

Но"Габриэль", пренебрегая опасностью, летел с попутным штормом. Олафсен и Янсен заняли место у штурвала, к ним в помощь встали ещё два опытных матроса, остальной экипаж находился в полной готовности выполнить команды при ухудшении положения. Шторм крепчал, с каждым часом неуклонно увеличивал свой гнев, кажется, имея желание перерасти в настоящий ураган. С минуты на минуту капитан Альвейра вынужден будет отдать команду прекратить эту бешенную гонку, развернуть корабль под угол к ветру, бороться за выживание, а не скакать на носу рассвирепевшего зверя. Однако капитан медлил, не иначе как его забавлял азарт той схватки со стихией. Но команда начинала роптать, уж слишком силен был страх, вернее вся череда страхов, свалившихся на них в последние сутки.

Капитан непременно отдал бы ожидаемый всеми приказ, других и вариантов то уже небыло. Вот только, может за секунду до того, корабль вдруг ощутил серьёзный удар в низ корпуса, будто наскочил на подводный камень, хотя это было решительно невозможно ввиду километровых глубин тех мест."Габриэль", казалось, подпрыгнул словно кот, получивший хорошего пинка. Что стало причиной того толчка навсегда осталось тайной, но последствия незамедлительно явились самым неприятным образом. Бриг зарылся носом в огромную волну, которая резко развернула его, остановив тем самым безумную гонку. Мачты выдержали, их спасло то, что поставленные паруса разорвались в клочья, их плотная и крепкая ткань просто не смогла устоять яростному удару штормового ветра при том диком развороте судна, что"Габриэль"претерпел от захлестнувшего его водяного вала. Положение оставалось угрожающим, пока рулевым не удастся стабилизировать положение корабля, носом к волне. Беда в том, что потеренные паруса давали раньше необходимую управляемость, а сейчас, с голыми мачтами, корабль стал игрушкой у захлестнувшей его волны и чтобы выйти из её плена нужна какая-то внешняя сила.

На счастье, стараниями опытного боцмана Бальтазара Гуарды, был заранее сооружён и готов к применению плавучий якорь. Внешне неуклюжее, но достаточно хитроумное сооружение из ранее снятых брам-реев, накрепко связанных меж собой. Эта конструкция, снабжёная крепким канатом, незамедлительно отправилась за борт. Теперь волна, что захлёстывала бриг, становилась ему опорой, увлекая за собой плавучий якорь и тем самым натягивая канат."Габриэль"получил необходимую внешнюю опору, рулевое управление стало действовать.

Этого было недостаточно, необходимо поставить косые паруса, кливера малой площади, они дадут кораблю способность стоять против встречного, теперь уже, шторма и тем продолжить борьбу. Тому мешали клочья, оставшиеся от бывшего штормового паруса, они перепутались в блоках и поднять косые кливера не давали.

Капитан Альвейра вряд-ли мог даже самому себе объяснить то, что твориться с ним в такие моменты. Он опять оказался на мачте, осознавая как ему необходим ещё хотя бы один человек в помощь, плохо только, что команды следовать за ним капитан никому не отдавал. Альвейра посмотрел вниз. Ха, ничуть не бывало! Он на мачте не один, Иван Серов упорно лезет следом.

— Хуанито! Достойно уважения, матрос! — Прокричал Альвейра, сквозь грохот шторма.

— Выполняю свой долг, синьор капитан! — Ответил Иван, почти пафосно.

— Опять, молодец! Впервые слышу, как ты произносишь португальскую фразу правильно. — Капитан остановился, позволяя Ивану его догнать. — Смотри, Хуанито, нам надо всего-то, расчистить два блока. Давай, сделаем это! С меня стакан хорошего рома.

Мачта жутко раскачивалась, лучше всего было и не пытаться определять своё положение в пространстве, а концентрировать внимание на близких целях. Альвейра указывал на забитые рваной парусиной блоки, но Иван и так прекрасно понимал, что надо делать. Хорошо ещё никто не пытался двигать те самые снасти, иначе клочья штормового паруса могли ещё крепче замотаться, что сильно осложнило бы задачу. Правда и без того пришлось приложить немало усилий, а главное, чудеса сноровки, удерживаясь на верёвочных вантах и одновременно орудовать ножами для расчистки столь нужных сейчас частей такелажа.

Как не прилагала буря всех своих усилий, чтобы стряхнуть с мачт двух дерзких смельчаков, они вышли победителями из той схватки. Штормовые кливера поднялись на причитающее им место и"Габриэль"стал не по зубам рассвирепевшему чудовищу. Теперь, удерживаясь плавучим якорем да имея на мачтах нужную парусину, бриг, навроде стойкого оловянного солдатика, достойно сопротивлялся шторму, нос его держался рассекая волну, корабль имел хорошую управляемость, в общем, вроде бы стоило вздохнуть с облегчением. Однако не удалось так дёшево отделаться, практически не заплатив за дерзкую попытку идти с попутным штормом.

