Русская религиозная философия особенно настаивает на том, что философское
познание есть познание целостным духом, в котором разум соединяется с волей и чувством и в котором нет рационалистической рассеченности.
Неточные совпадения
Главный герой раскола, протопоп Аввакум, несмотря на некоторые богословские
познания,
был, конечно, обскурантом.
«Для „общечеловека“, для citoyen’a, — писал Михайловский, — для человека, вкусившего плодов общечеловеческого древа
познания добра и зла, не может
быть ничего соблазнительнее свободы политики, свободы совести, слова, устного и печатного, свободы обмена мыслей и пр.
У него
была очень верная и очень русская мысль о соединении правды-истины и правды-справедливости, о целостном
познании всем существом человека.
Это
есть познание совокупностью духовных сил, а не одним разумом.
Общение в любви, соборность
есть критерий
познания.
Любовь
есть главный источник
познания христианской истины.
Так, эмпиризм сам по себе
есть заблуждение, но в нем
есть частичная истина, которая должна войти в теорию
познания более высшего типа.
Познание с его общеобязательностью, с порождаемой им необходимостью
есть рабство человека.
Нельзя нормально познавать без этики познания не потому, что логика и гносеология имеют исключительно дело с нормами долженствования, а потому, что
познание есть функция жизни и предполагает здоровую жизнь познающего.
Отвечая на этот чисто аналитический и критический вопрос, Кант установил, как ему это казалось (а многим кажется и до сих пор), основу общезначимых суждений для науки и в своем учении об опыте попытался выковать броню, предохраняющую от скептицизма, причем фактические условия
познания были возведены им в ранг основоположных, категориальных синтезов.
Приводя себе на память впечатление, какое производила моя мать на людей, которые ее видели в первый раз, я всегда припоминаю мнение Сократа, что «
познание есть только воспоминание того, что мы некогда знали».
Неточные совпадения
Нет спора, что можно и даже должно давать народам случай вкушать от плода
познания добра и зла, но нужно держать этот плод твердой рукою и притом так, чтобы можно
было во всякое время отнять его от слишком лакомых уст.
Ему
было девять лет, он
был ребенок; но душу свою он знал, она
была дорога ему, он берег ее, как веко бережет глаз, и без ключа любви никого не пускал в свою душу. Воспитатели его жаловались, что он не хотел учиться, а душа его
была переполнена жаждой
познания. И он учился у Капитоныча, у няни, у Наденьки, у Василия Лукича, а не у учителей. Та вода, которую отец и педагог ждали на свои колеса, давно уже просочилась и работала в другом месте.
Слишком сильные чувства не отражались в чертах лица его, но в глазах
был виден ум; опытностию и
познанием света
была проникнута речь его, и гостю
было приятно его слушать; приветливая и говорливая хозяйка славилась хлебосольством; навстречу выходили две миловидные дочки, обе белокурые и свежие, как розы; выбегал сын, разбитной мальчишка, и целовался со всеми, мало обращая внимания на то, рад ли или не рад
был этому гость.
Брат Василий задумался. «Говорит этот человек несколько витиевато, но в словах его
есть правда, — думал <он>. — Брату моему Платону недостает
познания людей, света и жизни». Несколько помолчав, сказал так вслух:
Он прочел все, что
было написано во Франции замечательного по части философии и красноречия в XVIII веке, основательно знал все лучшие произведения французской литературы, так что мог и любил часто цитировать места из Расина, Корнеля, Боало, Мольера, Монтеня, Фенелона; имел блестящие
познания в мифологии и с пользой изучал, во французских переводах, древние памятники эпической поэзии, имел достаточные
познания в истории, почерпнутые им из Сегюра; но не имел никакого понятия ни о математике, дальше арифметики, ни о физике, ни о современной литературе: он мог в разговоре прилично умолчать или сказать несколько общих фраз о Гете, Шиллере и Байроне, но никогда не читал их.