Неточные совпадения
Когда ваше познание есть познание «о чем-то», об объекте, то невозможно поставить
в глубине вопрос об онтологической
реальности и ценности.
В познании духа, которое и есть философия, должно быть внутреннее родство познающего со своим предметом, должно быть признание
реальности духа, должен быть творческий духовный опыт.
В объективировании же, которое мы видим
в историзме и психологизме,
реальность духа исчезает.
И вся проблема
в том, как от символов перейти к
реальностям.
Дюркгейм все же ищет религиозную
реальность, соответствующую религиозным представлениям, и находит ее
в обществе.]
В познании бытия человек есть совсем особая
реальность, не стоящая
в ряду других
реальностей.
Это есть миф, всегда ведь заключающий
в себе глубокую
реальность, о древней борьбе
в человеке за преобладание солнечного мужского начала и женственного начала земли.
Это мы видим
в творчестве познания,
в философии, которая предполагает бытие и сотворенный Богом мир, предметные
реальности, без которых мышление происходит
в пустоте.
И разница между ними та, что,
в то время как творческая фантазия созидательна и поднимает душу вверх, не отрицает и не извращает
реальностей, а преображает их и прибавляет к ним новые
реальности, т. е. есть путь возрастания бытия, фантазмы разрушительны по своим результатам, отрицают и извращают
реальности, и есть путь от бытия к небытию.
Человек, одержимый фантазмами и порождающий фантазмы, не имеет перспективы мира,
в которой все
реальности стоят на месте и находятся
в соотношении, соответствующем бытию, структуре бытия.
В мире фантасмагорическом все
реальности смещены со своих мест и извращены, структура бытия нарушена и все отнесено к эгоцентрическому существу, одержимому теми или иными страстями.
И вот все греховные страсти создают свои миры фантазм, нарушают и разрушают первичное чувство
реальности, делают человека антиреалистом, идеалистом
в дурном смысле слова.
Когда человек стал одержим и допустил власть над собой болезненного самолюбия, честолюбия, зависти, ревности, сладострастия, болезненного эротизма, корыстолюбия, скупости, ненависти и жестокости, то он находится
в мире фантазм, и
реальности не предстают уже ему
в соответствии со структурой бытия.
Из самолюбия одного человека возвышают, другого унижают, и ни один не воспринимается
в его
реальности.
Из самолюбия человек принимает за
реальность тот мир идей, который дает ему наибольшую компенсацию,
в котором самолюбие испытывает наименьшую боль.
Из самолюбия человек примыкает к тем или иным партиям, идеологическим направлениям, общественным группировкам и
в них видит наибольшую
реальность, потому что эти партии, направления, группировки менее ранят его самолюбие и дают ему большее удовлетворение.
Из самолюбия человек дружит с одними людьми и враждует с другими и определяет их
реальность и удельный вес
в зависимости от того, компенсируют ли эти люди его самолюбие или причиняют ему боль.
Самолюбие создает свой фантасмагорический мир,
в котором все
реальности смещены.
Смирение
в глубоком смысле слова есть не что иное, как освобождение от фантазмов, созданных эгоцентризмом, раскрытие души для
реальностей.
В то время как любовь обращена на личность человека, на образ Божий
в нем и стремится утвердить ее для вечности, похоть знает лишь себя, она эгоцентрична и не видит никакой
реальности в мире.
Фантазм есть все, что не выводит человека из себя к другому, не преодолевает эгоцентризма, ищет лишь для себя, не хочет знать
реальностей, не вкоренено
в бытии.
А так как страх
в той или иной степени и
в том или ином отношении свойствен всем людям, то можно сказать, что человек
в этом грешном мире вообще неверно распознает
реальности и все его перспективы жизни искажены фантазмами.
Страх, и особенно страх, переходящий
в трусость, — плохой путь познания вещей, установки
реальностей.
Самая высокая форма страха, страх вечных адских мук, страх религиозный, очень неблагоприятна для познания, для чистого предметного созерцания, для видения соотношения
реальностей в мире.
Но ложно было бы, безбожно и бесчеловечно до последнего Божьего суда разделять человечество на два лагеря, на людей, живущих
в Божьем мире,
в бытии и воспринимающих
реальности, и на людей, живущих
в мире фантасмагорическом,
в небытии и потерявших способность воспринимать
реальности.
Розанов, которого нужно признать величайшим критиком христианского лицемерия
в отношении к полу, верно говорит, что
в христианском мире, т. е.
в мире христианской социальной обыденности, охраняется не брак, не семья, не содержание, не
реальность, а форма, обряд бракосочетания, закон.
В мире же подлинных
реальностей вопрос о моногамическом браке и решается совсем иначе.
Божий суд есть установление подлинных
реальностей и подчинение всех
реальностей высшей
реальности, подчинение
в порядке онтологическом, а не юридическом.
Неточные совпадения
И, как всякий человек
в темноте, Самгин с неприятной остротою ощущал свою
реальность. Люди шли очень быстро, небольшими группами, и, должно быть, одни из них знали, куда они идут, другие шли, как заплутавшиеся, — уже раза два Самгин заметил, что, свернув за угол
в переулок, они тотчас возвращались назад. Он тоже невольно следовал их примеру. Его обогнала небольшая группа, человек пять; один из них курил, папироса вспыхивала часто, как бы
в такт шагам; женский голос спросил тоном обиды:
Самгин был утомлен впечатлениями, и его уже не волновали все эти скорбные, испуганные, освещенные любопытством и блаженно тупенькие лица, мелькавшие на улице, обильно украшенной трехцветными флагами. Впечатления позволяли Климу хорошо чувствовать его весомость,
реальность. О причине катастрофы не думалось. Да,
в сущности, причина была понятна из рассказа Маракуева: люди бросились за «конфетками» и передавили друг друга. Это позволило Климу смотреть на них с высоты экипажа равнодушно и презрительно.
Она снова тихонько заплакала, а Самгин с угрюмым напряжением ощущал, как завязывается новый узел впечатлений. С поразительной
реальностью вставали перед ним дом Марины и дом Лидии, улица
в Москве, баррикада, сарай, где застрелили Митрофанова, — фуражка губернатора вертелась
в воздухе, сверкал магазин церковной утвари.
«Глупо. Но вспоминать — не значит выдумывать. Книга —
реальность, ею можно убить муху, ее можно швырнуть
в голову автора. Она способна опьянять, как вино и женщина».
Пение удалялось, пятна флагов темнели, ветер нагнетал на людей острый холодок;
в толпе образовались боковые движения направо, налево; люди уже, видимо, не могли целиком влезть
в узкое горло улицы, а сзади на них все еще давила неисчерпаемая масса,
в сумраке она стала одноцветно черной, еще плотнее, но теряла свою
реальность, и можно было думать, что это она дышит холодным ветром.