Неточные совпадения
И роковой смысл
этого выпадения
я вижу даже не в том, что он дает перевес враждебной нам стороне.
Я даже склонен думать, что опасность
эта уменьшается.
И ныне перед европейским миром стоят более страшные опасности, чем те, которые
я видел в
этой войне.
И тогда может наступить конец Европы не в том смысле, в каком
я писал о нем в одной из статей
этой книги, а в более страшном и исключительно отрицательном смысле слова.
Я думал, что мир приближается путем страшных жертв и страданий к решению всемирно-исторической проблемы Востока и Запада и что России выпадет в
этом решении центральная роль.
Значит ли
это, что идея России и миссия России, как
я ее мыслю в
этой книге, оказалась ложью?
Нет,
я продолжаю думать, что
я верно понимал
эту миссию.
И
я хочу верить, что нынешняя мировая война выведет Россию из
этого безвыходного круга, пробудит в ней мужественный дух, покажет миру мужественный лик России, установит внутренне должное отношение европейского Востока и европейского Запада.
«
Я все робко смотрел на
эту нескончаемо идущую вереницу тяжелых всадников, из которых каждый был так огромен сравнительно со
мной!..
Я чувствовал себя обвеянным чужою силой, до того огромною, что мое „
я“ как бы уносилось пушинкою в вихрь
этой огромности и
этого множества…
Когда
я вдруг начал чувствовать, что не только „боюсь“, но и обворожен ими, зачарован странным очарованием, которое только один раз — вот
этот — испытал в жизни.
Произошло странное явление: преувеличенная мужественность того, что было предо
мною, как бы изменила структуру моей организации и отбросила, опрокинула
эту организацию — в женскую.
Этот колосс физиологии, колосс жизни и должно быть источник жизни — вызвал во
мне чисто женственное ощущение безвольности, покорности и ненасытного желания „побыть вблизи“, видеть, не спускать глаз…
Сам Розанов на протяжении всей книги остается
этим трепещущим «
я на тротуаре».
Но
я думаю, что христианская религия имела гораздо более опасного, более глубокого противника, чем «Бюхнер и Молешотт», чем наивные русские нигилисты, и противник
этот был — В. В. Розанов.
Я верю, что
это совершится под влиянием войны.
В народной жизни
эта особенная стихия нашла себе яркое,
я бы даже сказал, гениальное выражение в хлыстовстве.
И в глубине
я — культурный человек — такой же народ, как и русский мужик, и
мне легко общаться с
этим мужиком духовно.
Об
этом нужно поговорить в другой раз, но
я думаю, что в мире господствующее положение должно принадлежать или России и Англии, или Германии.
Я думаю, что и славянофилы не выразили
эту глубину русской души.
Низко было бы возложить на других убийство, которое нужно и
мне, и делать вид перед самим собой, что в
этом убийстве
я не участвую.
Я могу признавать правоту своего народа в мировой войне, но
это не есть правота исключительных нравственных преимуществ,
это — правота творимых исторических ценностей и красота избирающего Эроса.
В сущности,
это отказ от делания на том основании, что мир слишком плох для того, чтобы
я участвовал в его делах.
Я слышу, как говорят:
это очень «радикальный» человек, подавайте за него голос.
Я думаю, что
это слишком поверхностный взгляд.
Когда
я говорю, что передо
мной стол, то
это есть некоторая частная истина, но нет соответствия между
этим столом и моим утверждением, что
это стол.
Я уже много раз писал о социологическом характере логической общеобязательности и соответствии
этой общеобязательности и убедительности ступеням духовной общности.
Мне представляется
эта современная направленность поражением духа, упадочностью, смертобожничеством.
Как
я много раз писал, сделав
это основной темой, возможно противоположить ей зло и тварность, и предшествующую несотворенную, и потому не детерминированную свободу, иррациональную свободу.
Это откровение должно быть отнесено к Эпохе Духа Святого, о чем
я уже много раз писал.
Власть «мы» над всеми человеческими «
я» не означала человеческих отношений между ними, и
это верно для всех режимов.
Нельзя без волнения читать
эти строки: «
Я памятник себе воздвиг нерукотворный, к нему не зарастет народная тропа…» «Слух обо
мне пройдет по всей Руси великой…» «И долго буду тем любезен
я народу, что чувства добрые
я лирой пробуждал, что в мой жестокий век восславил
я Свободу и милость к падшим призывал».
Я могу ограничить свою свободу во имя жалости к людям, но могу
это сделать только свободно, и только в
этом случае
это имеет ценность.
Предельное выражение упадочной свободы
это: «оставьте
меня в покое».
Я много раз писал о том, что структура человеческого сознания не может быть понята статически, что она меняется, суживается или расширяется, и в зависимости от
этого человеку раскрываются разные миры.
Марксист-революционер (
я не говорю о социал-демократе эволюционном и реформаторском) убежден, что он живет в непереносимом мире зла, и в отношении к
этому миру зла и тьмы он считает дозволенным все способы борьбы.
Я не предполагаю следовать в
этом за ним.
Неточные совпадения
Хлестаков (придвигаясь).Да ведь
это вам кажется только, что близко; а вы вообразите себе, что далеко. Как бы
я был счастлив, сударыня, если б мог прижать вас в свои объятия.
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую
я будто бы высек, то
это клевета, ей-богу клевета.
Это выдумали злодеи мои;
это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Бобчинский. Сначала вы сказали, а потом и
я сказал. «Э! — сказали мы с Петром Ивановичем. — А с какой стати сидеть ему здесь, когда дорога ему лежит в Саратовскую губернию?» Да-с. А вот он-то и есть
этот чиновник.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими:
я, брат, не такого рода! со
мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)
Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что
это за жаркое?
Это не жаркое.
Аммос Федорович. Что ж вы полагаете, Антон Антонович, грешками? Грешки грешкам — рознь.
Я говорю всем открыто, что беру взятки, но чем взятки? Борзыми щенками.
Это совсем иное дело.