Неточные совпадения
Несчастные
русские люди и после своего освобождения начинают утаивать свои мысли, чувствуют затруднение свободного высказывания, не могут дышать воздухом
свободы.
В первые дни
русской революции контрреволюционными называли притаившиеся силы старого режима и от них ждали угрозы делу
свободы.
Но скоро уже контрреволюционными силами были признаны партия народной
свободы, все
русские либералы, Государственная дума, Земский и Городской союз.
Русский правый максимализм и
русский левый максимализм — одной природы, одной стихии, одинаково отрицает всякую норму и закон, одинаково антикультурен и антигосударствен, одинаково не признает права и
свободы, одинаково поглощает всякий лик в безликой бездне.
Свобода — божественная ценность, высшая цель, мечта многих поколений лучших
русских людей.
В
русском нигилизме и
русском нигилистическом социализме нет
свободы духа, нет духовного здоровья, необходимого для творчества, нет никакой внутренней дисциплины, подчиняющей человека стоящим выше его святыням.
Кошмары и призраки дома умалишенных выпущены на
свободу и гуляют по земле
русской.
Русские смешали
свободу с хаосом, смешали самое низшее с самым высшим, верхнюю бесконечность — с нижней бесконечностью.
Народничество нашего интеллигентского, культурного слоя определялось не только
русской сострадательностью к униженным и оскорбленным, не только совестливостью, но и недостатком духовного мужества и духовной
свободы, слабым развитием личного достоинства и самостоятельности, потребностью найти опору вовне, сложить с себя ответственность, на других переложить активность духа в отыскании и определении правды.
Русский народ имеет свою единую, неделимую судьбу, свой удел в мире, свою идею, которую он призван осуществлять, но которой может изменить, которую может предать в силу присущей ему человеческой
свободы.
Пафоса
свободы человека нет в стихии
русской революции.
Есть большие основания думать, что
русские не любят
свободы и не дорожат
свободой.
И никаких реальных и существенных прав и
свобод человека
русская революция нам не дала.
Русские писатели, сознающие свое призвание, свое достоинство и свою ответственность перед родиной, должны были бы требовать провозглашения гарантии
свободы мысли и слова.
Разнузданность и цинизм танцорок достигали до такой степени, что приезжие истые парижане не верили глазам своим, уверяли, что у них в Париже ничего равного этому и нет, и не было, и не видывано, и бесконечно удивлялись par le principe de la liberté russe [Из принципа
русской свободы (фр.).].
Неточные совпадения
— Вот это всегда так! — перебил его Сергей Иванович. — Мы,
Русские, всегда так. Может быть, это и хорошая наша черта — способность видеть свои недостатки, но мы пересаливаем, мы утешаемся иронией, которая у нас всегда готова на языке. Я скажу тебе только, что дай эти же права, как наши земские учреждения, другому европейскому народу, — Немцы и Англичане выработали бы из них
свободу, а мы вот только смеемся.
Английский обычай — совершенной
свободы девушки — был тоже не принят и невозможен в
русском обществе.
Лютов, крепко потирая руки, усмехался, а Клим подумал, что чаще всего, да почти и всегда, ему приходится слышать хорошие мысли из уст неприятных людей. Ему понравились крики Лютова о необходимости
свободы, ему казалось верным указание Туробоева на
русское неуменье владеть мыслью. Задумавшись, он не дослышал чего-то в речи Туробоева и был вспугнут криком Лютова:
— Яков Самгин один из тех матросов корабля
русской истории, которые наполняют паруса его своей энергией, дабы ускорить ход корабля к берегам
свободы и правды.
«Вот этот народ заслужил право на
свободу», — размышлял Самгин и с негодованием вспоминал как о неудавшейся попытке обмануть его о славословиях
русскому крестьянину, который не умеет прилично жить на земле, несравнимо более щедрой и ласковой, чем эта хаотическая, бесплодная земля.