Неточные совпадения
Человеком, а не ангелом стал Сын Божий, и человек призван к царственной и творческой роли в
мире, к продолжению
творения.
Творчество не есть только борьба со злом и грехом — оно создает иной
мир, продолжает дело
творения.
Творение же
мира лежит по эту сторону, в Боге, во внутреннем движении проявленной Троичности.
В сознании воплощения Христа как продолжения
творения скрыто уже сознание творческой роли человека в
мире.
Но официальное учение о творчестве
мира в православии и католичестве — ветхозаветно, в нем не раскрыта до конца тайна Христа о том, что в Христе продолжается
творение человеком.
Для христианского сознания еще неведомо было творческое откровение о том, что задача человека и
мира создать небывалое, дополнить и обогатить Божье
творение.
Свобода со Христом и во Христе есть свобода нового Адама, свобода, любовью расколдовывающая
мир, свобода восьмого дня
творения.
Натуралистический взгляд на человека и
мир есть ветхий взгляд, порождение ветхого сознания, соответствующего эпохе незаконченного, семидневного
творения.
Половая активность направляется на создание
мира иного, на продолжение
творения.
Но в пантеистической мистике была неумирающая истина о том, что Творец и
творение интимно близки, что Бог в
творении и
творение в Боге, что все в
мире и в человеке происходящее происходит и в Боге, что энергия Божья переливается в
мир.
Незрелое, детское религиозное сознание вырывало пропасть между Богом и
миром, Творцом и
творением.
Объективирование, изречение, воплощение в актах не есть рационализация, не есть умерщвление; это — продолжение
творения мира, творчество совместное с Богом.
В
творении мира любовь Божия хочет не этого jeu divin [Божественная шутка, игра (фр.).], и в Слове Божием «игра» приписывается не Богу, но Его Премудрости, которая, восприемля откровение Божественного творчества, ощущает радость и упоение им.
Неточные совпадения
Положим, что я употребил прием легкомысленный, но я это сделал нарочно, в досаде, — и к тому же сущность моего возражения была так же серьезна, как была и с начала
мира: «Если высшее существо, — говорю ему, — есть, и существует персонально, а не в виде разлитого там духа какого-то по
творению, в виде жидкости, что ли (потому что это еще труднее понять), — то где же он живет?» Друг мой, c'etait bête, [Это было глупо (франц.).] без сомнения, но ведь и все возражения на это же сводятся.
В религиозном отношении он был также типичным крестьянином: никогда не думал о метафизических вопросах, о начале всех начал, о загробной жизни. Бог был для него, как и для Араго, гипотезой, в которой он до сих пор не встречал надобности. Ему никакого дела не было до того, каким образом начался
мир, по Моисею или Дарвину, и дарвинизм, который так казался важен его сотоварищам, для него был такой же игрушкой мысли, как и
творение в 6 дней.
«Разве она и теперь не самая свободная страна в
мире, разве ее язык — не лучший язык, ее литература — не лучшая литература, разве ее силлабический стих не звучнее греческого гексаметра?» К тому же ее всемирный гений усвоивает себе и мысль, и
творение всех времен и стран: «Шекспир и Кант, Гете и Гегель — разве не сделались своими во Франции?» И еще больше: Прудон забыл, что она их исправила и одела, как помещики одевают мужиков, когда их берут во двор.
Учение о Софии утверждает начало божественной премудрости в тварном
мире, в космосе и человечестве, оно не допускает абсолютного разрыва между Творцом и
творением.
Есть предвечная не тварная София в Боге,
мир платоновских идей, через нее наш
мир сотворен, — и есть София тварная, проникающая в
творение.