Неточные совпадения
Наоборот, несение креста есть освобождение от темноты и мрака
мира и мрака человеческого
страдания, есть просветление.
Происходило аскетическое освящение самых дурных, несправедливых и рабьих форм жизни
мира на том основании, что человеческая природа греховна и что для нее необходимы стеснения и
страдания, насильственная аскеза.
Если бы не было
страданий, не был бы унижен и бессилен человек, то не было бы и духовности, как трансцендирования жизни этого
мира, не возникла бы вера в трансцендентный
мир.
Духовность в этом
мире всегда остается связанной с опытом
страдания, с противоречиями и конфликтами в человеческом существовании, со стоянием перед фактом смерти и вечности.
Существо вполне довольное и счастливое в этом
мире, не чувствительное к злу и
страданию и не испытывающее
страдания, совершенно бестрагическое, не было бы уже духовным существом и не было бы человеком.
Чувствительность к злу
мира и способность к
страданию есть один из признаков человека как существа духовного.
И жажда избавления от «социальной обыденности» и посредственности может быть еще острее, чем жажда избавления от
страдания, причиняемого трагическими противоречиями
мира.
Не телеологическое понимание мировой жизни, которое всюду видит целесообразность, показывает существование иного
мира и Бога, а именно то, что
мир во зле лежит и полон
страдания.
Если бы все стало целесообразно в
мире, исчезли трагические противоречия жизни и не было бы больше
страданий, то у человека исчез бы дар трансцендирования самого себя, подъема к трансцендентному.
Людям очень трудно отказаться от целесообразности всего происходящего в
мире и, значит, трудно понять безвинное
страдание.
Распятие Сына Божьего есть ответ и на
страдание человеческое и на зло
мира.
Зло имеет двоякое проявление в
мире — темная злая воля распинающих и безвинное
страдание распинаемых.
В этом
мире есть зло, несводимое к добру, есть
страдание безвинных, есть трагическая судьба праведных и великих, в этом
мире пророки побиваются камнями и торжествуют злые, несправедливые, угнетающие людей, распинающие лучших.
В этом
мире есть
страдание невинных детей,
страдание невинных животных.
В этом
мире торжествует смерть, предельное зло и
страдание.
Но и стоики ищут прежде всего избавления от
страдания, не изменяя
мира, принимая его таким, каков он есть.
Стоицизм же думает, что
миром правит разум, но нужно достигнуть мудрого безразличия к тому, что причиняет
страдание, безразличия к смерти.
Если бы не было
страдания в
мире, лежащем во зле, то, вероятно, не было бы обострения сознания и возрастания духовности.
Зло и
страдание существуют в
мире потому, что существует свобода, свобода же ни почему не существует, это предел.
В
мире есть зло и несправедливость, есть безвинное
страдание, потому что есть не только причинность, но и свобода, потому что известное направление свободы стало неотвратимой причинностью.
Тут избавление от зла и
страдания, порожденных множественным чувственным
миром, достигается через отрешенность, через погружение в абстрактное, неконкретное единое.
Но когда литургическую и уединенную молитву признают единственной нужной помощью
мира и единственным спасением людей от неправды и
страдания, то происходит ритуалистическое извращение и сужение духовности.
Неточные совпадения
Он так часто старался уверить других в том, что он существо, не созданное для
мира, обреченное каким-то тайным
страданиям, что он сам почти в этом уверился.
— Всегда были — и будут — люди, которые, чувствуя себя неспособными сопротивляться насилию над их внутренним
миром, — сами идут встречу судьбе своей, сами отдают себя в жертву. Это имеет свой термин — мазохизм, и это создает садистов, людей, которым
страдание других — приятно. В грубой схеме садисты и мазохисты — два основных типа людей.
Ему доступны были наслаждения высоких помыслов; он не чужд был всеобщих человеческих скорбей. Он горько в глубине души плакал в иную пору над бедствиями человечества, испытывал безвестные, безыменные
страдания, и тоску, и стремление куда-то вдаль, туда, вероятно, в тот
мир, куда увлекал его, бывало, Штольц…
Она в первую минуту вспомнила смутно о том новом чудном
мире чувств и мыслей, который открыт был ей прелестным юношей, любившим ее и любимым ею, и потом об его непонятной жестокости и целом ряде унижений,
страданий, которые последовали за этим волшебным счастьем и вытекали из него.
«Да, совсем новый, другой, новый
мир», думал Нехлюдов, глядя на эти сухие, мускулистые члены, грубые домодельные одежды и загорелые, ласковые и измученные лица и чувствуя себя со всех сторон окруженным совсем новыми людьми с их серьезными интересами, радостями и
страданиями настоящей трудовой и человеческой жизни.