Неточные совпадения
Космос
есть истинно сущее, подлинное
бытие, но «мир» — призрачен, призрачна мировая данность и мировая необходимость.
Вновь признана должна
быть самоценность мысли (в Логосе) как светоносной человеческой активности, как творческого акта в
бытии.
Научность (не наука)
есть рабство духа у низших сфер
бытия, неустанное и повсеместное сознание власти необходимости, зависимости от мировой тяжести.
Прежде всего и уж во всяком случае философия
есть общая ориентировка в совокупности
бытия, а не частная ориентировка в частных состояниях
бытия.
И так как подлинный пафос философии всегда
был в героической войне творческого познания против всякой необходимости и всякого данного состояния
бытия, так как задачей философии всегда
был трансцензус, переход за грани, то философия никогда не
была наукой и не могла
быть научной.
Нельзя отрицать относительное значение логических категорий, на которых покоится научное познание, но придавать им высший и абсолютный онтологический смысл
есть просто одна из ложных философий, плененных мировой данностью,
бытием в состоянии необходимости.
История философии
есть в конце концов история самосознания человеческого духа, целостной реакции духа на совокупность
бытия.
[ «Дело состоит в направленности кантианства на самое себя: поскольку кантианская трансцендентальная философия исследует познание
бытия, постольку трансцендентальное философское познание систематизирует свои собственные принципы; подобным образом трансцендентальная философия
будет познавать априорную форму как внечувственно-действующее, но в логике теперь уже не должно таиться ничего помимо того, что дается априорной теорией и познанием чувственной данности» (нем.).]
Метафизическая интуиция не
есть только более истинное проникновение в реальную действительность, чем научный анализ с его понятиями, — она
есть также активно-творческое противление данному состоянию действительности во имя прорыва к высшему смыслу
бытия.
А познание
есть жизнь и динамика в
бытии, в познании цветет мир.
Философское познание не может
быть лишь пассивным, послушным отражением
бытия, мира, действительности — оно должно
быть активным, творческим преодолением действительности и преображением мира.
В творческом познавательном акте философии
есть порыв к иному
бытию, иному миру,
есть дерзновение на запредельную тайну.
Истина не
есть дублирование, повторение
бытия в познающем.
Истина
есть осмысливание и освобождение
бытия, она предполагает творческий акт познающего в
бытии.
Или истины совсем нет, и нужно прекратить всякие философские высказывания, или истина
есть творческий свет, освобождающий и осмысливающий
бытие.
Истина
есть освещение тьмы, и потому не может
быть истины о бессмысленной и беспросветной тьме
бытия.
Познание истины
есть творческое осмысливание
бытия, светлое освобождение его от темной власти необходимости.
Истину философского познания можно понять и принять лишь тогда, когда
есть зачатки той интуиции
бытия, которая достигла высшего своего выражения в творческом познавательном акте философа.
Критическая философия подвергает сомнению само
бытие, для нее все
есть лишь проблема, а человек стоит за самой критической философией, человек сомневается, человек ставит проблемы.
Эта человекоубийственная философия
есть проявление титанической гордости философа, не человека, а философа, и даже не философа, а самой философии, самого философского познания [Философия Гегеля — предельная и величавая попытка, попытка титана поставить философию выше человека и выше
бытия.
Это и
есть панлогизм, т. е. возведение логики и ее категорий в ранг абсолютного
бытия.
И все-таки в Гегеле мы должны увидеть неумирающую истину: для Гегеля познание
было развитием
бытия, познание — бытийственно.
Отъединенный от космоса, замкнутый в себе, потерявший связь с абсолютным
бытием, человек всего менее может
быть мерилом вещей.
Но не может
быть философия оторвана и отвлечена от глубочайших источников
бытия, от жизненно-религиозных соков, которые находит философствующий человек в своем микрокосме.
Факт
бытия человека и факт его самосознания
есть могучее и единственное опровержение той кажущейся истины, что природный мир — единственный и окончательный.
Приниженное положение, которое занял человек в данном состоянии природного мира и данной планетной системе, ничего не говорит против его центрального положения в
бытии, против той абсолютной истины, что человек
есть точка пересечения всех планов
бытия.
Или человек — образ и подобие Абсолютного Божественного
Бытия — тогда он свободный дух, царь и центр космоса; или человек — образ и подобие данного природного мира — тогда нет человека, а
есть лишь одно из преходящих явлений природы.
Человек не может
быть только отцом, отцом своих детей, будущих человеческих поколений, он должен
быть и сыном, должен иметь происхождение, должен иметь корни своей природы, уходящие в абсолютное
бытие и в вечность.
