Неточные совпадения
Но если
любовь к
свободе заменяется
любовью к рабству и насилию, то происходит измена.
Когда уравнительная тирания оскорбляет моё понимание достоинства личности, мою
любовь к
свободе и творчеству, я восстаю против нее и готов в крайней форме выразить своё восстание.
Так изначально определились внутренние двигатели философии: примат
свободы над бытием, духа над природой, субъекта над объектом, личности над универсально-общим, творчества над эволюцией, дуализма над монизмом,
любви над законом.
Не нужно исходить из
любви к миру, нужно исходить из противоположения
свободы духа миру.
Для меня это всегда было столкновение
любви и
свободы, независимости и творческого призвания личности с социальным процессом, который личность подавляет и рассматривает как средство.
Конфликт
свободы и
любви, как и
свободы и призвания,
свободы и судьбы, один из самых глубоких в человеческой жизни.
Она есть изначальная ценность и единство, она характеризуется отношением к другому и другим, к миру, к обществу, к людям, как отношением творчества,
свободы и
любви, а не детерминации.
Человек подвергается насильственной социализации, в то время как личность человеческая должна быть в свободном общении, в свободной общности, в коммюнотарности, основанной на
свободе и
любви.
Но Бог как субъект, как существующий вне всякой объективации, есть
любовь и
свобода, не детерминизм и не господство.
Человечность и есть главное свойство Бога, совсем не всемогущество, не всеведение и пр., а человечность,
свобода,
любовь, жертвенность.
Человек в своем восстании против страданий и несправедливости легко проникается «маратовской»
любовью к человечеству и восклицает: «
Свобода или смерть!» Белинский предвосхищает диалектику Достоевского, и Ив.
Бог не есть Промыслитель мира, т. е. Мироправитель, Миродержец, Pantokratos, Бог есть
свобода и смысл,
любовь и жертва, есть борьба против объективированного миропорядка.
Проблема теодицеи не разрешима объективирующей мыслью в объективированном миропорядке, она разрешима лишь в экзистенциальном плане, где Бог открывается, как
свобода,
любовь и жертва, где Он страдает с человеком и борется с человеком против неправды мира, против нестерпимых страданий мира.
Реальное «мы», т. е. общность людей, общение в
свободе, в
любви и милосердии, никогда не могло поработить человека и, наоборот, есть реализация полноты жизни личности, её трансцендирования к другому.
Ещё в самом обществе возможны прорывы к
свободе и
любви, ещё в мире объективации возможно трансцендирование, ещё в истории возможно вторжение метаистории, ещё во времени возможны достижения мгновений вечности.
Любовь к
свободе, с которой связано все достоинство человека, не есть либерализм, демократия или анархизм, а нечто несоизмеримо более глубокое, связанное с метафизикой человеческого существования.
Это неотвратимое свойство мира, утерявшего
свободу, соединенность в
любви и милосердии.
Нужна героическая
любовь к
свободе, утверждающая достоинство каждого человеческого существа и каждого существа вообще, исполненная жалости и сострадания, но чуждая ложной сентиментальности.
Справедливость делается дурной, когда она не связана с целостной личностью и
свободой, с жалостью и
любовью.
Невозможно и не должно отказаться от
любви во имя долга, социального и религиозного, это рабье требование, отказаться можно только во имя
свободы или во имя жалости, то есть другой
любви же.
Любовь, как было уже сказано, не принадлежит миру объективации, объективированной природы и объективированному обществу; она приходит как бы из другого мира и есть прорыв в этом мире, она принадлежит бесконечной субъективности, миру
свободы.
И потому возможен глубокий конфликт между
любовью и семьей, который есть лишь проявление конфликта между личностью и обществом, между
свободой и детерминацией.
Это парадокс
любви в мире, одно из проявлений парадоксальности
свободы в мире.
Ценность
любви только тогда не порабощает, если она соединена с ценностью
свободы.
Эстетизм в политике интересуется не столько справедливостью и
свободой, сколько эмоциональными состояниями, которые вызываются или идеализированным прошлым, или идеализированным будущим, остротой противоположений; он связан с взвинченным переживанием ненависти или
любви.
Любовь к
свободе, стремление к освобождению есть показатель уже некоторой высоты человека, свидетельствует о том, что человек внутренне уже перестает быть рабом.
В духовном освобождении человека есть направленность к
свободе, к истине и к
любви.
Свобода должна быть любовной, и
любовь свободной.
Только сочетание
свободы и
любви реализует личность, свободную и творческую личность.
«Иной» мир есть мир духовности,
свободы,
любви, родственности.
Неточные совпадения
Он хочет доказать мне, что его
любовь ко мне не должна мешать его
свободе.
— Нет, я бы чувствовал хотя немного, что, кроме своего чувства (он не хотел сказать при нем —
любви)… и счастия, всё-таки жаль потерять
свободу… Напротив, я этой-то потере
свободы и рад.
Поклонник славы и
свободы, // В волненье бурных дум своих, // Владимир и писал бы оды, // Да Ольга не читала их. // Случалось ли поэтам слезным // Читать в глаза своим любезным // Свои творенья? Говорят, // Что в мире выше нет наград. // И впрямь, блажен любовник скромный, // Читающий мечты свои // Предмету песен и
любви, // Красавице приятно-томной! // Блажен… хоть, может быть, она // Совсем иным развлечена.
«Я не мало встречал болтунов, иногда они возбуждали у меня чувство, близкое зависти. Чему я завидовал? Уменью связывать все противоречия мысли в одну цепь, освещать их каким-то одним своим огоньком. В сущности, это насилие над
свободой мысли и зависть к насилию — глупа. Но этот…» — Самгин был неприятно удивлен своим открытием, но чем больше думал о Тагильском, тем более убеждался, что сын трактирщика приятен ему. «Чем? Интеллигент в первом поколении?
Любовью к противоречиям? Злостью? Нет. Это — не то».
— Вы рассудите, бабушка: раз в жизни девушки расцветает весна — и эта весна —
любовь. И вдруг не дать
свободы ей расцвесть, заглушить, отнять свежий воздух, оборвать цветы… За что же и по какому праву вы хотите заставить, например, Марфеньку быть счастливой по вашей мудрости, а не по ее склонности и влечениям?