Неточные совпадения
Западники никакого своеобразия в русской
истории не видели, считали Россию лишь страной отсталой в просвещении и
цивилизации, западно же европейский тип
цивилизации был для них единственным и универсальным.
Западники были неправы потому, что они отрицали своеобразие русского народа и русской
истории, держались упрощенных взглядов на прогресс просвещения и
цивилизации, не видели никакой миссии России, кроме необходимости догнать Запад.
Он есть восстание против неправды
истории, против лжи
цивилизации, требование, чтобы
история кончилась и началась совершенно новая, внеисторическая или сверхисторическая жизнь.
Он хочет обращаться к черни, к низам и верит, что взбунтовавшаяся чернь, сбросив все оковы
истории и
цивилизации, создаст лучшую, вольную жизнь.
В сознании же именно Толстой был революционером, обличителем неправды мировой жизни, он анархист и нигилист, он восстает против мировой
истории и против
цивилизации с неслыханным радикализмом.
Не помню, как я очутился внизу, в одной из общественных уборных при станции подземной дороги. Там, наверху, все гибло, рушилась величайшая и разумнейшая во всей
истории цивилизация, а здесь — по чьей-то иронии — все оставалось прежним, прекрасным. И подумать: все это — осуждено, все это зарастет травой, обо всем этом — будут только «мифы»…
Ирландцы, — говорит Бокль, [Бокль Генри Томас (1821–1862) — английский либерально-буржуазный историк и социолог-позитивист, автор известной книги «
История цивилизации в Англии», переведенной на русский язык.] — несвободны потому, что питаются картофелем.
Неточные совпадения
— Женевские идеи — это добродетель без Христа, мой друг, теперешние идеи или, лучше сказать, идея всей теперешней
цивилизации. Одним словом, это — одна из тех длинных
историй, которые очень скучно начинать, и гораздо будет лучше, если мы с тобой поговорим о другом, а еще лучше, если помолчим о другом.
В заключение упомяну о знаменитой
истории картофельного бунта и о том, как Николай приобщал к благам петербургской
цивилизации кочующих цыган.
Мережковский совсем не чувствителен к правде толстовского протеста против лжи и неправды, на которых покоится
история и
цивилизация.
Но сейчас я остро сознаю, что, в сущности, сочувствую всем великим бунтам
истории — бунту Лютера, бунту разума просвещения против авторитета, бунту «природы» у Руссо, бунту французской революции, бунту идеализма против власти объекта, бунту Маркса против капитализма, бунту Белинского против мирового духа и мировой гармонии, анархическому бунту Бакунина, бунту Л. Толстого против
истории и
цивилизации, бунту Ницше против разума и морали, бунту Ибсена против общества, и самое христианство я понимаю как бунт против мира и его закона.
Философия
истории и социология К. Леонтьева, которая имела биологическую почву, учили о неотвратимом наступлении дряхлости всех обществ, государств и
цивилизаций.