Антихрист и
есть окончательное истребление человека как образа и подобия божественного
бытия, как микрокосма, как причастного к тайне Троицы через Абсолютного Человека — Сына Божьего.
Но исчерпывается ли тайна жизни и
бытия тайной искупления,
есть ли окончательная задача жизни лишь спасение от греха?
Творческие порывы сопровождают всю историю человека, но творческая природа его
была обессилена космическим падением, погружением в низшие сферы
бытия.
Религиозная эпоха творчества
будет переходом к иному
бытию, а не к иной только «культуре», не к иным «наукам и искусствам».
И видно
будет, что творчество «культуры»
было подменой творчества «
бытия» в эпоху закона и искупления, когда творческие силы человека
были еще подавлены.
Ведь уделом вечной жизни должно
быть всяческое совершенство, во всем подобное совершенству Божьему, совершенство онтологическое, а не только моральное, всякая полнота
бытия.
Выход из этой трагической для христианства проблемы может
быть один: религиозное осознание той истины, что религиозный смысл жизни и
бытия не исчерпывается искуплением греха, что жизнь и
бытие имеют положительные, творческие задачи.
Творческий акт непосредственно пребывает в
бытии, он
есть самораскрытие сил
бытия.
Быть во всей полноте своего
бытия не значит творить, творить значит отрекаться от
бытия во имя объективации, во имя создания ценностей, превышающих
бытие.
Творчество
есть не обнаружение
бытия человека, а самоограничение
бытия, жертва
бытием.
Философия эта, по духу своему не творческая и не активная, а послушная и приспособленная, не допускает мысли о том, что греховно-ограниченное состояние человеческой природы, для которой невозможно творчество
бытия, может
быть преодолено, что разрыв субъекта и объекта не вечен.
Свет познания совершенно имманентен, внутрен
бытию, но в самом
бытии есть не только свет, но и тьма, т. е. в недрах
бытия есть иррациональное, не имеющее никакой связи с учением о познании и его границах.
Творческий акт
будет созидать новое
бытие, а не ценности дифференцированной культуры, в творческом акте не
будет умирать жизнь.
Литература перестает уже
быть только литературой, она хочет
быть новым
бытием.
На вершинах культуры ставится вопрос,
есть ли культура путь к иному
бытию или культура
есть задержка в середине и нет из нее трансцендентного выхода.
Тот же переход за границы искусства, порыв к предельному и иному
бытию был у великих русских писателей, у Гоголя, Достоевского, Толстого.
Окончательно опровергнута критическая гносеология может
быть не другой гносеологией, не философской мыслью, а самым творческим актом, иным
бытием.
Реальному и опытному переходу человека к иному
бытию будет соответствовать и иная гносеология.
Познание имманентно
бытию, идеи живут внутри природы как ее творческие силы, познание истины
есть жизнь в истине.
Познание по глубочайшей своей сущности не может
быть лишь послушным отражением действительности, приспособлением к данности — оно
есть также активное преображение, осмысливание
бытия, торжество в
бытии мирового разума, солнечный в нем свет.
А творческое познание
есть акт бытийственный, акт восхождения в
бытии.
Познание — не вне
бытия и не противоположимо
бытию, оно — в недрах самого
бытия и
есть действие в
бытии.
Неточные совпадения
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем
бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к тебе
была б надежною порукою за твой разум и сердце.
— Да, но они, Вурст, и Кнауст, и Припасов, ответят вам, что ваше сознание
бытия вытекает из совокупности всех ощущений, что это сознание
бытия есть результат ощущений, Вурст даже прямо говорит, что, коль скоро нет ощущения, нет и понятия
бытия.
Никогда еще большой корабль не подходил к этому берегу; у корабля
были те самые паруса, имя которых звучало как издевательство; теперь они ясно и неопровержимо пылали с невинностью факта, опровергающего все законы
бытия и здравого смысла.
— Менее всего, дорогой и уважаемый, менее всего в наши дни уместна мистика сказок, как бы красивы ни
были сказки. Разрешите напомнить вам, что с января Государственная дума решительно начала критику действий правительства, — действий, совершенно недопустимых в трагические дни нашей борьбы с врагом, сила коего грозит нашему национальному
бытию, да, именно так!
— Мысль, что «сознание определяется
бытием», — вреднейшая мысль, она ставит человека в позицию механического приемника впечатлений
бытия и не может объяснить, какой же силой покорный раб действительности преображает ее? А ведь действительность никогда не
была — и не
будет! — лучше человека, он же всегда
был и
будет не удовлетворен ею.