Новая напасть! Едва только"Габриэль"обрёл устойчивое положение, а капитан Альвейра в сопровождении Ивана Серова вернулись на палубу, как доложили о том, что в трюм поступает вода. Слава Богу, две помпы пока справлялись с откачкой, иначе будет невероятно сложно добраться до предполагаемого пролома в корпусе, учитывая полную загрузку трюма. Даже если течь не увеличится, всё равно это был крайне неприятный момент. Поступающая вода портила груз, не говоря уже о том, что теперь постоянно нужны люди, работающие на ручных помпах. Занятие-то не из самых лёгких и четвёртки откатчиков нужно менять каждый час, только так сей процесс будет максимально эффективным. Борьба за живучесть продолжалась.

К полуночи шторм, похоже поистратил свою ярость и стал медленно затихать. Но причин для радости всё-равно было мало, вода продолжала поступать в трюм, помпы монотонно хлюпали, возвращая её обратно океану. Ночь побещала быть не самой скучной, так, впрочем, оно и вышло. Матросы здорово вымотались, меняя друг друга на помпах и поспать удавалось лишь урывками, не больше часа. Только сейчас это не имело значения, вопрос жизни всегда отодвинет вопрос отдыха.

* * *

С рассветом море окончательно успокоилось, поднимающееся на востоке солнце обещало безоблачный день, да и стрелка барометра, вернувшись на нормальное показание, давала уверенность, что всё будет именно так. Ветер утих до слабого, но оставался в прежнем направлении, как и недавний шторм, а значит при курсе к африканскому берегу, был попутным. Однако при всех благоприятных условиях"Габриэль"лежал в дрейфе.

Причиной тому, конечно была пробоина в корпусе. Несмотря на соблазн поставить все паруса по ветру, капитан Альвейра принял решение ждать светлого времени суток и попытаться устранить образовавшуюся течь. При движении судна поступление воды в трюм могло усилиться, что безусловно обернётся большими проблемами. Сейчас, когда утих шторм, появилась возможность оставить для откачки воды только одну помпу, она вполне справлялась и это явилось для команды серьёзным послаблением.

Рассвета ожидали для осмотра корпуса снаружи. Ясно, что пробоина находилась ниже ватерлинии и если получится до неё добраться, тогда возможно удастся наложить пластырь. Кроме того, определив точное положение, будет ясно какой именно участок трюма нужно разгрузить, с тем, чтобы проникнуть к месту той пробоины изнутри и окончательно устранить течь.

Непросто оказалось это сделать. При осмотре со шлюпки"хитрая"пробоина не открывала своё место, пришлось нескольким добровольцам нырять и досконально исследовать подводную часть судна. Наибольшая опасность этого мероприятия не замедлила явить себя в образе бродячих акул, непонятным образом кровожадные твари почуяли поживу и начали кружить, пока на почтительном удалении, точно производя разведку. Спустили ещё две шлюпки с вооружёнными стрелками, а кроме того несколько человек с винтовками следили за поведением акул с борта корабля. Но благо, в этот раз хищные рыбины оказались достаточно осторожны и воздержались от нападения на ныряльщиков, хотя и заставили прилично поволноваться.

Опять Ивану Серову выпал случай отличиться, он обнаружил пролом в левом борту, достаточно глубоко, почти у самого киля. Удар неизвестного предмета пришёлся как раз в незащищённое место, сразу ниже его начиналась металлическая обивка килевой части, возможно она бы спасла от пробоины, будь несколько повыше, но увы. Крепкая дубовая доска борта не выдержала внешнего воздействия и проломилась, открыв доступ морской воде в трюм корабля.

Капитан Альвейра принял решение положить"Габриэль"в крутой крен на правый борт, а добиться этого путём перемещения груза, что позволит максимально приблизить к поверхности место пробоины и, заодно, освободится в трюме доступ к аварийному участку. Такой вариант сразу доказал свою обоснованность. Плотнику с двумя помощниками удалось наложить на повреждённый борт надёжный пластырь из хорошо просмоленной парусины, в несколько слоёв и накрепко прибить его досками. После чего нечто подобное было проделано и со стороны трюма. В общем"заплатка"получилась добротная, потому обещала прослужить сколько надо.

Да, на тот день всё выглядело вполне прилично. Оставалось заново сбалансировать судно, поднять паруса, да воспользоваться попутным ветром. Вода больше не поступала в трюм, оставшуюся помпу, не без удовольствия, свернули, как говориться: дай Бог, больше не понадобиться.

Что испытывают люди, выходя победителями из схватки со стихией? Однозначно: чувство удовлетворения, даже несмотря на усталость. Победа придаёт сил, ну а творившаяся давеча мистика пока позабыта. Живы, значит будем жить!

Кстати, Иван Серов, он же теперь по местному Хуанито, получил приличное повышение, возглавив бригаду такелажников, кои занимались исправлением неисправностей в парусной оснастке. Достойная должность, бывшая до того вакантной, подразумевала двойное жалование, по сравнению с простым матросским. Так капитан Альвейра оценил его действия в недавней переделке, но и не забыл прибавить к высокой аттестации обещанную бутылку прекрасного канарского рома, из личных запасов.