Неточные совпадения
Ее возглас: «глупости какие!» отвлек его сразу совсем к другим чувствам и образам. Как похоже произнесла она этот
звук «глупости», такими же вздрагивающими грудными нотами! Может, и
поет она таким же низковатым голосом? И в чертах лица
есть что-то общее, — только у нее пепельного цвета плоские волосы, растрепанные теперь от ветерка, поднявшегося на палубе к вечеру, а у той — как смоль черные и слегка волнистые. И стан как будто похож, сколько можно
было видеть снизу, и рост также.
Когда она заговорила, он в ней распознал волжанку. Говор у нее
был почти такой же, как у него, только с особенным произношением
звука «щ», как выговариют в Казани и ниже, вроде «ш-ш». И увидал он тут только, что она очень молода, лет много двадцати. Стан у нее
был изумительной стройности и глаза такие блестящие, каких он никогда не видал — точно брильянтики заискрились в глубине зрачков.
Теркин
был как бы разбужен этим необычайным
звуком и быстро поднял голову.
И другая, вправо, около угла, — тоже в рубашке, простоволосая и босая, — прислонилась к забору, уперлась лбом о бревно и колыхалась всем телом, изредка испуская
звуки — не то плач, не то смех. Это
было на расстоянии одного аршина от того места, где он стоял.
Но страх его сейчас же отлетел. Вид Перновского,
звук голоса, вся посадка разжигали его. Пускай тот намекнет на розги. Это ему развяжет руки.
Выпей он стакан-другой вина — и он сам бы рассказал и при Кузьмичеве, через что прошел он в селе Кладенце.
Лицо Теркина делалось все нервнее и голос глуше. Перновский хотел
было что-то крикнуть, но
звук остановился у него в горле. Он вскочил стремительно, захватил свою шинель и выбежал вон.
— Нет-с! — крикнул начальническим
звуком Кузьмичев. — Ежели, господа, каждый пассажир
будет на капитана с кулаками лезть, так ему впору самому высадиться.
— На мне, — ответила она перехваченным
звуком, но он почуял, что она в обморок не упадет и
будет его слушать.
Особая деревенская тишина обволакивала его.
Звук трубы делал ее еще ощутительнее. Пастух играл совсем так, как бывало в селе Кладенце, когда надо
было выгонять корову.
Самый этот
звук «Калерия»
был для него неприятен.
Но когда раздались низкие грудные
звуки Марии Стюарт, он встрепенулся и до конца акта просидел не меняя позы, не отрывая от глаз бинокля. Тон артистки, лирическая горечь женщины, живущей больше памятью о том, кто она
была, чем надеждами, захватывал его и вливал ему в душу что-то такое, в чем он нуждался как в горьком и освежающем лекарстве.
Она рада бы
была прервать надрывающую мелодию, такую простую, доступную всякой начинающей девочке, — и не могла.
Звуки заплетались сами собою, заставляли ее плакать внутренне, но глаза
были сухи. В груди ныло все сильнее.
Не боялся ли он чего? Теперь ему ясно, что радости в нем нет; стало
быть, нет и желания оживить Серафиму хоть одним
звуком, где она распознала бы эту радость.
— Да полноте, Василий Иваныч, — выговорила она строже. — Я здорова! А там мрут ребятишки. Право, пустите меня в посад. Я бы туда слетала и в Мироновку
поспела… — Она понизила опять
звук голоса. Останьтесь при Симе. Как она еще
будет себя чувствовать?
Тон у служителя
был кроткий и как бы сказочный: он, видимо, сбирался рассказывать ему раз навсегда заученные пояснения, и самый
звук его голоса действовал слегка усыпительно, так что у Теркина по затылку сейчас же пошли мурашки.
Он проснулся раньше, чем заходили в трактире, слышал, как пастух трубил теми же
звуками, что и двадцать лет назад. Солнце ворвалось к нему сразу, — на окне не
было ни шторы, ни гардин, — ворвалось и забегало по стене.
Оттуда доносилось пение, довольно стройное, громкое, точно все молящиеся
пели, с протяжным
звуком в конце каждого возгласа, в минорном приятном тоне, отличном от обыкновенного пения православной службы.
Аршаулов откашлялся
звуком чахоточного, коротким и сухим, закурил новую папиросу и так же спокойно, не спеша, добродушными нотами, вспоминал, как долго учился он азбуке арестантов, посредством стуков, и сколько бесед вел он таким способом со своими невидимыми соседями, узнавал, кто они, давно ли сидят, за что посажены, чего ждут, на что надеются.
Были и мужчины и женщины. От некоторых выслушивал он целые исповеди.
— Ах! — вырвалось у нее тихим, детским
звуком, и она тотчас же подумала: „Что ж… сегодня, может
быть, все и решится“.
Излияния Антона Пантелеича он не мог счесть грубой лестью. Сквозь сладковатые
звуки его говора и книжные обороты речи проглядывала несомненная искренность. И чудаковатость его нравилась ему. В ней
было что-то и стародавнее, и новейшее, отзывавшее „умными“ книжками и обращением с „идейными“ людьми.
— Дитятко! — повторил он мужицким
звуком. Дитя малое… неразумное!.. Все это стряхнули вы разом… И следа не
будет. Все уладим. Не разорять я ваше гнездо пришел, а заново уладить!
Никогда еще в жизни не
было Теркину так глубоко спокойно и радостно на душе, как в это утро. Пеночка своими переливами разбудила в нем не страстную, а теплую мечту о его Сане. Так
напевала бы здесь и Саня своим высоким вздрагивающим голоском. Стыдливо почувствовал он себя с Хрящевым. Этот милый ему чудак стоит доверия. Наверное, нянька Федосеевна — они подружились — шепнула ему вчера, под вечер, что барышня обручена. Хрящев ни одним
звуком не обмолвился насчет этого.
Ничего ему не сказал и Теркин. Оба сидели на мшистом пне и прислушивались к быстро поднявшемуся шелесту от ветерка. Ярко-зеленая прогалина начала темнеть от набегавших тучек. Ближние осины, березы за просекой и большие рябины за стеной
елей заговорили наперебой шелковистыми волнами разных
звуков. Потом поднялся и все крепчал гул еловых ветвей, вбирал в себя шелест листвы и расходился по лесу, вроде негромкого прибоя волн.
Птицы смолкли, чуя возможность дождя, а то и бури. Один только дятел тукал где-то, должно
быть, далеко:
звуки его клюва доносились отчетливо и музыкально.
Последнюю полоску света заволокло; но тучи
были не грозовые, темноты с собой не принесли, и на широком перелеске, где притулились оба озерка, лежало сероватое, ровное освещение, для глаз чрезвычайно приятное. Кругом колыхались нешумные волны леса, то отдавая шелковистым
звуком лиственных пород, то переходя в гудение хвои, заглушавшее все остальные
звуки.
Неточные совпадения
Слышал он в груди своей силы // необъятные, // Услаждали слух его
звуки благодатные, //
Звуки лучезарные гимна благородного — //
Пел он воплощение счастия народного!..
Но река продолжала свой говор, и в этом говоре слышалось что-то искушающее, почти зловещее. Казалось, эти
звуки говорили:"Хитер, прохвост, твой бред, но
есть и другой бред, который, пожалуй, похитрей твоего
будет". Да; это
был тоже бред, или, лучше сказать, тут встали лицом к лицу два бреда: один, созданный лично Угрюм-Бурчеевым, и другой, который врывался откуда-то со стороны и заявлял о совершенной своей независимости от первого.
Стонала вся слобода. Это
был неясный, но сплошной гул, в котором нельзя
было различить ни одного отдельного
звука, но который всей своей массой представлял едва сдерживаемую боль сердца.
Анна, думавшая, что она так хорошо знает своего мужа,
была поражена его видом, когда он вошел к ней. Лоб его
был нахмурен, и глаза мрачно смотрели вперед себя, избегая ее взгляда; рот
был твердо и презрительно сжат. В походке, в движениях, в
звуке голоса его
была решительность и твердость, каких жена никогда не видала в нем. Он вошел в комнату и, не поздоровавшись с нею, прямо направился к ее письменному столу и, взяв ключи, отворил ящик.
Она не выглянула больше.
Звук рессор перестал
быть слышен, чуть слышны стали бубенчики. Лай собак показал, что карета проехала и деревню, — и остались вокруг пустые поля, деревня впереди и он сам, одинокий и чужой всему, одиноко идущий по заброшенной большой дороге.